Страница 5 из 11
«Долой капитализм! Долой империализм! Да здравствует социализм! Да здравствует свобода!» Лозунги, которыми завершал свою речь Чавес, – здесь и сейчас, на этом фестивале в боливарианском Каракасе, – имели совсем иное значение в сравнении с пустой фразой ораторов наших пленумов. Они имели значение, политический вес, придающий им материальный характер. Они звучали как вызов тем, кто правит этим миром сегодня. Эти слова, пока бесплодные на нашей земле, выглядели здесь реальной и неизбежной перспективой нашего человечества.
«Его мать хотела, чтобы он стал священником – он же дальше служки не пошел, но звонил в колокол так красиво, что вся округа узнавала его по этому перезвону. «Это звонит Уго», – говорили они. Как художник, пораженный репродукциями с работ Микеланджело и Давида, он в двенадцать лет получил свою первую премию на региональной выставке. Как музыкант, обладавший красивым голосом и умевший играть на четырехструнной гитаре, он сумел стать незаменимым на праздновании дней рождения или пении серенад. Как бейсболист он стал принимающим на первой линии…
Он изучал политические дисциплины, историю и марксизм-ленинизм. Он увлекся изучением жизни и произведений Симона Боливара, чьи обращения к народу выучил наизусть. Но его первым сознательным конфликтом с реальной политикой стала смерть Сальвадора Альенде в сентябре 1973 года. Чавес не понимал: почему, если чилийцы выбрали Альенде, чилийские военные собираются устроить переворот?» – так пишет о боливарианском президенте Габриэль Гарсиа Маркес.
Сегодня колокола Уго слышит весь мир, и при желании в них можно расслышать погребальный звон по нашему самодовольному миропорядку. Сегодня Чавесу пришлось на практике доказать, что «чилийский сценарий» подавления прогрессивных сил может и должен быть предотвращен. Из любителя истории Уго превратился в ее действующее лицо, из увлеченного марксизмом мальчишки – в неожиданную надежду учения Маркса и Ленина. Сегодня он заявляет, что если бы у Боливара были его возможности, тот непременно задумался бы над необходимостью освобождения всей планеты. Так ли уж нелеп и нескромен этот прозрачный намек?
Не стоит говорить о «феномене Чавеса» – хотя его биография атипична, удивительна и богата неожиданностями. Он не стяжал популярность привычным путем политика – через послушные СМИ, поскольку до недавнего времени все они находились в руках у его врагов. Нет, он стал популярным вопреки газетам и телеканалам. Он – не заурядный президент-горилла на армейских штыках, он выполняет нормы буржуазной законности едва ли не более точно, чем кто-либо из его предшественников-«демократов». Но нет ничего более глупого, чем сюсюканье доморощенных оппортунистов, призывающих видеть в карьере Чавеса «мирный путь» к горизонтам социализма.
Биография политика-Чавеса началась вооруженным выступлением 4 февраля 1992 года. После его провала, он сдался в обмен на право обратиться к народу в прямом эфире, и за три года тюремного заключения стал самым популярным человеком в стране. Мужество и решительность действий Чавеса, в сочетании с расчетливой политической стратегией, почерпнутой скорей в революционных книжках, чем на лекциях в академии, позволили ему превратить свое поражение в конечную победу. Впрочем, путч Чавеса не был таким уж неудачным, и это тоже немаловажная деталь. Восставшие офицеры достигли своих целей везде, кроме столицы, где их планы выдал предатель. Именно на этих, непарламентских действиях был заработан начальный капитал его популярности и успеха. Именно потому он у власти, удержав ее «мирным путем» – через преодоление фашистского путча, тотального саботажа и непрерывных уличных провокаций гусанос. В то время как наши «коммунисты» скорее увидят собственные уши, чем политическую власть в своих руках. К счастью для нас – как это убедительно показывает молдавский пример.
Изначально Чавес не думал о социализме всерьез, хотя и был знаком с левой мыслью. Как и молодой Кастро, он хотел преодолеть неравенство и нищету, не переступая рамок капитализма, довольствуясь националистической риторикой. Действительность сама вытолкнула его на путь социалистических реформ, а навязанный оппозицией ярлык «кастро-коммуниста» постепенно пришелся президенту по вкусу. Чавес все больше и все смелее рассуждал о социализме, а его практические действия, несколько отставая от слов, были конкретны и имели вполне определенное направление, которое быстро распознала буржуазия.
В этой политической расчетливости, совмещенной с неизбывным романтизмом (очень серьезной вещью, как это не раз доказывала история), и образуется политическая линия, именуемая «боливарианским движением к социализму». Линия, которую определяет проклятье исключительно неблагоприятного международного положения новой Венесуэлы. Даже юный мальчик-волонтер из Чарайаве говорит: «Мы могли бы взять все сразу и сразу все потерять». Вездесущие солдаты Чавеса в союзе с миллионами его сторонников могли бы уже завтра вырвать из рук буржуазии собственность, награбленную за время ее векового господства в этой стране. Однако в условиях тотального доминирования империализма, в условиях, когда значительная часть доходной собственности Венесуэлы, в виде бензоколонок и инфрастуктуры PDVSA, находится на территории Соединенных Штатов, когда ясна угроза экономической блокады, а страна зажата в клещи военными базами в подконтрольной Пентагону Колумбии и де-факто британской Гайане (некогда отторгнутая империализмом часть Венесуэлы – напоминание об угрозе будущих агрессий), наконец, когда среди масс чавистов катастрофически не хватает специалистов технического и гуманитарного профиля, а то и просто образованных людей – в этих условиях боливарианская власть не может позволить себе форсированные методы борьбы. Она действует медленно, но наверняка, подчас вызывая восхищение своих противников. Эта власть сумела подавить яростное сопротивление буржуазии, не прибегнув к кровопролитию и не дав, таким образом, повода к вооруженной агрессии против страны и ее международной изоляции. Но при этом не сдала своих позиций – в отличие от сандинистов Даниэля Ортеги, еще одной легенды, которую можно было видеть на этом фестивале. Она не просто добилась популярности, но до известной степени слилась с движением масс. Сейчас эта власть продолжает формировать себя путем сознательного массового воспитания новых людей – а это строительный материал для формирования по-настоящему нового общества.
Эта просветительская политика уже дает свои плоды. Молодые венесуэльские волонтеры из Каракаса и провинции выглядят куда более подкованными в вопросах национальной и международной политики, нежели их украинские и российские сверстники. Идеи и терминология социализма воспринимаются органично. Граффити с Фиделем и Че встречаются едва ли не чаще граффити с Чавесом. «В 1996 году я купил значок с Че Геварой в рядах, торгующих разной мелочевкой в западной, бедняцкой части Каракаса. Продавщица, по-моему, метиска из штата Сулия, спросила меня, кто это такой. Благодаря Чавесу сегодня такого вопроса не возникло бы», – говорит Дмитрий, наш соотечественник из Венесуэлы. Разве это не результат?
Итак, «феномена Чавеса» не существует. Это путь движения к социализму в исключительно трудных и специфических условиях этого времени и этой страны. «Левые» критики Чавеса не заслуживают, чтобы на них обращали внимание – разве только для того, чтобы послать их к черту. Что, они видели устрашающие муравейники барриос, которые достались боливарианскому президенту вместе с разрушенной неолиберализмом экономикой, хронической нищетой и безграмотностью населения, извечной коррупцией, в которой теперь не устают винить его самого? К 1999 году 26 % граждан Венесуэлы, включая две трети венесуэльских детей в возрасте до пяти лет, находились за чертой критической бедности. 45 % домохозяйств не имели ежедневного доступа к питьевой воде, в 27 % из них не было канализации. По меньшей мере, один человек в 44 % домохозяйств был хронически болен, а одно койко-место в больнице приходилось на 585 жителей, которые, впрочем, еще не считались бедняками. 13 % молодежи страны не ходили в школу, а 55 % молодых бедняков бросали ее, не доучившись. В целом же из системы образования было исключено 44 % детей, а детская смертность в крупнейшем нефтяном экспортере полушария была традиционно высока. Кто-то нашел бы в этих условиях другой путь к социализму? Так пусть доказывает это на практике, в своей стране – вряд ли тамошние условия будут хуже, чем в Венесуэле.