Страница 2 из 30
Религия – это и есть способ или совокупность способов достижения человеком Бога, смертным – бессмертного, несовершенным – совершенного, расколотым – целостного, временным – вечного. Потому-то слово «религия» и восходит к слову «связь».
В нашем современном значении слово вера противоположно слову знание. Мы никогда не скажем «я верю в существование соседнего дома» или «я верю, что рядом со мной за столом сидит Ваня». Мы знаем, что рядом с нашим домом есть и соседний и что имя моего соседа по столу в классе – Иван. Мы можем познавать законы природы и общества, мы не сомневаемся, что даже неизвестное сегодня будет понято в будущем. Но мы не всегда задумываемся, в чем источник нашей убежденности в познаваемости мира. А причина познаваемости мира в том, что мы – его часть. Равное себе и низшее себя познать всегда можно. И человек, и камень состоят из материи. Но камень – это материя, не сознающая себя, а человек – сознающая. Камень познать себя не может, а человек может познать и себя, и камень. Человек изучает и живую, и неживую природу и самого себя. Этим занимаются естественные и социальные науки, психология, философия.
Но если представить себе, что есть Бог, то как можно надеяться изучить Его? Ведь Его природа абсолютна, Он создал нас и весь мир. Может ли созданное понять Создателя? Может ли временное и ограниченное понять То, что существует вне времени и пространства? Законы познания бессильны перед Богом. Потому-то человек верит в Бога. Вера – это иная форма отношений, нежели знание. Вера требует от человека волевого усилия, направленного к объекту веры. На знание соглашаться не надо. Знание объективно. Соседний дом и сосед по парте познаются нами помимо нашей воли. Но вера поддерживается только волевым усилием, только желанием верующего, ибо такова природа Бога, что Он не может быть нами объективно познан, как Им сотворенные формы нашего мира. «Доказательство бытия Бога, – писал один из глубокомысленнейших французов граф Жозеф де Местр, – предшествует доказательству Его атрибутов, и потому мы познаем, что Он есть прежде, чем познать, что Он есть. Более того, последнее мы никогда и не сумеем познать вполне».[2]
Вера, как сказано в одном древнем христианском тексте, «действует любовью» [Гал. 5, 6], поскольку волевое усилие верить из всех земных подобий больше всего напоминает любовь. Мы не можем объяснить, почему мы любим, почему влюбляемся именно в этого человека. Мы любим не потому, что до всех тонкостей познали любимого, но скорее наоборот – познание объекта любви приходит постепенно, с усилением нашего чувства. «И эта прежняя, простая, уже другая, уж не та», – сказал о познании через любовь Александр Блок.
Но в любой земной любви какое-то предварительное знание все же необходимо. Иначе в любви божественной, ведь Творец не может быть познан теми, кого Он сотворил. И потому, по точному определению французского мыслителя Блеза Паскаля (1623–1662), «человеческие дела нужно познавать, чтобы их любить; божественные нужно любить, чтобы их познавать» [Pensees. 1, 156. 30–31]. Это напряженно-волевое, любовное устремление к Богу и заставило, должно быть, наших древних арийских предков уподобить отношения человека с его Творцом жару и наименовать словами var, ver – вера.
Как рассказывать о религии? Представим себе ученого XVI века, описывающего плавания в недавно открытую Америку, но уверенного при этом, что никакой Америки на самом деле не существует. Все рассказы путешественников он объяснит ошибкой, миражом, болезненными галлюцинациями, порожденными слишком горячим желанием ступить на землю мифического Нового Света. Подобно этому и ученый, не признающий существования объекта религиозных стремлений, отрицающий Бога, многообразный религиозный опыт человечества сводит к более или менее возвышенному самообману, к заблуждению, а иногда и к сознательному обману священнослужителями народа. Так еще совсем недавно объяснялась сущность религии большинством европейских религиеведов,[3] так объяснялась она в советской как средней, так и высшей школе.
В случае с Америкой всегда можно поставить эксперимент – отправиться в плавание и проверить на деле, есть ли за тридцатым градусом к западу от Гринвича новый материк или нет. При всех трудностях и опасностях заморские путешествия стали делом вполне осуществимым с эпохи Колумба и Америго Веспуччи. Но Бог – объект иного рода, чем новый континент. Чтобы Его познать, Его надо сначала полюбить, иначе говоря, поверить в Него.
В сущности, все люди делятся не на тех, которые знают, что Бога нет, и на тех, которые знают, что Бог есть, но на любящих Бога и потому знающих о Его существовании, и на не любящих Бога и потому Его существование не признающих.
А если в сердце нет любви к Богу и веры в Него, то пусть в нем будет хотя бы внимательное, уважительное отношение к опыту тех, кто на корабле веры смог свершить путь от земли до неба и опытно познать абсолютное божественное бытие. Опыт этот и есть предмет науки религиеведения. «Религии существуют, дабы помочь человеку узреть божественный свет», – писал великий британский историк Арнольд Тойнби (1889–1975),[4] а наука религиеведения изучает, как люди достигают прозрения и что они видят в этом свете.
Всеобщность веры
Уже в глубокой древности человек обратил внимание на тот факт, что религия, вера в Бога или богов – явление всеобщее. «Все мы, люди, имеем в богах благодетельных нужду», – говорит как о само собой разумеющемся Гомер [Од. 3, 48]. «Ты можешь видеть государства без стен, без законов, без монет, без письменности, но никто еще не видел народа без Бога, без молитвы, без религиозных упражнений и жертв», – указывал другой великий эллин – Плутарх. «Нет ни одного народа, который не имел бы Бога, высшего правителя; но одни почитают богов одним образом, другие – иным», – высказывал общепринятое в греческом обществе мнение Артемидор [Сонник. 1,9]. «Из всего множества разнородных тварей, – пишет Цицерон – нет ни одной, кроме человека, которая имела бы какое-либо понятие о Боге; между людьми нет ни одного народа такого дикого и грубого, который не сознавал бы, что он должен иметь Бога…» [О законах. I, 8].
В одном из древних еврейских песнопений, приписываемых царю Израиля Давиду (ок. 1000–960 до Р. Х.) провозглашается: «От восхода солнца и до запада прославляемо имя Господне. Высок над всеми народами Господь» [Пс.112, 3–4]. То есть, по мысли древнего гимнографа, все народы восхваляют Бога, так как Бог управляет ими.
В составленном в незапамятные времена священнейшем тексте Индии, в Бхагавадгите (на санскрите – Песнь Господня), Шри Бхагаван – «Благой Господь» объяснял царевичу Арджуне:
Обратите внимание на типичную для Индии диалектическую форму этого изречения: вера сообразна сути, суть – вера, человек есть проявление его веры-сути.
Но, кажется, древнейшее известное нам указание на всеобщность веры встречается в «Текстах саркофагов»,[5] в одной из тех надписей, которые делали египтяне четыре тысячи лет назад на гробах. Слова, запечатленные в них, должны были звучать перед лицом умершего в инобытии:
2
Ж. де Местр. Санкт-Петербургские вечера. СПб.: Алетейя, 1998. – С. 445.
3
О теориях происхождения религии смотрите, в частности, книгу выдающегося британского антрополога и религиеведа Эдварда Эванса-Притчарда «Теории примитивной религии» (Edward E. Evans-Pritchard, Theories of Primitive Religion. Oxford, 1965). М., ОГИ, 2004.
4
А. Тойнби. Постижение истории. Москва: Прогресс, 1991. – С. 526.
5
Слово «саркофаг» греческое и означает «пожиратель плоти», «плотоядный» σαρκοφάγος. Египетское слово «керес» – гроб не имеет подобного значения, но за египетскими художественно выделанными гробами закрепилось греческое – саркофаг. В дальнейшем, следуя библейской традиции, мы будем именовать саркофаг «ковчегом» [Быт. 50, 26], сохраняя принятое международное сокращение СТ – Coffin Texts.