Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 74

Надо бросать пить, заняться физкультурой или велоспортом и хорошо бы покинуть органы к хренам. Другую постараться найти нормальную работу. Тогда не придется видеть изо дня в день эти уголовные рожи. Бьешь их бьешь, бьешь их бьешь, бьешь их бьешь, бьешь их бьешь, а все одно правды не узнать, и языку иному они не внемлют.

«Нет, сам я из этого болота уж не выберусь, — развивал мысль капитан, — не отпустят, да кому я нужен в другом месте? Никакой профессии не обучен, шоферить разве. Надо хоть Пашке Перцу внушить, чтоб рвал когти отсюда, пока молод. Парень нормальный вроде, добрый. Шел бы там в учителя или монтеры, пока не свихнулся».

На этой мысли в кабинет Корытина влетел вот именно, собственной персоной Паша Перец. При этом за дверьми лязгнул железом и резиной упавший его велосипед.

— Товарищ капитан, извиняюсь, но срочное дело! — воскликнул он горячо, утирая вспотевший лоб, — я не в форме…

— О, пионэрвожатый наш пришедши! — неподдельно обрадовался Корытин, суетливо пряча зеркальце и захлопывая книгу, — Тебя какая нелегкая занесла? Ты ж был на дачах с детьми. Можешь сесть. В ногах правды нет, даже у такого молодого поросенка, як ты! Киселю не хошь ли? Стюдню вот, жена завернула, — соврал он, вынимая из тумбы стола угрожающего размера газетный сверток, похожий более на ком, в котором легко было заподозрить не только студень, но и всю свиную голову. — Детки шо, не огорчают?

— Товарищ капитан! Не до киселей тут! Я одной ногой только здесь. Детки-то, пионеры-герои настоящие, до такого докопались! — понизил голос вожатый, потому что показалось ему, что дверь скрипнула и прошуршало что-то там вдоль милицейского коридора, и даже звонок велосипедный будто прозвучал.

Корытин тоже повернул голову к дверям и нахмурил лоб. Затем мотнул головой сержанту, чтобы тот продолжал.

Павел скоренько поведал начальнику суть дела и показал свеженайденные рубли. Затем он изложил Корытину свой план действий, включающий засаду, облаву и штурм дома Раисы силами их милицейского отделения. Он вскочил, развел по сторонам руки, как крылья, и даже ими взмахнул. Глаза его сверкали, как у двуглавого орла (так Корытину показалось), и будто отблеск сияющей правительственной награды в перспективе кабинета проплыл.

— Ты шо, смерти моей хочешь! — осадил его на полуслове начальник, — Погибели?! Ничего не надо делать! И не делай! Забудь ты эту птицу Феникс, как ее и не бывало!

— Но вы ж не в курсе дела?!

— Я у курсе! Ты другое себе запомни: дети наше будущее! Оне! А не другие там всякие. С теми лучше ты не связывайся. Там без тебя знают и разберут, верь слову! С детьми работай, упражняйся, разучивай что-либо! — надсадно кричал капитан, и лицо его сделалось красным, как кирпич.

— А как же..? — заикнулся было сержант растерянно.

— А никак! Не твоего ума дело. Там, — указал Корытин на потолок, — усе знают! Марш в лагерь! Это приказ и точка! — просипел Корытин в последнюю секунду перед тем, как лицо его должно было бы лопнуть и разорваться на куски от напряжения.

На улице громыхнуло так, что оба собеседника присели, а в следующий миг треснуло, будто вселенную разломил о колено великан и дождь хлынул сплошным потоком, как из огромного, диаметром с небо, ведра.

Сослуживцы одновременно глянули на потолок, подивившись крепости его.

Павел, не знал, что. Что еще можно сказать, только недоуменно пожал плечами, затем козырнул и вышел в коридор, чтобы поднять свой брошенный велосипед, который каким-то чудом оказался перевернут. Паша покинул его рулем к выходу, а теперь он лежал к выходу седлом.

— Ты на рыбаловку чаще пацанов води, не то после некогда будет всю жизнь. Только мечтать будут, да вспоминать о рыбаловке. Лучше ее ничего нету! — слышал сержант себе вслед пожелание из неприкрытой двери и устремился к выходу, на свежий воздух, навстречу потокам воды.

— Грыбы ишшо..! — донеслось до него уже издали.



60

Раиса поджидала гостей. Ворон удалился в дальнюю комнату, чтобы появиться только в нужный момент и, что называется, не тратить по пустякам лицо. Дядя носился, как угорелый, с порученьями. Мамаша заметала в углы мусор и пыль, за что получила строгий нагоняй от дочери, в очередной раз велевшей ей выметать, вот именно, наоборот, из углов на видное место, да выносить мусор вон из комнат.

— Конечно, мать дура, — ворчала та про себя, — ничего не поделаешь, когда все умные вокруг. Я институтов не кончала, я их и не заканчивала, — шаркала метелкой женщина, то и дело промахиваясь мимо свежих окурков, во множестве оброненных Вороном.

Артист находил возможным и даже изящным ронять окурки, когда его озаряла какая-либо творческая идея, касательно создаваемого образа, в русле сценарного хода. Кисть руки тогда необходимо было приложить хоть на миг ко лбу, ведь именно там и размещался собственно талант. Тут дымящийся окурок и выпадал из расслабленных пальцев.

— Вы мне так пожару наделаете! — пробовала возмутиться Раиса, но натыкалась на взгляд столь надменный, что после второй попытки уж не решалась больше на замечания, как будто заглянув в некую ужасную пропасть.

Четвертый раз выглянув за ворота, хозяйка увидала, наконец, первую «Победу». Ворота будто сами-собой гостеприимно раскрылись, автомобиль заехал, и тут же их примчалась целая стая, в основном «Запорожцев», да какая-то устаревшая модель иномарки затесалась, как будто с безработным негром внутри. Следом и «Волга», всех затмившая, мягко подкатила, выставив далеко впереди себя никелированного оленя, летящего во весь опор прямо в светлое будущее, которое, кажется, можно было бы рассмотреть в виде отражения на боках сохатого.

Из машин не спеша выбрались различного сорта товарищи. Из «Волги» высажен был сам профессор Виноградов с супругой, столь юных лет, что, пожалуй, она была выбрана им не из числа учащихся на профессорской кафедре студенток, а прямо уж из абитуриенток, еще только желающих учиться, то есть со школьной скамьи. Впрочем, девушка довольно преданно заглядывала мужу в глаза и мигом освоила жесты, замедленные, как у остальных важных персон.

В прочих гостях трудно было бы разобраться с первого взгляда, тем более, что на некоторых надеты были костюмы, смешанные с военным стилем и при загадочного смысла значках.

Дамы говорили сами за себя, отличались пестротой крепдешина и шелка, вместе с перманентными прическами, пудрой и духами, извлеченными из подарочных наборов «Красная Москва».

Гости принялись неопределенным образом топтаться вокруг машин, постукивать носками сапог по скатам, для проверки достаточности атмосфер внутри, одергивать пиджаки и кителя, ловчее брать в руки приготовленные пакеты с подарками.

Тут и Раиса вышла к прибывшим гостям, держа под руку несколько упиравшегося Ворона с надвинутой на лоб белой панамой, скрывавшей повязку над фиолетовым и уже несколько позеленевшим фонарем.

Гости, примерно по старшинству, двинулись к хозяевам с поздравленьями и подарками, с особым удовольствием и подолгу пожимая руку Ворону, который протягивал ее с каменным лицом, неопределенно улыбаясь несколько вбок. К тому же он не всю ладонь подавал, а часть, то из трех, то из двух пальцев, чем изумлял всех и принуждал уважать себя с особенной силой. Голова его качалась кивая, монотонно, как у слона.

Почти сразу мелькнул в воздухе фотоаппарат, и просьба сфотографироваться со знаменитостью на память, как бы повисла воздухе, в ожидании удобного момента.

Раиса всем обольстительно улыбалась. К тому же платье ее содержало такого фасона декольте, что уж одним этим обеспечивала оживление и приподнятость в настроении приглашенных.

Тем временем, мимо ворот пропылил угорелый мотоциклист в кожаном шлеме с очками на лбу, и, притормозив на одно мгновение, высадил из коляски молодого человека с сильно подержанной гитарой в руках, помимо измятого букета.

Мир, как известно тесен, из-за чего много случается анекдотов в окружающей жизни. Молодой человек был тот самый студент Макаревич, которого спас от разбоя сержант Перец. По воле случая, он подрабатывал лаборантом у Раисы и по уши был влюблен в нее.