Страница 5 из 29
Ботинки лежали в рюкзаке поверх книг, и он решил не вынимать их оттуда, пока не отойдет подальше от дома. Он опасался шума, который могли произвести обутые ноги. Он обогнул дом по широкой дуге и оглянулся назад. Свет в спальне все еще горел; Макс стал срезать угол, выходя на дорогу, и вдруг заметил уницикл Монтгомери. И остановился.
Пройдя дальше, он выйдет на дорогу, по которой ходит автобус. Повернет ли он налево или направо, у Монтгомери будут шансы пятьдесят на пятьдесят догнать его на уницикле. Двигаться предстояло на своих двоих – денег на автобус у него не было.
Ерунда это все. Монтгомери и пробовать не станет вернуть его домой. Скажет: скатертью дорожка, – и тут же из головы выкинет.
Но все-таки мысль эта его тревожила. А что, если Моу уговорит Монтгомери? А что, если Монтгомери не сможет забыть оскорбление и не пожалеет трудов, чтобы с ним посчитаться?
Он вернулся и, снова держась подальше от дома, пошел по склону холма в направлении правого участка ЧСЗ-дороги.
Глава 2
Добрый самаритянин
Макс хотел бы, чтобы было светло, но и темнота не слишком его беспокоила. Он прекрасно знал эти места, каждый холмик, чуть ли не каждое дерево. Он держался высоких мест, передвигаясь с холма на холм, пока не добрался до выходного кольца, откуда поезда перепрыгивали через долину. Здесь он вышел на служебную дорогу, которой пользовался обслуживающий персонал магнитной дороги. Тогда он сел на землю и обулся.
Служебная дорога была просто тропой, шедшей сквозь лес по просеке. Эта тропа годилась для гусеничного транспорта, но не для колесных машин. Она спускалась в долину, а затем поднималась и проходила немного ниже того места, где магнитная дорога скрывалась в туннеле в дальнем обрыве. Макс пошел по служебной тропе не спеша, но быстро, легкой, свободной походкой прирожденного горца.
Через семьдесят минут он пересек долину и оказался под входным кольцом. Он прошел дальше, пока не приблизился к кольцу, расположенному прямо в черневшем зеве туннеля. Здесь он остановился на безопасном – по его расчетам – расстоянии и снова оценил свои шансы на успех.
Гребень был высоким, иначе кольца установили бы не в туннеле, а прямо на холме. Он часто охотился здесь и знал, что для подъема на холм потребовалось бы часа два – при дневном свете. Но служебная дорога проходила прямо сквозь гору, под кольцами. Если он пойдет по дороге, то через десять – пятнадцать минут он окажется по другую сторону холма.
Макс никогда не ходил по туннелю. Это было строго запрещено и преследовалось по закону. Не то чтобы запрещение сильно беспокоило Макса, он и так уже находился на запретной территории. Дело было в другом. Иногда свинья или какое-нибудь дикое животное забредали в туннель и не успевали выбраться оттуда до прохода поезда. Они погибали – мгновенно и без единой царапины. Как-то Макс высмотрел в туннеле, совсем неподалеку от входа, погибшую лису. Он быстро сбегал и вытащил ее. На ней не было никаких внешних повреждений, но когда он снимал шкуру, то увидел, что ее тело представляло собой сплошную массу мелких кровоизлияний. Несколько лет тому назад какой-то человек был «пойман» поездом внутри туннеля – и дорожные рабочие извлекли труп.
Туннель был шире, чем кольцо, но ненамного – только чтобы позволить поезду двигаться, обгоняя свою собственную ударную волну, отраженную от стенок. Ничто живое, попавшее в туннель, не могло избежать этой волны; этот непереносимый громовой раскат, от которого даже на порядочном расстоянии болели уши, был заряжен такой энергией, что вблизи обозначал неминуемую мгновенную смерть.
Однако Максу совсем не хотелось карабкаться по обрыву; он прокручивал в уме ночное расписание поездов. Тот, за которым он наблюдал на закате, назывался «Томагавк»; прохождение «Джавелина» он слышал, когда прятался в сарае. «Ассегай», должно быть, прошел совсем недавно, хотя он его вроде бы и не слышал. Оставался полуночный «Кинжал». Макс посмотрел на небо.
Венера, конечно же, уже ушла за горизонт. Однако, к его удивлению, Марс все еще стоял на западе. Луны не было. Попробуем вспомнить – полнолуние было в прошлую пятницу. Конечно же…
Получавшийся ответ казался ошибочным, поэтому он дополнительно проверил себя, тщательно оценив положение Веги и сравнив его с тем, что ему говорило положение ковша Большой Медведицы. Тогда он тихо присвистнул, – несмотря на всю уйму происшедших событий, сейчас было всего еще только десять часов – плюс-минус пять минут; звезды никогда не ошибаются. В таком случае «Ассегай» будет не раньше чем через три четверти часа. Если не брать в расчет какой-нибудь специальный поезд, вероятность которого крайне мала, у него была уйма времени.
Макс направился прямо в туннель. Пройдя ярдов пятьдесят, он уже пожалел о своем поступке и даже немного запаниковал; здесь было темно, как в могиле. Зато идти здесь было гораздо легче, стенки туннеля были совершенно гладкими, так как ничто не должно мешать прохождению ударной волны. После нескольких минут торопливого, хотя и на ощупь, продвижения по туннелю, когда глаза его адаптировались к полной темноте, он различил впереди еле заметный серый круг. Тогда он побежал – сначала рысцой, а затем, подгоняемый страхом перед этим местом, – со всех ног.
Когда Макс достиг выхода, сухое горло его горело, а сердце колотилось как сумасшедшее; потом он бросился вниз по склону, не обращая внимания на то, что почва под ногами сразу стала хуже, когда он покинул туннель и побежал по служебной тропе. Он не замедлял своего бега, пока не оказался около опоры кольца, опоры такой высокой, что кольцо, которое она поддерживала, казалось снизу совсем маленьким. Здесь он остановился и попытался справиться со своим дыханием.
Что-то ударило его сзади и сшибло с ног.
…Он поднялся, ничего не понимая и шатаясь, как пьяный. Постепенно он вспомнил, где находится, и понял, что на какое-то время потерял сознание. Одна из его щек была в крови, ладони и локти ободраны. Только рассмотрев все это, он осознал, что случилось: прямо над ним прошел поезд.
Не так близко, чтобы убить, однако достаточно близко, чтобы ударная волна сбила его с ног. Это никак не мог быть «Ассегай»; он поглядел на звезды и снова убедился в этом. Нет, это был специальный, дополнительный, – и Макс выбежал из туннеля всего за какую-то минуту до него.
Тогда его затрясло, и прошло много минут, прежде чем он взял себя в руки. Потом он направился по служебной тропе со всей скоростью, на какую было способно его избитое тело. Еще через какое-то время он обратил внимание на странное обстоятельство: ночь была совершенно безмолвной.
Но ведь ночь не бывает безмолвной. Никогда. Уши Макса, с младенческого возраста привыкшие к звукам и голосам родных холмов, должны были бы слышать несмолкаемое переплетение разнообразных ночных звуков – шелест листьев на ветру, копошение его меньших братьев, пение древесных лягушек, стрекотание насекомых, крики сов.
Неумолимая логика подсказала Максу, что он лишился слуха – стал глухим как чурбан. Его оглушила ударная волна. Однако поделать с этим нельзя было сейчас ничего, так что он продолжил свой путь; мысль вернуться домой даже не пришла ему в голову. В глубине этой лощины, где опоры колец достигали высоты в триста футов, служебная дорога пересекла обычный проселок, он свернул на проселок и стал спускаться с холма. Первая его задача – добраться до такого места, где Монтгомери вряд ли будет его искать, – была выполнена. Теперь он был в другом водоразделе. Всего в нескольких милях от дома, и тем не менее, пройдя сквозь хребет, он оказался совсем в другой местности.
Он продолжал спуск еще пару часов. Дорога эта была совсем примитивной, пригодной разве что для телег, но все-таки получше, чем та, служебная. Где-то там, внизу, где холмы сменялись долиной, в которой жили «иностранцы», он найдет шоссе, проложенное параллельно магнитной дороге и ведущее в Земпорт. Именно Земпорт избрал он своим конечным пунктом, имея при этом более чем смутное представление относительно того, что будет делать, добравшись туда.