Страница 14 из 46
Я швырнул на машину вторую порцию земли.
Теперь Долан заговорил быстрее, словно боясь не успеть досказать все, что имел сказать:
– Так вот, миллион долларов и мои личные гарантии, что никто тебя не тронет… Ни я, ни мои люди, ни еще чьи-то люди.
Руки у меня совсем не болели. Восхитительное чувство. Я размеренно работал лопатой, и минут через пять задняя часть машины была уже не видна под слоем земли. Закапывать – даже руками – было не в пример легче, чем рыть.
Я остановился, облокотившись на лопату.
– Продолжай.
– Слушай, это же бред какой-то, – сказал он, и теперь я расслышал яркие проблески паники в его тусклом голосе. – Ну сам подумай, это же просто безумие!
– Тут ты прав, – согласился я и подбросил еще земли в его могилу.
Я и не думал, что он столько продержится. Но он держался: говорил, убеждал, увещевал – погружаясь все глубже и глубже под слой песка и земли, которые постепенно закрыли все заднее стекло, – он говорил, повторяясь, и путаясь, и уже начиная заикаться. Один раз пассажирская дверца открылась, насколько ей позволяли открыться габариты ямы, и ударилась о стену. Я увидел руку с черными волосами на костяшках и большим рубиновым кольцом на среднем пальце. Я тут же послал в открывшуюся щель четыре полные лопаты рыхлой земли. Он чертыхнулся и захлопнул дверцу.
Вскоре после этого он сломался. Скорее всего на него подействовал звук осыпающейся земли. Я даже уверен, что так и было. Этот звук внутри «кадиллака» должен был звучать очень громко. Стучащие по крыше и по стеклам камешки и целые потоки земли. Наверное, до него наконец дошло, что он сидит в роскошном восьмицилиндровом гробу с инжекторным двигателем.
– Выпусти меня! – всхлипнул он. – Пожалуйста! Я больше не выдержу! Выпусти, выпусти меня!
– Ты готов выслушать контрпредложение? – спросил я.
– Да! Да! Боже мой, да!
– Кричи. Вот мое контрпредложение. Вот чего я хочу. Кричи для меня. Если будешь кричать с чувством и громко, я тебя выпущу.
Он пронзительно завопил.
– О! Хорошо! – похвалил его я, и похвала, должен заметить, была заслуженной. – Но пока недостаточно хорошо.
Он опять заорал, еще громче. Я даже поразился, как можно издавать звуки такой силы и не разорвать себе глотку.
– Очень неплохо. – Я заработал лопатой с удвоенной силой. Боль в спине не отпускала, но я все равно улыбался. – Ты сможешь выбраться, Долан, действительно сможешь. Если как следует постараешься.
– Пять миллионов. – Это была его последняя вразумительная фраза.
– Нет, не согласен, – ответил я, опираясь на лопату и вытирая пот со лба тыльной стороной грязной ладони. Земля обсыпала крышу машины уже почти со всех сторон. Это было похоже на завихрение звездной туманности… или на громадную коричневую руку, схватившую «кадиллак» Долана. – Но если ты сможешь заорать так, чтобы твой крик сравнился по мощности, скажем, с восемью шашками динамита, подключенными к ключу зажигания «шевроле» шестьдесят восьмого года выпуска, я тебя выпущу, можешь не сомневаться.
И он закричал… а я швырнул очередную лопату земли на «кадиллак». Какое-то время он кричал действительно громко, хотя я решил, что его вопли потянут лишь на две шашки динамита, подключенные к зажиганию «шевроле» шестьдесят восьмого года выпуска. Ну, на три максимум. А к тому времени, когда я сказал последнее «прости» фарам и подфарникам «кадиллака» и остановился передохнуть, глядя на окученное вздутие в яме, он производил только сбивчивые серии хрипов и всхлипов.
Я взглянул на часы. Второй час пополудни. Руки опять кровоточили, черенок лопаты стал скользким. Порыв ветра метнул мне в лицо порцию пыли и песка, я машинально отвернулся и прикрыл глаза. Сильный ветер в пустыне имеет такой специфический, неприятный звук – длинный и низкий гул, который тянется и тянется на одной ноте. Похоже на вой какого-то идиота-призрака.
Я наклонился к яме.
– Долан?
Нет ответа.
– Кричи, Долан.
Молчание. Потом – приступ тяжелого кашля.
Великолепно!
Я вернулся к фургончику, забрался в кабину и прокатился мили полторы назад по ремонтируемому участку. По дороге я настроился на WKXR, вегасскую радиостанцию – ничего больше приемник в машине ловить не хотел. Сначала Барри Манилов доверительно сообщил мне, что он пишет песни, которые поет весь мир – это утверждение я воспринял с некоторым скептицизмом, – потом пошел прогноз погоды. Предсказывали сильный ветер; по всем основным дорогам между Лас-Вегасом и Калифорнией были вывешены предупреждения. Предполагались проблемы с видимостью из-за песка и пыли, сказал диск-жокей, но больше всего следует опасаться порывистого ветра. Это я понял и так – чувствовалось, как швыряло фургончик.
А вот и мой «Кейс-Джордан». Мысленно я уже называл погрузчик «моим». Я влез в кабину и снова замкнул голубой и желтый провода. Погрузчик мягко взревел. На этот раз я не забыл снять его с передачи. Неплохо, приятель, так и слышу голос Тинка. Смышленый ты парень. Быстро учишься.
Да, все правильно. Я очень многому научился за это время.
Где-то минуту я просто сидел: глядел на призрачных змей из песка, расползавшихся по пустыне, вслушивался в гудение двигателя и размышлял, что сейчас будет делать Долан. В конце концов это был его Шанс с большой буквы. Постараться разбить заднее стекло или переползти на переднее сиденье и высадить лобовое. Я насыпал пару футов песка и туда, и туда, но пока еще было возможно вылезти. Если очень захотеть. Все зависело от того, сохранил ли Долан рассудок – этого я не знал и не мог знать, так что, наверное, не стоило и заморачиваться. Мне и без этого было о чем подумать.
Я включил скорость и поехал обратно к траншее. Там я остановил погрузчик, выбрался из кабины. Подбежал к краю ямы и с тревогой глянул вниз, опасаясь увидеть широкую нору спереди или сзади «кадиллакова» кургана – там, где Долан, пробивший стекло, все-таки выбрался наружу.
Однако мое произведение копательного – или, вернее сказать, закопательного – искусства было нетронутым.
– Долан, – позвал я весело и бодро, как мне показалось.
Молчание.
– Долан.
Нет ответа.
Он покончил с собой, подумал я с горьким и нехорошим разочарованием. Покончил с собой или умер от страха.
– Долан?
Из-под насыпи послышался хохот: громкий, безудержный, неподдельный хохот. Я так и обмер – все мое тело как будто окаменело. Это был хохот безумца. Его разум все-таки не выдержал.
А он все смеялся своим сиплым голосом. Потом он кричал; потом снова смеялся. В итоге он начал кричать и смеяться одновременно.
И я тоже смеялся вместе с ним, или кричал, или что он еще там делал. А ветер кричал и смеялся над нами обоими.
Потом я вернулся к «Кейс-Джордану», опустил ковш и приступил к настоящему погребению.
Минуты через четыре уже невозможно было различить даже очертания «кадиллака». На месте ловушки-могилы была просто яма, наполовину засыпанная песком и землей.
Мне казалось, что я еще что-то слышу, но, наверное, только казалось. Даже если бы Долан кричал, я бы вряд ли расслышал его сквозь вой ветра и шум движка. Я встал на колени, потом вытянулся в полный рост, свесив голову в яму.
Глубоко внизу, под всей этой массой песка и земли, Долан продолжал смеяться. Звуки были похожи на надписи в комиксах: Хи-хи-хи, ахха-ха-ха-ха-ха. Может быть, он выкрикивал и какие-то слова. Трудно сказать. Но я все равно улыбнулся и кивнул.
– Кричи, – прошептал я, – кричи, если хочешь. – Но сквозь толщу песка и земли пробивался лишь едва различимый смех – просачивался наружу, как какие-то ядовитые пары.
Внезапно меня сковал темный ужас. Я почему-то уверился, что Долан стоит у меня за спиной! Да, он все-таки выбрался и теперь подкрался ко мне со спины! И прежде чем я успею повернуться, он столкнет меня вниз и…