Страница 46 из 65
- Вы меня должны знать. Я председатель сельсовета из Гусарского. Фамилия моя Магницкий, зовут Иван. Вот какие дела, товарищ...
- Бражников, - подсказал Максим. - Теперь я узнал вас. Кажется, вы вчера были на нашей заставе?..
- Совершенно верно. Был вчера вместе с секретарем райкома Викторовым. А сегодня вот... видите... Вы давно оттуда?
- Только что, - жадно затягиваясь, ответил Максим.
- Я тоже был от заставы недалеко, хотел к вам пройти, но нельзя уже было...
- Обошли нас, с танками, пушками. Вы сейчас куда направляетесь? спросил Бражников.
- Сам еще не знаю, братка, куда мне направиться, - наклонив голову, со вздохом проговорил Иван. - Хотел до секретаря райкома пробраться, указание получить, да не сумел. Фашисты кругом. Назад возвращаться в Гусарское? - Магницкий с сомнением пожал плечами. - Нельзя мне в Гусарское. Там теперь Юзеф Михальский. Давно ждал, сволочь, фашистской и панской власти!
Магницкий подробно рассказал о Юзефе Михальском.
- Конечно, он вам припомнит и лес и другое, - задумчиво проговорил Бражников, представляя себе злобное, мстительное лицо Михальского, которого не раз видел и кое-что слышал о нем от других.
- У меня, брат Максим, там четверо детей. Сын Петро шестнадцати лет, дочки малые. Мы с Петром все бумаги из сельсовета вытащили и в огороде закопали. Печать при мне, только теперь она уж без надобности...
- Печать берегите, - сурово проговорил Бражников.
- Вы думаете, пригодится печать? - спросил Иван, с удивлением и любопытством поглядывая на солдата.
- Это государственная печать, товарищ Магницкий. А разве наши люди дадут панствовать таким, как Михальский? Никогда этого не будет! - твердо сказал Бражников. - На нас ведь из-за угла напали, а из-за угла всегда сразу ошарашить можно. Но если одна наша застава полдня дралась, то ты еще увидишь и услышишь, как будет драться вся наша Красная Армия! На Халхин-Голе японцы попробовали вот так же на наших соседей напасть, на монголов, так мы им крепенько по зубам дали! Дадим и этим!
- Спасибо за хорошее слово! Теперь скажите мне, что мы с вами будем делать? Как у вас раны, очень опасные?
- Вот обе руки ранены осколками, - стараясь пошевелить торчащими из бинтов пальцами, ответил Максим. На согнутых суставах виднелась запекшаяся, перемешанная с грязью кровь. - Не знаю, целы кости или нет, одной рукой совсем не владею. Крови много потерял. Сейчас бы обмыть тепленькой водичкой, спиртом иль водкой протереть, легче бы стало. Ничего, я человек сибирский, должен выдержать! Вот тут я травки нарвал, полезная трава: приложу - скорей подживет.
- Вы сам и доктор, оказывается! - улыбаясь, заметил Иван.
- Доктор не доктор, а в тайге приходилось сызмальства. На охоте всякое бывает. То медведь подерет, то рысь или волка живого из капкана достаешь, ну и хватит за руку.
- Зачем живого? - с удивлением посматривая на этого могучего, из далеких краев человека, спросил Магницкий.
- Просто так, ребятам для потехи.
- Вон вы какие там, в Сибири. Давай-ка, брат, перекусим. Надо сил набираться.
- Правильно, мне сейчас сил много нужно. Отдохну маленько и дальше пойду. Закусить, конечно, не мешает.
Магницкий открыл чемодан и достал еду. Оба стали есть.
- Что бы вы сейчас ели, если б меня не встретили? - спросил Иван.
- Ничего бы не ел, спать бы лег. А когда проснулся бы, что-нибудь придумал. Мне только отдохнуть. Оружие со мной, - уверенно сказал Бражников.
В стороне все еще продолжался бой. Орудийная и пулеметная стрельба то утихала, то вновь возобновлялась с яростной силой.
- Слышите, как бьются наши? - сказал Максим.
- Конечно, слышу. Там с самого утра наши батарейцы бьются...
- Маленько оправлюсь, по лесам пойдем своих искать, партизанить будем. Вот сегодня фашисты напали - ихняя взяла... Но подождите - это только начало! Вот только руки мои!.. Э-эх! - Максим попытался пошевелить руками и болезненно сморщился.
- Ничего, товарищ Бражников, я вам помогу. Вечером думаю пробраться в Гусарское, разузнать, что делается там. Продуктов захвачу, может, какое лекарство найду. У меня жинка запасливая. Сейчас мы отсюда уйдем. Я тут знаю такие места, что сам дьявол не разыщет. Будет у нас и рыба и дичь.
Покончив с завтраком, Иван повел Бражникова в глубину леса, к озеру. Но далеко пройти Максим не смог; после трех километров он свалился около тропинки на мох и впал в забытье. Иван Магницкий втащил его в густую заросль, устроил постель из еловых лап, укрыл своим пиджаком и сверху забросал хворостом. В сумерках Магницкий отправился в Вулько-Гусарское.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Рано утром, услышав тяжелый гул артиллерийской стрельбы, Франчишка Игнатьевна проснулась. Вскочив с кровати, она подбежала к окошку. Но оно выходило в сад Седлецких, и увидеть оттуда много было нельзя. Вернувшись к кровати и сдернув с Осипа Петровича одеяло, Франчишка крикнула:
- Осип! Ну, вставай же ты, Осип! Слышишь, что творится?
- А что такое случилось? - спросонья испуганным голосом спросил Осип Петрович.
- Да поднимись же, Езус-Мария! Как будто я генерал и могу знать, почему стреляют! Тебе лучше знать, ты старый солдат!
- Может, какое учение? - кряхтя и почесывая спину, ответил Осип.
- От такого чертова учения хата развалится и окна повылетают. Потом Франчишка замазку добывай да вставляй. Нехай оно пропадет, такое учение. Ось, ось, матка бозка!
Франчишка Игнатьевна присела на край постели и от страха подпрыгивала вместе с деревянной кроватью. А тут на нее напала еще икота, которая не давала ей покоя и вывела Осипа Петровича из терпения.
- Ось як! Гык!.. Совсем с ума посвихнулись! Гык!
- Перестань ты в ухо гыкать! - прикрикнул Осип.
- Что я, сама гыкала? У меня тут в печенках гыкает! Тут так загыкаешь, глаза выскочат!
- В ухо уж встряло, а ты гык, гык! Помолчала бы трохи...
- Чем ворчать-то, как старый домовой, встал бы да пошел, да узнал бы, да жену успокоил, как это хорошие муженьки делают. Небось на Клавдию Федоровну муж так не ворчит, коли она в другой раз и заикает...
- На черта мне такое узнавание! Вот напустилась спозаранку! Як будто я сам из пушек палю и ей спать не даю. Сама над ухом палит, як из пары добрых пистолей. Говорю, военное учение, хочешь - слухай, хочешь - нет!
- От петуха яйца не дождешься, так и от тебя доброго слова!
- Я уже все добрые слова, какие у меня были, давно повысказал. Нет у меня добрых слов для такой трещалки. - Осип Петрович повернулся на другой бок и потянул на себя одеяло.
Как ни страшно было выходить Франчишке Игнатьевне, но утерпеть не было никакой возможности, тем более она услышала, что проснулись и захлопали дверями соседи, с улицы доносился громкий разговор. Франчишка Игнатьевна торопливо накинула на плечи платок, выскользнула в сени, а затем, осторожно ступая, маленькими шагами вышла на улицу.
Гул стрельбы ни на секунду не умолкал. Возле дома Юзефа Михальского толпились люди. У крыльца, одетый в полувоенную форму, рядом с громко разговаривающим отцом стоял Владислав и курил папиросу.
- Мы этого давно ожидали. Германская армия такая, что завоевала всю Европу. Капут Советам! - возбужденно говорил Михальский.
Все молчали. Олесь Седлецкий стоял в сторонке, тревожно посматривал на небо и прислушивался к рокоту высоко летящих самолетов.
Мелкими шажками сбоку подходила Франчишка Игнатьевна, начиная понимать сущность разговора.
Со стороны пограничной заставы доносились густая пулеметная дробь и резкие хлопки одиночных выстрелов.
- На заставе уже бой, - поднявшись на верхнюю ступеньку крыльца, сказал Владислав, вглядываясь в сторону Новичей.
- Что там застава! - горячился его отец. - Через полчаса там одни кирпичики останутся. У меня недавно был один разговор с верным человеком... про германскую армию...
Владислав, быстро сойдя с крыльца вниз, дернул отца за руку и что-то шепнул ему на ухо.