Страница 12 из 23
Также она была очень недовольна Великой Четверкой – группой Неприкасаемых, поодиночке серых и почти безликих, которые объединили свои усилия и капиталы, сконцентрировались на своем любимом занятии – зарабатывании денег. И их приумножении. И выказывали при этом почти полное равнодушие не только к деятельности Легиона, но и к судьбе их Семьи, давая понять, что их дела для них важнее общего благополучия. И они постоянно конфликтовали с Морганом, еще одним Неприкасаемым, который имел самые большие амбиции среди них, и пытался не раз тайно управлять их Семьей. В сущности, оставаясь вечным одиночкой, интриганом и плутом, который как никто другой умел распоряжаться энергией денег. И влиять на умы тех, кто этими деньгами распоряжается.
Ну а Каталина, ее сестра, была вечно занята своей страстью – коллекционированием, что отнимало все ее силы и энергию. "Черт, во что же мы превратились", – думала Ангелла, и понимала, что она, словно следуя их дурному примеру, и сама становилась все более апатичной и индифферентной к делам Семьи. К ее дальнейшей судьбе. Она все больше удалялась от своего клана и охотнее занималась поиском себя в этом мире. Все чаще находя себя среди людей, а не рядом с себе подобными. Чувствуя себя то ли фрилансером, то лидауншифтером, которому на пятки наступают мощные корпорации, созданные ее более хищными и агрессивными родственниками.
И ее все больше интересовала и беспокоила история их Семьи – кто они и откуда, и в чем заключается природа их силы и энергии. Но у нее было еще слишком мало информации, которая могла бы пролить свет на эти вопросы. Да и в истории копаться лишний раз не хотелось – в ней скрывались события, которые все пытались обходить стороной, замалчивать. События, в которых они сами раскрылись не с самой лучшей своей стороны. Несколько веков тому назад одна их сестра – Глория, была убита другим Неприкасаемым – Кадавром. Это была история про красавицу и чудовище, только с их собственным колоритом и сюжетом. И согласно этому сюжету, на основе своего негласного Кодекса, они поклялись отомстить Кадавру за то, что он оставил их без Музы, принеся в угоду своей жестокости и ярости еще одну жертву. И они убили его, собравшись с силами и духом. И после тех событий, они впервые и отдалились друг от друга, будто ушло из них вдохновение, и они забыли свою миссию, и стали такими прагматичными и алчными. Разобщенными. Словно частица Кадавра, убитого ими, попала в их сердца. Или в их энергетические ядра, питающие их тела энергией.
Но это были дела давно минувших дней, и ее все чаще тревожило положение дел Легиона. Когда она пришла к куратору их армии – Гуннару со своими предложениями и набросками реформ, он охотно согласился с ними, признав их дельными, но выразил мнение, смотря на нее своими честными глазами, что разобщённые Неприкасаемые вряд ли захотят сейчас что-то менять в Легионе. Он также напомнил, что каждая военная операция должна быть одобрена, согласно их Кодексу, как минимум шестью членами их Семьи, что и занимало порой столь большой период времени. Он бы и сам был рад внести изменения, но ему, не хватало то ли решимости, то ли энергии, и он предложил Ангелле вместе с ним лоббировать новые реформы, такие необходимые их Легиону. Они с ним какое-то время помыкались, побились лбами о стену непонимания и очевидного равнодушия и поняли, что пока не случится что-то страшное, что-то неумолимо непоправимое, Легион так и останется той слабой, почти номинальной организацией, которая, может быть, доживает свои последние дни. Она плюнула на всю эту ненужную суету, ругнулась, вложив в отборную брань весь свой темперамент, и продолжила свою одиночную миссию, надеясь, что то, что пока витало лишь в воздухе, случится наяву и Неприкасаемые вновь соберутся вместе, за одним столом. Доказав, по крайней мере, самим себе, что десять членов их Семьи еще не окончательно превратились в привидения.
Ангелла, по какой-то причине, стоя у почти черного, мрачного готического замка, вспомнила Асраила. Своего брата – Кладоискателя и вечного выдумщика, одержимого различными идеями и проектами. Он, как и она, с поправкой на ее литературно творчество, был среди всех Неприкасаемых, самым деятельным и беспокойным. Но в нем всегда была какая-то червоточинка, черта, которая отличала его от других. Он еще раньше разочаровался в Легионе и считал его игрушкой, потешным войском, которую старики, породили на свет одной забавы ради. “Бесплодные, с явной эриктильной дисфункцией, не могут родить чего-то стоящего, хищного и опасного”, – сказал он ей как-то и погрузился в свои размышления. Да, дорого бы она заплатила, чтобы узнать, о чем он думает и что опять замышляет, но, увы, в отличие от сознания простых людей, они не могли заглянуть в мысли своих родственников. Словно у них была защита, которую они так старательно сооружали вокруг себя, пытаясь отдалиться от подобных себе и думать исключительно о гадком и индивидуальном. Как мелкие собственники, а не сила, которая объединившись, могла творить великие дела. И это было очень печально, как понимала Ангелла, ведь для чего-то их создали в таком количестве. Не только ведь для этого, чтобы их портреты висели в зале, где они все-таки время от времени собирались, хитря, и обманывая друг друга.
Да и обычные люди, люди, венец создания, тоже не побуждали ее к чему-то возвышенному. Она даже перестала вторгаться в их мысли, многократно убедившись, что внутри почти каждого человека если не хаос, то черная и пугающая пустота. Которая подпитывается злобой, завистью или алчностью. Но она охотно прощала им это все, понимая, что они просто пытаются выжить – ведь ни один человек не может перестать сравнивать себя с другими, более успешными на их взгляд собратьями, или просто, более везучими. Как и сами Неприкасаемые, по очереди обзаводящиеся дорогой и элитной недвижимостью. А то и новыми островами, яхтами, частными самолетами и другой не нужной дребеденью и роскошью. Она давно махнула рукой на свою Семью, но люди все еще откровенно разочаровывали ее. “Да перестаньте вы сравнивать”, думала она про них. “Просто живите своей жизнью, радуйтесь каждому дню, каждому малому из своих достижений. Ведь у каждого, свой ответ перед судьбой и перед Создателем. Отхватив себе что-то лишнее, роскошное на ваш взгляд, вы очень просто повернете этот штурвал, и направите свой путь по совсем другому, более опасному и трагичному маршруту”, – думала Ангелла, смотря, как две девушки обсуждают свою подругу, которая приехала в ресторан на встречу с ними в новенькой машине. “Хоть бы дождались, пока она не скроется в комнате для дам”, думала она, смотря на этих кумушек иронично. “Ведь парень этой девушки требует от нее таких ответных интимных услуг, за подаренную машину, что вы бы умерли на ложе любви от таких необычных ласк”, – добавила она мысленно, присмотревшись к походке счастливой обладательнице нового Порше.
“Вы, в отличие от нас, можете без последствий для себя и ваших близких, выражать свою любовь, улыбаться, быть рядом, и просто касаться их, обнимать и гладить”, – думала она, глядя на людей, которые пытались, как члены ее Семьи, держаться подальше друг от друга. Да, Неприкасаемые неспроста назывались так, согласно их негласному Кодексу, они не имели права дотрагиваться до людей, ведь они были ходячим энергетическим оружием. Или лекарством, мощным медицинским препаратом, который мог, в зависимости от дозировки, покалечить или излечить. Продлить или укоротить жизнь. Да и своих родственников в их Семье не принято было трогать, даже близко подходить считалось признаком дурного тона. Они могли только своими прикосновениями поддерживать жизнь своих Хранителей, увеличивая ее продолжительность. И часть этой силы, этой энергии, Хранители передавали своим детям, начиная долгие династии, которые существовали параллельно с миром Неприкасаемых. Ее Мастер Вайда был редким долгожителем, его возраст перевалил за триста лет, и его пример, как и жизни других Хранителей, был лучшим показателем того, на что способны Неприкасаемые. Если хотели. Что касается ее собственного возраста, то она старалась просто не думать об этом, такой неприлично древней казалось она самой себе. Ровесница пирамид и Колизея, а о более ранних событиях, очевидцем которых она была, и страшно было подумать. Женщина с опытом и точка, характеризовала она себя кратко. И всегда она, всегда наедине со своей личностью и характером, со своими мыслями и воспоминаниями, не переживая никаких перерождений и реинкарнаций, лишь примерно раз в сто лет, получая новое тело, которое выращивал или конструировал в своей капсуле ее Хранитель.