Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 95

— Сейчас он сидит на кровати. Ревёт. Спрашивает, что он здесь делает, почему его оставила мать.

Я посмотрел в глаза Эми, она выглядела на грани потери рассудка.

— Это всё — свежескошенная трава.

Я сказал Таскер:

— Здесь не будет церемонии или какого-нибудь ритуала. Вы просто откроете дверь, я возьму ружьишко и буду палить серой в этой существо, покуда не будет слышно только щелчки курка. Если вам нужно собрать какие-то данные, лучше делайте это сейчас.

— Вы готовы? — спросила Таскер.

— Ага.

Стена поползла вверх. На кровати напротив меня сидел Мистер Нимф.

ГЛАВА 24: В ХОДЕ ЭКСПЕРИМЕНТА ВЫЯСНЯЮТСЯ ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ ДАННЫЕ

Он был одет в чёрный костюм с иголочки, холодно сверлил меня взглядом. Я подумал, что это схоже с ощущением, когда ты смотришься в зеркало — у него, в общем-то, было моё лицо. Я подумал, что оно выглядит как-то странно, но потом до меня дошло — изображение было не отражено, у него был шрам на другой щеке.

И по какой-то неведомой причине он выглядел более здоровым. Более живым.

Я вскинул дробовик.

— Сделай это. — Сказал Нимф.

Я не сделал ничего.

Джон сказал:

— Дейв? Мужик, сделай это.

— Ты слышал его. — Сказал Нимф. — Сделай это. Я вижу, как в тебя закрадываются сомнения. Страх. Интересненько взглянуть, сможешь ли ты противостоять этим чувствам.

— Заткнись.

— Мы постоянно возвращаемся к этому, не так ли? Итак, ты мужик или пустой сосуд, внутри которого гуляет эхо бездумных желаний? Твой страх говорит тебе сделать шаг назад и позволить им вновь опустить стену. Так кто сделает следующий шаг — человек или страх? Ибо именно в этот момент — момент между чувством и импульсивным желанием его подавить — ты по-настоящему существуешь. Но вскоре волны импульсов будут разрушены и твою душу унесёт в море. Когда ты будешь повержен моим Хозяином, я сомневаюсь, что он посчитает тебя аппетитным лакомым кусочком.

— Тебя не существует. Ты — воплощение роя, создан, чтобы играть на нашей неуверенности в себе. Разрушь тебя — и ты рассыпешься безмозглыми жучками, обученными жать на болевые точки людей.

— Если я выдерну из тебя пригоршню твоих клеток, смогут ли воссоединиться в нечто большее? Итак, в какой момент времени они станут тобой?

Джон орал на меня, призывая выстрелить, и это было и вправду дельным советом. Я вскинул дробовик, но за то время, которое мне понадобилось, чтобы нажать на курок, Нимф поднялся с кровати, пересёк комнату и принялся вырывать оружие из моих рук.

Мы вдвоём упали на пол, и на один короткий миг я задумался о том, что Джон попал в точно такую же ситуацию с двойником Тэда, и его обманом заставили "убить" "Тэда", и это, пожалуй, был первый раз, когда я понял, что в той истории даже оружие не было реальным.

До тех пор, пока оно хотело, чтобы им выстрелили.

Почему?

И, в этот самый короткий миг моих размышлений, оружие вырвали из моих рук. Нимф поднялся и направил дуло прямо в моё лицо.





— Ёбтвоюналево! Дэвид! — заорал Джон.

— У меня нет оружия!

Я почувствовал смятение за стеклом. Я уже собирался открыть рот, чтобы сказать, что всё совсем нет так, как Нимф открыл свой рот и моим голосом сказал:

— Джон! Что ты видишь?

Джон сказал Нимфу:

— Я вижу тебя, но вас двое.

— О, господи, — пробормотала Эми.

— Вы только посмотрите на это, — сказал агент Гибсон. — Да у нас же ситуация со злым двойником.

— Он одет в костюм, ребята.

— Вы оба одеты одинаково, — сказал Джон.

— Ох, твою же мать, Джон, сконцентрируйся, взгляни за маскировку. Тот парень без ружья, то есть, я, и есть настоящий Дэвид. Посмотрите на меня и посмотрите на него.

— Он лжёт! — сказал Нимф. — Вы знаете, что он лжёт!

Джон смотрел. Сначала на Нимфа, затем — на меня.

Он покачал головой и сказал:

— Когда я концентрируюсь, то творится что-то, ох... Я не знаю, мужик. Он тут точно что-то вытворяет.

Нимф каким-то образом умудрился ухмыльнуться, не меняясь в лице.

Я вздохнул. И сказал Таскер:

— Вы знаете, что эти штуки уязвимые, и вы знали, для чего будет использоваться это место. Выскажу невероятную догадку: при любой чрезвычайной ситуации, каждая из этих клеток может обрушиться дождём горящей серы на любого, кто находится внутри, несмотря на то, что это нарушает с десяток государственных соглашений на строительство, верно?

Она не ответила, потому что она не знала, кто с ней общался — я или личинка чудовища. Но её выражение лица и мой предыдущий опыт в этой организации сказали за неё. Она — или кто-то, кто находился в упоминаемой ею комнате охраны — просто может нажать кнопку. Наверное.

— Давайте предположим, что это правда, — сказал я. — И вот, что случится дальше. Он вас обведёт вокруг пальца, чтобы вы ему дверь открыли. И он может провернуть это двумя путями. Он убедит вас, что он — это я, и вы откроете ему дверь. Или же он попросту застрелит меня и у него останется всё время мира, чтобы убедить вас сделать то, что он пожелает. Я постараюсь остановить его, но не уверен, что у меня получится — он сильнее и быстрее. И когда это произойдёт, когда он убьёт меня — нажмите ту самую кнопку и запустите серу в клетки. И в эту, и в клетку с Мэгги. Убейте нас всех.

Эми повернулась к Таскер:

— Не делайте этого. Оно этого хочет.

— Ты знаешь, что это я, — сказал я Эми, а затем обратился к Джону, — и ты тоже. Монстр просто хочет наружу. А я хочу, чтобы Эми была в безопасности. И лучший вариант — убить нас всех. Самый простой вариант.

Я взглянул снизу-вверх на Нимфа, но тот лишь ухмылялся как мудак.

— Я не знаю, кто ты, — сказал я, — или чего ты в самом деле хочешь, и, честно говоря, мне наплевать. И мне неважно, по каким сложным схемам и обходным путям ты играешь размягчёнными людскими мозгами, помни о том, что на мне это не работает. То, о чём я говорю, не мило, но и не вантуз, угвазданный дерьмом, который мы держим поближе к унитазу. Но в тот момент, когда унитаз наполняется дерьмом, тот самый вантуз становится самой великолепной вещью в мире. И именно к этому я пришёл спустя долгие годы. И, вот, стоишь ты тут с пушкой наперевес и думаешь, мол, сможешь сейчас провернуть делишек с их мозгами, пощёлкать рычажками их эмоций. Но в клетке с тобой оказались не они, а я, а твой ум, в котором не осталось ничего святого, совсем позабыл об одной вещице — мне вообще насрать.