Страница 88 из 104
Словно в замедленной съёмке, без единого слова, тонкая чёрная фигура вскинула палочку и послала смертоносное проклятье в Мэри Эванс. Зелёное, густое плазменное облако устремилось вперёд, ударяя женщине прямо в грудь. На мгновение та застыла, а потом осела на пол, глядя перед собой бессмысленными, уже ничего не видящими, мёртвыми глазами.
Фигура в черном повернулась к Петунии, взмахивая палочкой. Однако Билл успел выхватить девушку из-под удара, дёрнув на себя.
Оцепенение, в которое Лили впала от неожиданного нападения, спало, как оковы.
Ею владело лишь одно желание - спасти семью. Она видела, что и отец, и мать упали, как подкошенные, но ни сердце её, не сознание не готово было верить худшему. Она ещё спасёт их, как только отобьёт нападение. Как только выгонит эту нечисть из дома, она всё исправит, всё вернет.
Схватив круглый кофейный столик (откуда силы взялись?), Лили швырнула его в нападающего, сбивая того с ног. Секундная передышка, пока противник поднимался на ноги, дала возможность Биллу вытащить у отца пистолет, который тот всегда носил с собой.
Раздался сухой щелчок (Билл снял оружие с предохранителя). Зазвучали выстрелы.
Вспышки, вспышки, вспышки.
Весь дом был пронизан злыми огнями.
Заклятие, сбившие с ног Билла, вылетело из-за угла, в котором возникла новая черная тень.
Ударом, как волной, Билла отбросило к противоположной стене.
Черная фигура, по очертаниям явно женская, надвигалась на Лили и даже сквозь маску она словно видела насмешливую улыбку превосходства, играющую на полных, совершенных губах Беллы Блэк.
Со всех сторон защёлкали щелчки аппарации. Взвихрились мантии авроров. Словно фейерверки засверкали лучи заклятий. Света стало так много, что для тьмы не осталось места.
В одном из мракоборцев Лили узнала Джеймса. Он стрелой кинулся к ней, хватая за руки, вглядываясь в лицо:
- Эй, Эванс! Эванс, погляди на меня. Ты в порядке?!
Она глядела на него и не понимала... не понимала, что он тут делает. Что вообще происходит.
Не хотела понимать.
В порядке ли она?..
Как она может быть в порядке?! Как что-то после всего, что случилось, может быть в порядке?!
- Где моя сестра? Где Туни?
Собственный голос звучал далеко и безжизненно.
Кто-то подхватил её под руку. Аластор Грюм? Он что-то говорил, тихо и быстро. Лили понимала, что он что-то говорит, вот только слова его не касались сознания.
- Где моя сестра? Где моя сестра? - повторяла Лили, как заведённая.
С удивлением Лили увидела приближающегося Сириуса.
- Мы опоздали, Джеймс. Всего на минуту опоздали. Дракклы так их и растак! -нецензурно выругался он.
Отец и мать лежали рядом, у лестницы. Их лица были не по живому ко всему равнодушными.
Лили рванулась к ним.
Джеймс попытался её удержать.
- Пусти! Пусти меня!!!
- Оставь её, Джеймс, - велел Сириус и поддерживающее тепло ладони Поттера словно растворилось.
Лили рухнула на пол, падая на колени рядом с телами родителей. Она коснулась пальцами их шеи, в том месте, где должен биться пульс.
Пульса не было. Они оба лежали, словно поломанные куклы.
- Боже мой... боже мой... - дрожащим голосом повторила Лили. - Мама... папа... Нет, господи, нет!.. Не может быть...
Она понимала, что рядом стоит Джеймс, Сириус, кажется, Ремус Люпин. Какие-то парни с одинаковыми лицами, кажущиеся смутно знакомыми.
Все эти люди окружили её безмолвными статуями, свидетелями её растерянности и скорби. Но ей не было до них никакого дела, словно они обитали на другой планете.
Лили схватила мать за плечи и стала немилосердно трясти, пытаясь привести в чувства.
- Мама, вставай. Очнись, пожалуйста, мама! Не надо! Не уходи... как я буду жить без тебя? Как я буду жить зная, что вы погибли из-за меня. Мамочка! Не бросайте меня...
Чьи-то руки обняли плечи, пытаясь оттолкнуть, отвести в сторону:
- Лили, не надо.
- Пусти!!!
- Лили, хватит!
Этот голос заставил её сжаться и поднять умоляющие глаза.
Петуния выглядела бледной, как смерть. Щеку пересекала длинная кровоточащая царапина.
- Перестать трясти маму. Ты ей не поможешь.
- Ты не понимаешь, я должна всё исправить! Я должна...
- Ты не можешь ничего исправить, Лили. Нет её среди нас. И папы нет. И... Билла. Не трогай мертвых.
Голос сестры был сух, безжизненен, как ропот гонимой ветром облетевшей листвы.
Мертвые не могли укорять за опрометчиво принятое решение. Но сестра, не говоря ни одного укоризненного слова и укоряла, и обвиняла.
Петуния, стуча острыми каблуками так и не снятых сапог, прошлась по гостиной и, не обращая ни на кого внимания, срывала покрывала с кресел, подходила к телам (как ужасно! Господи, как ужасно даже думать такое о тех, что недавно были самыми дорогими людьми на земле), укрывала их.
Потом села рядом с Биллом, обняла его и положила голову ему на грудь.
Смотреть на это у Лили больше не было сил. Дом, бывший столько лет для неё самым родным и любимым, стал давить её каждым камнем и брёвнышком. Она рванулась к выходу, стараясь убежать от горя, приправленного чувством вины, разъедающими душу.
На парапете крыльца сидела большая полярная сова. Белое оперенье делало птицу похожей на призрак.
Сова крутила головой, и её глаза отдавали зловещей зеленью.
Лили протянула к ней руку, и сова издала тот зловещий звук, от которого ночью в лесу всегда делается не по себе. Свиток из тонкой бумаги удобно лёг в ладонь.
'Прекрасная Огненная Лилия, раз ты читаешь это, значит, уже успела получить мой подарок, в связи с чем выражаю свои соболезнования. Тебе следовало принять моё предложение, тогда бы не дошло до крайнего обмена любезностями.
Правило первое и последнее: воле Темного Лорда не перечат, если не хотят неприятных последствий.
С Рождеством, Эванс.
Лорд Волдеморт'.
Глава 38
Четвёртый труп
Белая сова ухнула перед тем, как расправить огромные крылья и сорваться с места. Через минуту птица растаяла в темноте зимнего неба.
По дому родителей - по её, Лили, дому! - уже ходили чужие люди. Скоро понаедут маггловская полиция, магические авроры, будут что-то расследовать, суетиться, записывать, выяснять. Нужно что-то им говорить...
Всегда нужно что-то говорить. А что сказать? Как вообще можно говорить, когда дышишь едва-едва? Да и зачем? Слова - пустота, мусор, фальшивая обертка, существующая для сокрытия мыслей.
Что говорить, когда те, кого любишь больше всего - мертвы?
Как только сердце может продолжать стучать? Почему оно не разорвалось от боли?
'Если бог на свете?' - мятежно думала Лили.
Если он есть, как возможно, чтобы гибли хорошие, ни в чем неповинные люди, а злые - торжествовали? Где справедливость?
Она, Лили, была хорошей, сопротивлялась злу, всей душой верила в добро, тогда почему Бог допустил чтобы такое случилось с её родителями - хорошими, честными людьми?
Если служение добру не защищает от зла, не даёт уверенности в незыблемости мира - к чему оставаться добрым и праведным, зачем за добро бороться?
Господи, за что ей такое - стоять над остывающими телами родителей и сатанея, понимать, что это её и только её вина?
Нужно было сказать Тому Реддлу: 'Да'.
Просто сказать 'да' - и они были бы сейчас живы.
Лили подняла лицо к небу, стараясь хоть на секунду заставить терзающую душу боль угаснуть, но словно раскалённая лава текла по жилам. Боль не уходила. Пламя, бушующее в её душе, разгоралось всё сильнее.
А с неба неспешно, мягко кружась, летели пушистые снежинки. Равнодушные и к горю, и к радости, безмятежные и чистые. Невинные, белые. Такие белые и сверкающие в темноте ночи. Зачем они падают? Чтобы время смешало их с грязью, растопило, уничтожило?
Ноги подкосились и Лили осела на землю, не чувствуя, как под ней плавится снег, мгновенно превращаясь в липкую, пачкающуюся грязь.