Страница 5 из 9
Холмогоров (усаживаясь на диван). Давно я с таким удовольствием не посещал нашу кухню. Интересная девушка.
Колотилина. Ради тебя она накрасила губы.
Холмогоров. Да? Это меняет дело.
Колотилина. Какое дело?
Холмогоров. Я хотел сказать – это интересно.
По коридору идет Николай Иванович, поет «Ветер веет ночною прохладой, та-ри-ра, та-ри-ра-ри-ра-ра, ты признайся, чего тебе надо, ты скажи гармонист молодой…»
Колотилина. У нас просто театр оперы и балета.
Николай Иванович. А вы задумывались, почему птицы живут долго? Они всю жизнь поют. (Закуривает.)
Холмогоров. Особенно вороны. Кар-р-кар-р…
Колотилина. Вы, Николай Иванович, снова не доели суп.
Николай Иванович. Но что же делать, мама, если у меня нет аппетита.
Колотилина. Надо бросить курить. У вас зеленый цвет лица.
Николай Иванович. Да? А Мария сказала мне, что я еще очень бодрый.
Колотилина. Она и вам уже успела что-то сказать?
Николай Иванович. О-о, я с ними говорю просто – а знаете ли вы, дорогая моя, что в ваши годы Жанна д'Арк спасла Францию? А Софья Ковалевская…
Колотилина. Нашли с кем говорить. Она же совсем глупая.
Холмогоров. Мама, вы заблуждаетесь, Мария современная и развитая девушка.
Николай Иванович. Что современная – это да. А вот развитая…
Колотилина. Э-эх, мужчины… Вам юбка застилает все поле мысли. (Вполголоса.) На одно у нее ума хватит – прописаться к тетке и нарожать детей. Эти деревенские – такие.
Николай Иванович. Она же из Саратова…
Колотилина. Ну и что? У них там коров держат. Что за привычка вечно тыкать меня своим высшим образованием? Между прочим, Николай Иванович, я зарабатываю не меньше вас! Да!
Николай Иванович. Но, мама…
Колотилина. А вы не можете доесть суп, курите американские сигареты и я должна еще заботиться о вашем здоровье и здоровье моего сына! Какой вы ему пример подаете? Я поражаюсь его силе воли, что он еще не курит и не заставляет свою мать страдать в два раза больше! Да!
Николай Иванович. Мама…
Колотилина. И точка!
Холмогоров. Это неинтеллигентно, папа, так ругаться на кухне.
Колотилина. Вот! Слышите?
Холмогоров. Вы мне разрушили настроение… Сегодня не смогу написать ни строчки.
Колотилина. А может, ты попробуешь? Я тебе пожарю семечек.
Холмогоров. Мама, семечки помогают уже в процессе. А когда настроение подавлено, может помочь только внешний импульс. Он был. И исчез по вашей милости. (Вставая.) Как вы неинтеллигентны!
Уходит.
Колотилина. Видите, что вы наделали?
Николай Иванович. Но, мама, я же не хотел.
Колотилина. Вы знаете, Николай Иванович, мне даже жутко – в кого он такой?
Николай Иванович. Как это – в кого? Странный вопрос.
Колотилина. Ну, уж, конечно, не в вас! На вечерах поэзии вы зеваете, вам бы только рассказать про какого-то турка или монгола.
Николай Иванович. История, мама, это тоже поэзия…
Колотилина. Как будто вы не видите, что он ею увлекается! А вы туда же – современная, развитая! Спать сегодня не буду. (Пауза.) Господи, да что же это за доля такая, того и гляди, как бы чего не вышло! (Пауза.) Как вы думаете, он серьезно?
Николай Иванович. Ну, мама, какой же поэт серьезно увлекается? Это им для работы надо.
Колотилина. Да?
Николай Иванович. Конечно. Вот Пушкин, сколько он увлекался? А женился на порядочной женщине.
Колотилина. Хорошо хоть сейчас дуэлей нет. Я уж не знаю, что бы со мной было.
Николай Иванович. А представляешь, мама, когда мы умрем…
Колотилина. Вы, Николай Иванович, с ума сошли!
Николай Иванович. Это я фигурально выражаюсь…
Колотилина. Вы специально так говорите, чтобы я ничего не поняла? Конечно, у меня семь классов, а у вас три ромбика на каждый костюм!
Николай Иванович. Я, мама, о том, что мы не потонем в пучине столетий.
И наши имена будут идти вслед за его именем. «Отец поэта, Николай Иванович Колотилин, преподавал историю. Мать, Зинаида Зинаидовна…» мгм…
Колотилина. Вы негодяй, Николай Иванович!
Уходит.
Николай Иванович. Ну, мама, зачем так обобщать?..
Уходит следом.
Входит Михаил, подходит к окну, зевает.
Михаил. Хорошо бы сейчас… Мда… Когда я успел так облениться? Одна работа осталась… Ничем не интересуюсь, ничего не читаю… Хорошо бы встряхнуться… Скучно… (Зевает.)
Входит Маша. Пауза.
Маша. Я жду.
Михаил. Кого вы ждете?
Маша. Я жду, что вы извинитесь.
Михаил. Охо-хо-хо-хо. Как же вам хочется жить. Завидую.
Маша. Ну?
Михаил. Слушайте… А-а! (Махнув рукой, собирается уходить.)
Маша (загораживая дорогу). Я вас прошу – извинитесь.
Михаил. Зачем?
Маша. Вы ветхий, старый тюфяк! Вы обозлены на весь мир и мелко мстите!
Я уверена в том, что в трамвае вы бьете людей портфелем по голове и получаете от этого удовольствие! Вам кажется, что это они виноваты в ваших неудачах!
Михаил (тихо). У меня не было неудач.
Маша. Да? А то, что в тридцать лет вы оказались одни, что вы, ученый, сторожите автостоянку с машинами этих… ничтожеств!.. То, что вы в свободный вечер сидите один, как сыч, и вам некуда пойти?
Михаил (пауза, криво улыбаясь). А вот вы, девочка, далеко пойдете.
Маша. Вы – вещь в себе! Вас окружают недочеловеки, вам неинтересно с ними! Да! Значит, можно не здороваться, можно оскорбить женщину и ухмыляться при этом! Сегодня вы решите, что человек недостоин с вами разговаривать, а завтра – что он недостоин жить!
Михаил (пауза). Простите меня, я был груб.
Уходит.
Маша (шагая по кухне). Необыкновенное ощущение!.. Как я его побила!..
Входит Анна Павловна.
Анна Павловна. Это кто был?
Маша. Ага! Тетя, буду разбираться до конца. Пенсию вам исправно платят?
Анна Павловна. Пенсию?.. В сберкассе получаю… четвертого числа.
Маша. Так. А льготы вам какие-нибудь положены?
Анна Павловна. Льготы? Какие же льготы старому человеку…
Маша. Вы сразу впадаете в уныние. Так нельзя. В войну вы были где?
Анна Павловна. Работала. Я, Машенька, всю войну шинели шила.
Маша. Ну вот! В понедельник я все выясню… В доме отдыха давно не были?
Анна Павловна. Куда уж мне… в дом отдыха… Туда молодые ездят познакомиться.
Маша. А знаете, тетя, давайте я вас в Саратов отправлю, к маме? Вы же лет двадцать не виделись.