Страница 41 из 46
– А кто пристраивает новое крыло к дому этого Ньюолла? – вдруг спрашивает Гэри.
Все поворачиваются к нему. Лишь старый Клат все чиркает спичкой о серу. Наконец спичка зажигается и Клат раскуривает трубку.
– Новое крыло? – переспрашивает Харли.
– Да.
Синий дымок поднимается от трубки старого Клата к потолку и там растекается тонкой пеленой. Ленни Патридж вскидывает подбородок, чешет шею, издавая сухой хруст.
– Я не знаю, – отвечает Харли, и его тон ясно указывает: если не знает он, значит, не знает никто, во всяком случае, в этой части света.
– Они не могли найти покупателя с восемьдесят первого года, – говорит старый Клат. Под «они» подразумеваются «Саузерн Мэн виавинг» и Банк Южного Мэна, но он имеет в виду другое: массачусетских итальяшек. Компания «Саузерн Мэн виавинг» стала владельцем трех фабрик Джо и дома на горе через год после его самоубийства, но для стариков, которые собираются в магазине Брауни, это название всего лишь ширма… или, как они иногда говорят, легальное прикрытие. Вообще к Закону они относятся с подозрением. К месту и нет упоминают об одной даме, которая подала на бывшего мужа в суд и теперь легально он не может видеться с собственными детьми. Закон доставлял и доставляет массу неприятностей и им, и их ближним, но они не перестают удивляться тому, как ловко некоторые люди используют Закон, чтоб обделать свои темные делишки.
Компания «Саузерн Мэн виавинг», она же Банк Южного Мэна, она же массачусетские итальяшки, получала устойчивую прибыль от трех прядильных фабрик Джо Ньюолла, но стариков, которые собирались в магазине, занимало другое: новые хозяева никак не могли избавиться от дома. «Он – что заноза, которую никак не вытащишь, – как-то сказал Ленни Патридж, и все согласно покивали. – Даже у макаронников из Молдена и Ривера ничего не выходит».
Старый Клат и его внук Энди сейчас в ссоре, и причиной тому стал уродливый дом Джо Ньюолла… Хотя, конечно, были и другие причины, более личные, но они остались за кадром. Заспорили они, оба вдовцы, как-то вечером, плотно пообедав в городском доме молодого Клата.
Молодой Энди, тогда он еще не потерял работу в полиции, очень довольный собой, снисходительно поглядывая на деда, пытался объяснить ему, что «Саузерн Мэн виавинг» с давних пор не имела никакого отношения к прежней собственности Ньюолла, что истинным владельцем дома на Дуге являлся Банк Южного Мэна, что эти две частные фирмы никоим образом не связаны друг с другом. Старый Джон прямо заявил Энди, что только круглый идиот может в это поверить. Все знают, добавил он, что и банк, и текстильная компания – легальное прикрытие массачусетских итальяшек, а отличаются эти две фирмы только словами в названиях. А их более очевидные связи скрыты под грудой юридических документов, чтобы все было шито-крыто, по Закону.
Вот тут молодой Клат допустил бестактность, громко рассмеявшись. Старый Клат побагровел, бросил салфетку на тарелку, поднялся. Смейся, сказал он. Смейся сколько угодно. Почему нет? Для пьяницы лучше смеяться над тем, чего он не понимает, чем плакать над тем, чего не знает. Энди это разозлило, он что-то пробурчал насчет Мелиссы, безвременный уход которой и побуждает его тянуться к бутылке, на что Джон резонно спросил внука, сколько еще тот будет винить в своем пьянстве мертвую жену. После этих слов Энди побледнел как полотно и велел старику убираться из его дома. Джон ушел, и больше к Энди не заглядывал. Да и не больно хотелось ему туда идти. Кому охота смотреть на пьяного внука?
Но что бы там ни говорилось, факт оставался фактом: дом на холме пустовал последние одиннадцать лет, раньше никто не задерживался в нем надолго, а Банк Южного Мэна то и дело пытался продать его через одного из местных риелторов.
– Последние покупатели приезжали из штата Нью-Йорк, не так ли? – спрашивает Пол Корлисс. Голос он подает так редко, что все к нему поворачиваются. Даже Гэри.
– Да, сэр, – отвечает Ленни. – Очень милая пара. Мужчина собирался выкрасить хлев в красный цвет и приспособить его под антикварный магазин, так?
– Да, – кивает старый Клат. – А потом их мальчишка нашел пистолет, который они держали…
– Люди так беспечны… – вставляет Харли.
– Он умер? – спрашивает Ленни. – Мальчишка?
В ответ – тишина. Похоже, никто не знает. Наконец, с неохотой, ее нарушает Гэри:
– Нет. Но ослеп. Они уехали в Обурн. А может, в Лидс.
– Очень милые люди, – продолжает Ленни. – Я даже думал, откажутся от этого дома. Но они остановили свой выбор именно на нем. Подумали, все шутят, говоря им, что над этим домом висит проклятие, пользуются тем, что они издалека. – Какое-то время он задумчиво молчит. – Может, теперь они понимают, что никто и не думал шутить… Кем бы они ни были.
И старики думают о семейной паре из штата Нью-Йорк, а может, о том, что стареющие тела все больше и больше подводят их, отказываясь выполнять положенные функции. В темноте за печкой булькает солярка. Где-то дальше поскрипывают петли ставни, качающейся под осенним ветром.
– Новое крыло строят быстро, – говорит Гэри. Спокойно, но уверенно, словно отметая возможные возражения. – Я это видел, поднимаясь по Речной дороге. Стены практически возвели. Крыло большое, длиной в сотню футов, а шириной – в тридцать. Строят из отличных кленовых бревен. Где сейчас только такие берут?
Никто не отвечает. Никто не знает.
Молчание решается нарушить Пол Корлисс:
– Они же не собираются там жить, Гэри? Неужели…
– Очень даже собираются, – обрывает его Гэри. – Говорю вам, к дому Ньюолла пристраивают новое крыло. Стены уже стоят. Если у кого есть сомнения, выйдите на улицу и убедитесь в этом.
Что тут говорить, на это возразить нечего – они ему верят. Ни Пол, ни кто-либо другой не спешат к двери, чтобы посмотреть на новое крыло, которое пристраивают к дому Ньюолла. Разумеется, вопрос этот важный, но и спешка тут не нужна. Время течет… Харли Маккиссик не единожды отмечал: если бы за время платили, они давно стали бы богачами. Пол подходит к стеклянному шкафу-холодильнику с газировкой, берет банку апельсинового «Краша». Дает Харли шестьдесят центов, тот на кассе пробивает покупку. А закрыв кассовый аппарат, чувствует, что атмосфера в магазине переменилась. Пришла пора обсудить другие проблемы.
Ленни Патридж кашляет, морщится от боли, потирает грудь в том месте, где два ребра так и не срослись, спрашивает Гэри, когда состоятся похороны Даны Роя.
– Завтра, – отвечает Гэри. – В Горхэме. Где похоронена его жена.
Люси Рой умерла в 1968-м. Дана до 1979-го работал электриком «Ю Эс джипсэм» в Гейтс-Фоллз и умер от рака кишечника два дня назад. Всю жизнь он прожил в Касл-Роке и любил рассказывать, что за свои восемьдесят лет он лишь трижды покидал штат Мэн: один раз ездил к тетке в Коннектикут, второй – в Бостон на матч «Ред сокс» на стадионе в Фенуэй-Парк («и они проиграли, засранцы», – неизменно добавлял он), а третий – на съезд электриков в Портсмут, штат Нью-Хэмпшир. «Потеря времени – так отзывался он о съезде. – Пьянка да бабы, ничего больше, а бабы – посмотреть не на что, не говоря уж о чем-то еще». Он был их добрым приятелем, его смерть, с одной стороны, печалит их, с другой – вызывает чувство облегчения.
– Они вырезали четыре фута его кишок, – напоминает Гэри. – Но ему это не помогло. Рак съел его всего.
– Он знал Джо Ньюолла, – неожиданно говорит Ленни. – Бывал в доме, когда его отец делал электропроводку, ему было лет шесть – восемь. Помнится, он говорил, что Джо дал ему как-то леденец, но он выплюнул его, когда возвращался домой в пикапе отца. Говорил, что у леденца был горьковатый вкус. А потом, когда фабрики вновь начали работать, в конце тридцатых, он уже сам обновлял электропроводку. Ты это помнишь, Харли?
– Да.
Вот так, через Дану Роя, разговор снова возвращается к Джо Ньюоллу. Старики молчат, вспоминая разные истории, связанные с этими двумя людьми. И тут старый Клат сообщает нечто удивительное: