Пауло Коэльо

Целыми днями женщина любовалась птицей, показывала предмет своей страсти подругам, а те говорили: «Теперь у тебя есть все». Но странные дела стали твориться в душе этой женщины: птицу она заполучила, приманивать ее и приручать больше не было нужды, и мало-помалу угасал интерес к ней. Птица же, лишившись возможности летать – а в этом и только в этом заключался смысл ее бытия, – облиняла и утратила свой блеск, стала уродлива, и женщина вообще перестала обращать на нее внимание: только следила, чтобы корму было вдоволь да чтобы клетка чистилась.

И в один прекрасный день птица взяла да и умерла. Женщина очень опечалилась, только о ней и думала и вспоминала ее днем и ночью, но только не то, как та томилась в клетке, а как увидела в первый раз ее вольный полет под облаками.

А загляни она себе в душу – поняла бы, что пленилась не красотой ее, а свободой и мощью ее расправленных крыльев.

Лишившись птицы, лишилась ее жизнь и смысла. И постучалась к ней в дверь смерть. «Ты зачем пришла?» – спросила ее женщина.

Коридор в больнице. Винсент Ван Гог

«Затем, чтобы ты снова смогла летать со своей птицей по небу, – отвечала смерть. – Если бы позволила ей покидать тебя и неизменно возвращаться, ты любила бы ее и восхищалась бы ею пуще прежнего…»» (Пауло Коэльо)

И вновь он на свободе. Вновь – обещания родителям начать правильную жизнь, и вновь – все по-старому…

Много лет спустя Пауло привел такой афоризм: «Что случилось однажды, может никогда больше не случиться. Но то, что случилось два раза, непременно случится и в третий».

В конце июня 1967 года, промучившись бессонницей всю ночь, он запер дверь собственной комнаты, и начал крушить все подряд. «Первой под руку попалась шестиструнная гитара – он разбил ее в щепки о письменный стол с таким грохотом, что это походило на взрыв бомбы. В тот ранний час, в обычный день – около шести утра в четверг – соседей, вяло собиравшихся на работу, до смерти перепугал шум в доме Коэльо. Отломанным грифом Пауло вдребезги разнес красный проигрыватель, коротковолновый радиоприемник и продолжал сеять разрушение, круша все на своем пути.

Ничего целого уже не оставалось, а ярость еще не была утолена. Пауло подобрался к стеллажу с книгами и смел на пол собрания сочинений, начиная с «Приключений Шерлока Холмса». Он начал рвать книги европейских писателей одну за другой, затем перешел к полкам с томами бразильских авторов… Поэзия, проза, философские сочинения – все летело на пол, уже покрытый растерзанными книгами. Пауло ворвался в ванную и, орудуя грифом гитары как дубинкой, вдребезги расколотил зеркало туалетного шкафа. Когда грохот на миг стих, он услышал, как отец просит его открыть дверь. Он не внял отцовским просьбам. Сорвал и разодрал в мелкие клочья два плаката, что висели на двери, – с текстом молитвы святого Франциска Ассизского и «Барбарой», стихотворением Жака Превера. То же самое он сделал с постерами – репродукциями картин, украшавшими комнату: «Махой обнаженной» Гойи, «Садом наслаждений» Босха и «Распятием» Рубенса. Запыхавшись, Пауло заметил, что уцелел лишь один предмет: белое кресло, в котором он привык «плакать либо созерцать звездное небо», как он однажды написал. Инструмента, чтобы разбить его, под рукой не оказалось, и, недолго думая, он распахнул окно и с грохотом выбросил кресло в садик. И лишь когда в комнате не осталось ни одной целой вещи, решил открыть дверь. Он только успел понять, что ломился к нему уже не отец: его быстро зафиксировали два санитара, а один из них вколол ему в руку инъекцию сильнодействующего транквилизатора»[6].

Его снова закрыли в палате частной психиатрической клиники. Курс лечения не изменил его уверенности в себе – и тогда он сбежал из клиники, скитался некоторое время, выступая со статьями на социальные темы в местной прессе – то как «студент университета и актер», то как «молодой драматург из Рио».

В конце концов он вернулся домой. «Когда человек извлек свою мечту со дна души и многие годы питал ее силой своей любви, не замечая рубцов и шрамов, оставшихся на сердце после многотрудной борьбы за ее воплощение, он вдруг начинает замечать, что то, чего он так долго желал, уже совсем близко и вот-вот осуществится – возможно, уже завтра; именно на этом этапе его ожидает последнее препятствие: страх перед исполнением мечты всей его жизни» (Пауло Коэльо).

Родители согласились не возвращать его в клинику, уверяли, будто интересуются его журналистской работой, и больше не требовали, чтобы он приходил домой в определенное время.

Фернандо Морайс со своей книгой «Маг. Биоргафия Пауло Коэльо»

Мир

В 1967 году Пауло Коэльо примкнул к движению любительского театра, который в Бразилии в то время стал массовым явлением – не только явлением искусства, но и социального протеста. В один день августа того же года имя Коэльо появилось на страницах трех разных изданий о культурной жизни Рио. В театре «Арена» он был автором и режиссером спектакля «Сокровище капитана Беренгундо»; в «Санта-Терезинье» афиша гласила, что он драматург постановки «Аладдин и волшебная лампа», а в театре «Кариока» он выступал как актер в «Крылатом ягуаре» Валмира Аялы. В марте Пауло пригласили участвовать в большой постановке: речь шла о мюзикле «Трехгрошовая опера» Бертольда Брехта и Курта Вайля. Спектакль имел громкий успех.

Кто-то из друзей сказал начинающему актеру и драматургу, что видел в зале его родных: его семья смирилась…

«Духовная жизнь сводится к любви. Любят не потому, что хотят сотворить благо, или помочь кому-либо, или оберечь и защитить кого-то. Когда мы поступаем таким образом, то рассматриваем нашего ближнего всего лишь как объект, а себя – как людей, одаренных благородством и мудростью. Это не имеет с любовью ничего общего. Любить – значит причаститься другого человека и обнаружить в нем искорку Божьего огня» (Пауло Коэльо).

Тогда же он пристрастился и к наркотикам… как к составной части того сегмента общества, в котором он теперь существовал – артисты, писатели, художники – все, как правило, левых убеждений и свободных в своем поведении… От наркотиков он отказался – раз и навсегда – только в тридцатилетнем возрасте.

Паоло Коэльо с труппой театра

«Если то, что ты нашел, сделано из добротного материала, никакая порча его не коснется. И ты смело можешь возвращаться. Если же это была лишь мгновенная вспышка, подобная рождению звезды, то по возвращении ты не найдешь ничего. Зато ты видел ослепительный свет. Значит, все равно пережить такое стоило» (Пауло Коэльо).

В 1968 году Пауло вновь в жесточайшей депрессии, вновь громит свою комнату: сломанная мебель и разорванные книги… Но вместо «скорой помощи» он увидел молодого врача. Одного без шприца и смирительной рубашки.

Врач, присев на кровать, осмотрелся, и произнес:

– Разгромили все? Великолепно!

Пауло от неожиданности не вымолвил ни слова.

Врач же продолжал:

– Вы разгромили свое прошлое. Отлично! С ним покончено, начинаем думать о будущем. Хорошо? Я жду вас у себя в кабинете, будете приходить два раза в неделю. Мы с вами будем вместе с вами выстраивать ваше будущее.

Пауло лишь кивнул в знак согласия. Позднее он скажет: «Хороший психиатр должен быть чуточку сумасшедшим». Так оно, видимо, и было…

Врач встал с кровати, и, не прощаясь, вышел из комнаты… Пауло заметил в соседней комнате родителей, которые прислушивались к тому, что происходит у него в комнате. Врач не стал им ничего объяснять, а лишь кивнул головой и покинул дом Коэльо… Родители все еще не бросали надежды… Хотя и зашли «с другой стороны»…

6

Морайс Ф. Маг. Биография Пауло Коэльо.