Страница 35 из 38
– Обязательно, – сказал Горбовский. – Непременно.
На протяжении последующих сорока циклов Горбовский произвел шестнадцать поисков. Он работал на превосходном импульсном планетолете «Скиф-Алеф», который ему предоставил Бадер. Первые пять поисков он произвел в одиночку, пробуя экзосферу Владиславы на полюсах, на экваторе, на различных широтах. Наконец он облюбовал район северного полюса и стал брать с собой Валькенштейна. Они раз за разом погружались в атмосферу черно-оранжевой планеты и раз за разом, как пробки из воды, выскакивали обратно. Но с каждым разом они погружались все глубже.
Бадер подключил к работе Десантников три обсерватории, которые непрерывно информировали Горбовского о передвижениях метеорологических фронтов в атмосфере Владиславы. По приказу Бадера было возобновлено производство атомарного водорода – горючего для «Скиф-Алефа» (расход горючего оказался непредвиденно громадным). Исследования химического состава атмосферы бомбозондами с мезонными излучателями были прекращены.
Валькенштейн и Горбовский возвращались после поисков измученные и измочаленные и жадно набрасывались на еду, после чего Горбовский пробирался к ближайшему дивану и подолгу лежал, развлекая друзей разнообразными сентенциями.
Сидоров по приглашению Горбовского остался на «Тариэле». Ему разрешили установить в тестерных пазах «Скиф-Алефа» контейнеры-ловушки для биообразцов и биологическую экспресс-лабораторию. При этом он несколько потеснил хозяйство атмосферного физика Рю. Впрочем, толку от этого было мало: контейнеры возвращались пустыми, записи экспресс-лаборатории не поддавались расшифровке. Воздействие магнитных полей бешеной атмосферы на приборы менялось хаотически, и экспресс-лаборатория требовала руки человека. Вылезая из кессона, Горбовский прежде всего видел лоснящийся череп Сидорова и молча хлопал себя ладонью по лбу. Однажды он сказал Сидорову: «Дело в том, Михаил Альбертович, что вся биология вылетает у меня из головы на сто двадцатом километре. Там ее просто вышибает. Уж очень там страшно. Того и гляди, убьешься».
Иногда Горбовский брал с собой Диксона. После каждого такого поиска волосатый биолог отлеживался. В ответ на робкую просьбу Сидорова присмотреть за приборами Диксон прямо ответил, что никакими посторонними делами заниматься не собирается. («Просто не хватает времени, мальчик…»)
«Никто не собирается заниматься посторонними делами, – с горечью думал Сидоров. – Горбовский и Валькенштейн ищут город, Валькенштейн и Рю заняты атмосферой, а Диксон изучает божественные пульсы всех троих. И они тянут, тянут, тянут с высадкой… Почему они не торопятся? Неужели им все равно?»
Сидорову казалось, что он никогда не поймет этих странных людей, именуемых Десантниками. Во всем огромном мире знали Десантников и гордились ими. Быть личным другом Десантника считалось честью. Но тут оказывалось, что никто не знал толком, что такое Десантник. С одной стороны, это что-то неимоверно смелое. С другой – что-то позорно осторожное: они возвращались. Они всегда умирали естественной смертью. Они говорили: «Десантник – это тот, кто точно рассчитает момент, когда можно быть нерасчетливым». Они говорили: «Десантник перестает быть Десантником, когда погибает». Они говорили: «Десантник идет туда, откуда не возвращаются машины». И еще они говорили: «Можно сказать: он жил и умер биологом. Но следует говорить: он жил Десантником, а погиб биологом». Все эти высказывания были очень эмоциональны, но они совершенно ничего не объясняли. Многие выдающиеся ученые и исследователи были Десантниками. Было время, когда Сидоров тоже восхищался Десантниками. Но одно дело – восхищаться, сидя за партой, и совсем другое – смотреть, как Горбовский черепахой ползет по километрам, которые можно было бы преодолеть одним рискованным молниеносным броском.
Вернувшись из шестнадцатого поиска, Горбовский объявил, что собирается приступить к исследованию последней и самой сложной части пути к поверхности Владиславы.
– До поверхности остаются двадцать пять километров совершенно неизученного слоя, – сказал он, помаргивая сонными глазами и глядя поверх голов. – Это очень опасные километры, и здесь я буду продвигаться особенно осторожно. Мы с Валькенштейном сделаем еще по крайней мере десять-пятнадцать поисков. Если, конечно, директор Бадер обеспечит нас горючим.
– Директор Бадер обеспечит вас горючим, – сказал Бадер величественно. – Вы можете нисколько не сомневаться, Леонид.
– Вот и отлично! – сказал Горбовский. – Дело в том, что я буду предельно осторожен и потому считаю себя вправе взять с собой Сидорова.
Сидоров вскочил. Все посмотрели на него.
– Ну вот и дождался, мальчик, – сказал Диксон.
– Да. Надо дать шанс новичку, – сказал Бадер.
Васэда только улыбнулся, кивая красивой головой. И даже Валькенштейн промолчал, хотя он был недоволен. Валькенштейн не любил героев.
– Это будет справедливо, – сказал Горбовский. Он попятился и, не оглядываясь, с завидной аккуратностью сел на диван. – Пусть идет новичок. – Он улыбнулся и лег. – Готовьте ваши контейнеры, Михаил Альбертович, мы берем вас с собой.
Сидоров сорвался с места и выбежал из кают-компании. Когда он выбежал, Валькенштейн сказал:
– Зря.
– Не будь эгоистом, Марк, – сказал Горбовский лениво. – Парень сидит здесь уже год. А ему всего-то и нужно только, что добыть бактерии из атмосферы.
Валькенштейн покачал головой и сказал:
– Зря. Он герой.
– Это ничего, – сказал Горбовский. – Я теперь вспоминаю, курсанты звали его Атосом. Кроме того, я читал его книжку. Он хороший биолог и не будет шалить. Я тоже когда-то был героем. И ты тоже. И Рю. Верно, Рю?
– Верно, командир, – сказал Васэда.
Горбовский сморщился и погладил плечо.
– Болит, – сказал он жалобным голосом. – Такой ужасный вираж. Да еще против потока. А как твое колено, Марк?
Валькенштейн поднял ногу и несколько раз согнул и разогнул ее. Все внимательно следили за его движениями.
– «Увы мне, чашка на боку», – сказал он нараспев.
– А вот я вам сейчас массаж, – сказал Диксон и тяжело поднялся.
«Тариэль» двигался по меридиональной орбите и проходил над северным полюсом Владиславы каждые три с половиной часа. К концу цикла планетолет с Горбовским, Валькенштейном и Сидоровым отделился от звездолета и бросился вниз, в самый центр черной спиральной воронки, медленно скручивающейся в оранжевом тумане, который скрывал северный полюс Владиславы.
Сначала все молчали, потом Горбовский сказал:
– Разумеется, они высадились на северном полюсе.
– Кто? – спросил Сидоров.
– Они, – пояснил Горбовский. – И если они построили где-нибудь свой город, то именно на северном полюсе.
– На том месте, где тогда был северный полюс, – сказал Валькенштейн.
– Да, конечно, на том месте. Как на Марсе.
Сидоров напряженно глядел, как на экране стремительно разлетаются из какого-то центра оранжевые зерна и черные пятна. Затем это движение замедлилось. «Скиф-Алеф» тормозил. Теперь он спускался вертикально.
– Но они могли сесть и на южном полюсе, – сказал Валькенштейн.
– Могли, – согласился Горбовский.
Сидоров подумал, что, если Горбовский не найдет поселения чужеземцев у северного полюса, он так же методически будет копаться у южного, а потом, если не найдет у южного, будет вылизывать всю планету, пока не найдет. Ему даже стало жалко Горбовского и его товарищей. Особенно его товарищей.
– Михаил Альбертович, – позвал вдруг Горбовский.
– Да? – отозвался Сидоров.
– Михаил Альбертович, вы когда-нибудь видели, как танцуют эльфы?
– Эльфы? – удивился Сидоров.
Он оглянулся. Горбовский сидел вполоборота к нему и косил на него нечестивым глазом. Валькенштейн сидел спиной к Сидорову.
– Эльфы? – спросил Сидоров. – Какие эльфы?
– С крылышками. Знаете, такие… – Горбовский отнял руку от клавиш управления и неопределенно пошевелил пальцами. – Не видели? Жаль. Я вот тоже не видел. И Марк тоже, и никто не видел. А интересно было бы посмотреть, правда?