Страница 52 из 78
К XIV веку Византия не имела внутренних энергетических резервов. В этом государстве давно никто не интересовался наукой и техникой. Удивительно, но сочинения Аристотеля и других античных авторов переводились в Европе с арабских, а не византийских книг. От мусульман же пришла математика, физика и химия. В отличие от конкурирующих Халифата и Европы Византия не озаботилась открытием хотя бы одного университета. Территориальная наследница античной Греции, империя ромеев за тысячу лет своего существования не дала миру ни одного ученого- естествоиспытателя. Как итог: когда Мехмед II осадил Константинополь, то едва ли не решающую роль в быстром взятий города сыграли пушки, сделанные инженером из Венгрии. Он предлагал свои услуги и византийскому императору, но у того не было денег и особого желания, чтобы оплатить производство артиллерии, зато они нашлись (а значит и желание освоить новую военную технологию) у султана.
Торговля давно перешла в руки венецианцев и генуэзцев. Причем объемы транзитной торговли и доходность были столь велики, что в столице возникли целые кварталы, населенные итальянцами (Перта). Но у самих византийцев не было желания получать эти доходы самим, ведь требовалось наладить строительство кораблей, постоянно ездить и рисковать в путешествиях. Государству ромеев проще было стать пенсионером и жить на дивиденды от своего географического положения и славного исторического прошлого. (И опять ситуация повторяется: достаточно сходить на любой рынок российских городов и посмотреть, кто держит там торговлю.)
История слабеющих империй показывает, что если начался распад, то остановить его с помощью отказа от «излишков» не удается. Избавившись от лишних территорий, тут же выясняется, что появились новые куски, которые трудно удержать и накладно содержать. Рим сбрасывал «излишки» пока германцы ни пришли и ни захватили столицу, а другие племена ни заселили бывшие римские провинции. Константинополь мог пасть много раньше, но тюрки испытывали какое-то мистическое почтение перед символом некогда великой Империи. К концу XIV века они захватили Балканы — Грецию, Болгарию, Сербию, но Византию не трогали. Константинополь стал своеобразным музеем-заповедником для мусульман.
Пассивная Византия мирно существовала, пока молодой султан Мехмед II, как и полагается молодым, не испытывающим почтения к древним авторитетам, ни решил сделать своей столицей Константинополь. Несмотря на протесты советника, доставшегося от отца, Мехмед организовал поход и в считанные месяцы овладел обломком былого величия. Нечто подобное происходит и в наше время. Попытка Лондона решить свои проблемы путем роспуска империи, привело к тому что бывшие подданные британской короны пришли в Англию и активно заселяют ее. Та же ситуация с Францией и Россией. Остается подытожить: слабость отступлением не компенсируешь.
Можно сказать так: при создании империи трудно захватить, но еще труднее удержать завоеванное, и совсем сложно погасить инерцию скатывания при отступлении с высот. Так произошло с Речью Посполитой.
3.2.2. Речь Посполитая
История польско-литовского государства достойна внимательного изучения, ибо она является иллюстрацией того, как благо привело к злу.
Государство погубили либералы того времени — вольнолюбивая шляхта (дворянство). А ведь наличествовали свободы, которые, вроде бы, по либеральным теориям, должны были привести общество к расцвету. Никакого абсолютизма и авторитаризма! Никакого юридического произвола. Торжество конституционного права и принципа разделения властей!
На практике это осуществлялось следующим образом: наиболее активная часть населения в лице шляхты избирала короля и законодательное собрание — Сейм. Оно было двухпалатным. Верхняя (собственно Сейм) состояла из знати, вторая палата (Посольская изба) — из представителей (послов) местных сеймов. Структура аналогичная английскому парламенту, состоявшего из палаты лордов и палаты общин.
Депутаты имели право законодательной инициативы и право вето (блокирования) неугодных проектов. Гражданские права многочисленного дворянства закреплялись в соответствующих законодательных документах, которые были ничем не хуже английских. Города Польши имели магдебургское право, то есть административную автономию. Само государство было создано как федерация земель (Речь Посполитая переводится как «Общее дело»). Таким образом, польская политическая система отвечала достаточно высоким стандартам феодальной демократии.
Речь Посполитая стала складываться, когда на польский трон в 1447 г. был избран Казимир IV. В 1454 г. шляхта предъявила требования в духе западноевропейских вольнолюбивых веяний. Казимир их удовлетворил, издав, так называемый, Нешавский статут. В Польше фактически вводилось конституционное правление с королем в качестве своеобразного президента. Польские короли во второй половине XVI века потеряли право наследования, каждый новый глава государства должен был избираться всеобщим голосованием шляхты.
Воеводства (административные единицы государства) получали значительную автономию. Права законодательства и местного управления переходили в руки воеводских Сеймов, в том числе право установления и сбора местных налогов. Это должно было препятствовать злоупотреблениям в налоговой политике. Комплектование войска также переходило под юрисдикцию воеводских собраний.
Отныне каждый шляхтич имел право участвовать в решении государственных вопросов. Казалось бы, что еще надо для расцвета государства? Однако вместо прогресса вскоре обозначился упадок государства. После кратковременного подъема одного из самых больших по территории европейского государства уже по второй половине XVI века начался спад. В XVIII веке бессильная Речь Посполитая стала игрушкой других держав. Короли фактически назначались из-за рубежа, как это было с Лещинским и Понятовским. У правящего класса не хватало того, что называют «политической волей». Все утопало в бесконечных спорах враждующих фракций. В итоге, вследствие внутреннего разложения, соседи Речи Посполитой, абсолютистские монархии (Австрия, Пруссия, Россия) разделили между собой ее территорию. Польша потеряла независимость.
Итак «плохие», с либеральной точки зрения авторитарные государства, без труда поглотили «хорошую» по объемам свобод конституционную монархическую полуреспублику. Означает ли это качественное превосходство деспотизма над демократией? Нет, потому что в это же время Англия, Голландия, а вскоре и Соединенные Штаты, демонстрировали уверенную поступь. В чем же заключалась разница между ними и Речью Посполитой? Почему для одних демократия оказалась благом, а для другого государства — прологом к потере независимости?
Все зависит от направления задействованной энергии. Если свободы направлены на удовлетворение клановых, узкогрупповых интересов, то результаты для страны всегда плачевны. Через это прошла и Россия в 1990-е годы, превратившись на время в «Речь Посполитую». Если же свободы направлены на мобилизацию национальных сил во имя общих задач, пусть и реализуемых частными группами и отдельными индивидами, то следствием является успех, подобно тому, как произошло в Англии, Голландии и США. Историческая практика не подтверждает тезис о «самоценности» свобод, будто они хороши сами по себе.
3.3. Процессы деградации Нового времени
Человеческое общество с первобытных времен эволюционировало через разные формы коллектива. В племени сообща охотились, вели совместную общинную жизнь, и казалось, что иного пути нет и быть не может, ведь вместе легче выживать. Так продолжалось до тех пор, пока на берегах Средиземного моря ни возник принципиально иной вариант социальной эволюции, основанный на частной собственности. Казалось бы, какая разница пашет ли некто на общественном поле или на только ему принадлежащем участке? Но это привело к появлению нового типа социума, названного позже демократией. Она явила собой парадоксы, понять которые оказалось весьма затруднительно. Например, в условиях коллективного владения землей и общинной жизни логичным был бы процесс укрепления института выборности и общих собраний по выработке решений. Вместо этого, коллективизм почему-то приводил к возникновению деспотии — власти немногих или даже одного лица, к тому же обожествляемого. И коллектив ничего с этой тенденцией поделать не мог. При социализме, вопреки официальной доктрине, вместо народовластия закрепилась власть немногих. Точно так же логично было бы предположить, что противостояние частных интересов (война всех против всех) закончится формированием царской власти. Ведь надо же как-то привести разнородные интересы к общему знаменателю! Однако почему-то именно индивидуальный интерес частных собственников приводил к появлению выборных форм власти. Антилогичность этого была настолько очевидной, что множество светлых умов взялись опровергнуть этот парадокс: коллективизм должен быть демократией, а не наоборот! Последовала цепь экспериментов с одинаковым негативным результатом. «Не получилось в этой стране? Это потому что оказалось много внешних врагов. И во второй стране не получилось? Ну, это потому что там оказалось много внутренних врагов. И в третьей родилась все та же вождистская власть? Ну, это потому, что социальные архитекторы неправильно трактовали наши теоретические разработки. Ведь на бумаге все получилось».