Страница 60 из 120
– Джар, – крикнула она, – ты можешь перевернуть фургон?
Юный маг энергично закивал. Он ловко подплыл к своему рабочему столу, взял очередное зелье, окрапил им стены фургона и принялся распевать заклинание. Фургон качнулся, дернулся и со скрежетом встал на колеса. И все бы хорошо, только он продолжил приплясывать.
Ли побежала к двери и заскочила внутрь.
– Вы как? Все хорошо?
– Все отлично, – ответил Джар, – Ты мне только скажи, чего вы перед проколом не затормозили?
– Он появился неожиданно. Прибор засек его в последнее мгновение.
– Дай-ка я его гляну, – попросил он.
– Не нравится мне это все, – недовольно пробурчал Старец, – Я слишком стар для того, чтобы такие фортели выкидывать.
– Не сердись, Старец, совсем чуть-чуть до города осталось. Еще один прокол – и помчимся к границе.
– Ни минуты покоя с вами! Пойду к себе, отлежусь маленько. Сами тут сдюжите?
– А то! – бодро отозвался Джар, – Иди, поспи, авось меньше ворчать станешь.
– Ну что там у вас? – спросил зашедший в фургон Иль.
– Разбираемся, – ответил юный маг, – Судя по первому впечатлению, с прибором все в порядке. Значит, что-то не так с самим пространством.
– Ну конечно, – философски заметила Ли, – разве у нас бывает иначе?
– Ты можешь определить, что именно не так с пространством? – осведомился Иль.
– Кажется, сегодня все решили забыть, что мне семнадцать лет, и что я самоучка. Чудо, что я вообще хоть чуточку во всем этом шарю, – гневно ответил Джар и только потом, успокоившись, продолжил, – Нет, понятия не имею, что происходит, и чем нам это грозит. Может, мы просто слишком много значения придаем тому, что один переход не похож на другой.
– Ладно, – оборвала его Ли, – давайте двигаться вперед, а там посмотрим. Джар, достань-ка наши плащи, а то мы с Илем до костей промерзнем.
Они двинулись в дорогу с тяжелыми сердцами. Когда твои нервы и без того накручены до предела, то любое, даже самое крошечное происшествие надолго выбивает из колеи. Казалось, даже кони нервничали – они бежали куда медленней, и то и дело крутили головами по сторонам.
Ли все никак не покидало ощущение неправильности места, куда они попали. На первый взгляд заснеженный лес ничем не отличался от их привычного мира, но было в нем что-то пугающее, даже потустороннее.
Пение началось так незаметно, что никто потом не мог сказать, когда именно оно возникло. Каждый из спутников вдруг поймал себя на том, что тихо мурлычет себе что-то под нос, и его голос вплетается в тонкую мелодию. Кони притихли, воздух стал еще более прозрачным. Лес окутала тишина, в которой звенела одна-единственная мелодия, легкий напев, звуки столь естественные, что разом ложились на язык и застревали в мыслях. Все напевали, напевали, и никак не могли остановиться.
Песня становилась все громче, все настойчивей. Ли пыталась перестать распевать этот странный мотив, но не могла – ее голос стал ей неподвластен. Она обернулась к Илю, и увидела в его глазах такую же беспомощность, смешанную с ужасом. В панорамном окне фургона ее ждало то же зрелище: Ама и Джарвин пели, держась за руки. По щекам Амы текли слезы. Ли хотела было остановить лошадей и отправиться к ребятам, но сердцем чувствовала, что надо убираться из этого леса как можно скорее.
Следом за пением пришли они. Шустрые, юркие, как маленькие песцы, только сотканные из света или тумана. Белесые, безликие, стремительные. Они все прибывали и прибывали, и неслись наравне с фургоном, переплетаясь, смешиваясь. Казалось, весь лес ожил, распался на белые пряди и стал скручиваться вокруг фургона. Лошади ускорили бег, став почти неуправляемыми.
Мелодия начала жить собственной жизнью. Ей больше не нужны были голоса путников, она стала живой, самостоятельной и непобедимой. Будто весь мир вибрировал в такт с ней. Как только Ли почувствовала, что ей больше не нужно петь, она подумала, что все пройдет, но ошиблась.
Раздался женский крик. Ли обернулась и увидела, что кричит Ама. В руку девочке впилось странное белое создание из тех, что кружили в воздухе рядом с фургоном. Стиллер собиралась остановить лошадей, но не успела. В обе ее руки вцепились сгустки тумана. Один за другим они кидались на путешественников и впивались в их кожу острыми зубками.
Да это же колыбельная! Ли в одно мгновение осознала это так четко, так болезненно ярко. Весь мир поет им самую сладкую, самую прекрасную колыбельную на свете. Снежный ковер теперь виделся периной, мягкой и столь вожделенной. Прилечь бы, отдохнуть с дороги. Веки стали тяжелыми, дыхание – глубоким.
Ее покой нарушил писк. Отвратительный, ужасный, несвоевременный! «Замолчи, замолчи, замолчи ты наконец!» – злилась Ли и хотела как можно скорее избавиться от этого писка, чтобы вернуться в блаженство колыбельной. Но писк не уступал, и Лианелла медленно и неохотно стала искать глазами его источник.