Страница 4 из 68
Метка? Это плохо. Когда люди говорят о метках и знаках, это обычно означает уродов. Я урод! У меня ускорилось сердцебиение, и это ощущалось так, будто что-то тяжелое сидело на моей груди.
— Но ты говорил, что ее отец был драконом, — озадачено произнес азиат.
— Как такое возможно, Мэтт? — спросила британка.
— Я не знаю, Констанс. Я рассказал все, что знал.
Мэтт? Где мой папа?
Пока незнакомцы разговаривали, ко мне начало возвращаться зрение. Я увидела три фигуры, склоняющиеся надо мной. Британка была одета в длинный белый лабораторный халат, с шеи свисал стетоскоп. Ее волосы удивительно отливали серебром, и казалось, что она источала уверенность. Азиат был низким, среднего возраста, одетый в самую уродливую гавайскую рубашку, которую я когда-либо видела. Американцем со светлыми золотыми волосами и огромным носом, как я подозревала, был Мэтт, ему было около пятидесяти.
— Ты хорошо справился, Мэтт, — с одобрением похлопал азиат его по плечу.
— Мне жаль, что я не добрался туда раньше, — сказал Мэтт, в его глаза вернулось что-то темное. Мое сердце заколотилось быстрее.
Доктор снова обратила внимание на меня.
— Ты знаешь, как ее зовут?
— Думаю, он называл ее Элоизой или Еленой. Хотя все-таки Еленой, — ответил Мэтт.
— Елена, ты меня слышишь? — спросила она, светя какой-то штукой мне в глаза. По ним тут же заплясали черные пятна, которые на некоторое время меня ослепили. Отвратительно.
Женщина повторяла мое имя. И каждый раз становилась все более обеспокоенной.
— Констанс?
— Нет, мастер Лонгвей, — сказала доктор. — Я не сдамся. Она слишком молода и едва успела пожить. Я…
— Ты не можешь их спасти, Констанс. Их умы не осознают реальность. Ей нужно…
— Нет! Я не дам ей сыворотку, мы должны попытаться вернуть ее, ее метка темная! Елена, пожалуйста? — в ее глазах стояли слезы, когда она обращалась с мольбой к моему неподвижному телу. — Всего лишь один раз моргни. Это все, что тебе нужно сделать.
«Моргни, Елена», — требовал голос в голове. Я не хотела никакой сыворотки, но, во имя всех святых, я не могла моргнуть.
Она подождала пару минут и начала выкрикивать мое имя.
Азиат вытаращился на нее, потрясенный этой внезапной вспышкой.
Наконец я моргнула. Множество раз, испугавшись, что они не заметили.
Доктор начала смеяться, пока вытирала слезы с лица тыльной стороной руки.
Мэтт сделал глубокий вдох.
— Чем я могу помочь, Констанс? — спросил азиат, который, как я сообразила, был Мастером.
— Сейчас ничего, просто дайте ей отдохнуть. Она через слишком многое прошла за один день.
***
Я открыла глаза и обнаружила, что лежу на маленькой кровати в больнице. Все конечности моего тела снова работали, кроме рук. Они двигались сами по себе, дергая и вырывая капельницу, выпирающую из-под кожи. Все вокруг забрызгало жидкостью. Машина, присоединенная к шприцу, издала очумело-высокий звук.
Оглядевшись вокруг, я заметила, что все остальные кровати были пустыми. Я резко села прямо, отчаянно разыскивая глазами отца. Они его не нашли?
— Все будет хорошо, — раздался голос доктора рядом со мной. Звук заставил меня подпрыгнуть. Наши глаза встретились, и я обнаружила, что пялюсь на нее, как идиотка. Её светло-серые глаза с темными пятнами на радужке начали меня успокаивать.
Теплые руки мягко надавили мне на заднюю часть челюсти. В следующий момент я ощутила прикосновение холодного металлического диска ее стетоскопа. У меня по всей коже побежали мурашки, пока она передвигала металлический диск вдоль моей спины.
— Дыши, — властно приказала она.
Я глубоко вздохнула. Вопрос о судьбе отца вертелся на языке, когда я пыталась сделать еще один вдох. Слезы накатывали на глаза, в то время как я проигрывала в голове разные варианты развития событий. Когда она закончила, стетоскоп вернулся на ее шею.
— Где мой отец?
Уголки ее губ опустились, и слезы наполнили глаза.
Я знала, что после случившегося прошлой ночью, шанс того, что он остался в живых был призрачным.
— Он… мертв? — едва эти слова сорвались с губ, я почувствовала, как что-то в груди сжалось от едва сдерживаемых эмоций.
Она кивнула.
— Нет, — произнесла я тихим шепотом, и у меня по щеке покатилась слеза, приземляясь на белые простыни постели. Горло перехватило, и я с трудом пыталась дышать. Констанс аккуратно помогла мне сесть, свесив мои голые ноги с края кровати. Она надела мне на лицо кислородную маску, и воздух снова наполнил легкие, когда она приказала мне делать глубокие вдохи.
Ошеломляющая боль достигла моего сердца, разбившегося на миллион осколков. Я больше не могла сдерживать слезы и позволила им гневно течь по моему раскрасневшемуся лицу.
— Милая? — доктор взяла мое лицо в ладони и наклонилась ко мне. Она обняла меня и подождала, пока я успокоюсь. Только тогда, когда мои рыдания превратились во всхлипы, она заговорила снова: — Меня зовут Констанс. Ты попала к нам два дня назад. Помнишь?
Два дня назад? Я кивнула, сжав зубы. Мышцы челюсти напряглись.
— Как он умер?
— Его убили драконы, — сказала Констанс.
У меня задрожала нижняя губа, и я попыталась подавить новые слезы.
Я слушала ее рассказ о том, как Мэтт поймал меня прежде, чем я ударилась о землю. Должно быть, именно Мэтт был тем, кто вступил в схватку с красным драконом. Один из его коллег отправился на поиски выживших, но не нашел никого. Все драконы, кроме нас, были занесены в список. Её объяснения порождали больше вопросов, чем ответов. Вопросов, на которые я не могла найти ответов.
Она налила полный стакан воды.
— Елена, почему драконы преследовали твоего отца?
— Не знаю. Я даже не знала, что он был драконом! — честно сказала я, взяв из ее руки стакан.
— Когда ты узнала? — задумчиво спросила она.
— Ночью на I-40, - фраза звучала как заголовок плохой песни о любви.
В голову внезапно пришел последний разговор с отцом.
— Где я? — спросила я.
— Ты в Пейе. Это мир…
— Я знаю о Пейе, — перебила я, не зная, что и думать.
— Он рассказал тебе о нашем мире? — воскликнула она потрясенно.
Я кивнула настолько сильно, насколько смогла позволить раненая шея.
— Тогда, я уверенна, ты знаешь, что ни один человек не может уйти после того, как прошел стену.
Я вздохнула. Все рассказы были как в тумане. Голову занимали единственные слова «Бермудский треугольник». Я безуспешно попыталась вспомнить больше деталей. На глаза опять навернулись слезы. Я уступила им, зарыв лицо в ладонях, и зарыдала снова.
Она крепко обняла меня, прижав к груди, и зашептала слова утешения мне в волосы. Когда рыдания снова успокоились до сухих всхлипов, Констанс осторожно заговорила:
— Я сожалею, что спрашиваю это у тебя, Елена, но скажи, твой отец когда-нибудь упоминал о метке Драконианов?
Я вскинула голову и огромными глазами уставилась на Констанс.
— Метка?
— Твоя метка обладает большой значимостью здесь, — продолжила она. — А такая темная, как твоя… ну, если коротко, дети драконов не носят на себе что-то настолько особенное.
Вы имеете ввиду, я урод. Я помотала головой.
Все это вертелось в моем сознании, заставляя голову кружиться. Прикоснувшись к щекам, а затем скользнув руками на затылок, я прилегла на подушку. Я сверлила взглядом потолок, на котором очень быстро вращался вентилятор, пока все не смазалось перед глазами, превращаясь в ничто. Папы нет. Я никогда не увижу его снова.
— Я не должна была оставлять его той ночью, — сказала я в потолок и снова расплакалась. Я даже не попрощалась с ним.
— Не вини себя, Елена, — ответила Констанс, предлагая мне только поддержку, никакие слова не могли уничтожить боль и вину.
Она гладила мою руку и терпеливо ждала, пока я выплачусь.
— Подождите, если папа был драконом, то я… — сказала я, паникуя и пытаясь заставить себя вернуться в сидячее положение.