Страница 3 из 9
Здесь нет камер, нет вечно шастающих тут и там патрулей, а значит запрет на курение в общественных местах, к коим относится и парк, здесь не распространяется. Я упал на лавку и с удовольствием затянулся сигареткой. Был бы здесь хоть один фонарь, я уходил бы сюда читать по ночам. Безумно красивое место. В черте города оно, наверное, единственное, где можно услышать пение птиц, не заточенных в клетку. От водоема тянуло томным запахом цветущей воды, деревья пели свою монотонную песню, и все пространство вокруг настраивало на умиротворение.
Я выпустил последнее кольцо дыма и открыл газету. «Вестник», если быть честным, это самая бесполезная газета, в которой нет ни слова правды, зато полно веселых выдумок. До легких дошла мысль, что я не накурился, пришлось застать еще одну. Если так пойдет, с современными ценами, я скоро перейду на самокрутки.
Сплетни о звездах мировой сцены я пропустил сразу, политический столбец зацепил лишь заголовком, но, по сути, тоже содержал полнейший бред, далее шла череда шарад и гороскоп. Боже, неужели если люди, которые в две тысячи сто сорок втором году верят, в то, что положение звезд светящих из примерно одинаковых точек уже миллионы лет, как-то влияют на их судьбу? А вот и раздел вакансий. Итак, работа для студентов и людей без образования: уход за больными, мусорщик, санитар психиатрической больницы, курьер с неприлично высокой зарплатой, помощник кредитора…
Чья-то рука легла на мое плечо. Уголек с торчащей в зубах сигареты упал на листы и медленно начал прогрызать в них дыру. Я не торопясь обернулся.
– Молодой человек, документы будьте добры, – передо мной стояли двое в форме городской полиции. Мужчина крепкого телосложения лет сорока с нашивкой какого-то офицерского чина и совсем еще мальчишка короткостриженный, худой и бледный, видимо, стажер. Я запустил руку в задний карман, вытащил оттуда карточку паспорта и протянул ее стражу порядка. Тот принял документ, пробежал взглядом по штампам, фотографии и данным и кивнул, возвращая мне удостоверение личности, сказал, – Пройдемте с нами. Вы задержаны за курение в общественном месте и нарушение микрофлоры заповедной территории центрального парка. Вопросы есть?
Вопросов не было, как и настроения спорить. Я поднялся со скамейки и отрицательно мотнул головой. Мы двинулись. Спереди офицер, затем я и позади всех пранишка-стажер. Будто банк ограбил, ей-богу, целый конвой устроили, еще бы наручники нацепили на меня. На самом деле остроты следовало бы оставить при себе. Курение карается штрафом, а в моем положении не маленьким, это же заповедник. С каких пор вообще они стали залезать в эту чащу? Кого им там кроме лягушек отлавливать? Нашел работу, тоже мне. Мало того что ничего не заработал, так еще и отдать придется. Вот только есть одно но: мне, по сути, нечего отдавать.
На выходе из парка нас ждала небольшая будка, в которую мы и зашли. Лейтенант, как я разобрал таки по нашивке указал мне маленький стул возле стола, а сам завалился в хорошего вида офисное кресло, ученик его остался снаружи.
– Ну что ж, будем оформлять. Еще раз паспорт попрошу, – он потянулся в ящик стола и выудил оттуда папку с бумагами.
– Извините, пожалуйста, как я могу к вам обратиться? – я никогда не любил иметь дело с людьми, о которых я не знаю совсем ничего, даже имени.
– Лейтенант Джейкоб Хоггарт. Давайте не будем тянуть, молодой человек, выпишем вам штраф, поставите подпись и свободны. Знаете сколько у меня еще дел? – Он начал заполнять поля на каких-то листах. Я пожал плечами, – Вот именно. Итак, Крис Иоанн Готс, две тысячи девятнадцатого года рождения, прописан по адресу Бронсбург, Элизабет-стрит 14, квартира 76, правильно? – Я кивнул в ответ, и он продолжил, – Вам предписан штраф в размере пяти тысячи коинов, вы можете оплатить его в любом банкомате или отделении полиции в течение недели, или на вас будет наложено пени, в случае непогашения которого вы будете отправлены на общественные работы. Вы не вправе обжаловать этот документ, так как были пойманы с поличным двумя сотрудниками правоохранительных органов. Ваши права и обязанности я пояснил. Поставьте подпись везде, где галочка, – он подвинул ко мне обвинительный акт и ручку.
Отвратительное начало дня. Я вышел из полицейской коробки с таким чувством, будто меня окатили из помойного ведра. И вроде обращались нормально, не хуже и не лучше чем со всеми, и продержали недолго, да что там, совсем не продержали. Вот только дела это оттого в гору не пошли. Подойдя к ближайшему банкомату, я вставил в него карту и запросил счет. Полторы тысячи международной валютой. Что я могу предпринять вообще? Купить еще одну бесполезную газету? Только сейчас я понял, что прожженный экземпляр «Вестника» все еще находится в моей сжатой руке. Мусорщик говорите? Нянька для психов? Подойдет все. Главное заработать столько, чтобы Вася не догадалась, о том, что при всех наших финансовых проблемах я еще и влез в долги перед государством.
Я открыл последнюю страницу и набрал номер.
– Психиатрическая больница номер три, доброе утро. Что я могу вам подсказать? – из трубки послышался приятный женский голос.
– Здравствуйте, я насчет работы. Интересует график и зарплата, – честно говоря, мне очень не хотелось не то, что работать, проходить мимо дурдома. Есть у меня некоторая неприязнь к подобным заведениям. Может быть, на мое отношение повлияли рассказы старого университетского друга, подрабатывающего там в качестве ночного санитара. Сейчас вот только не до капризов.
– Если вы по поводу вакансии медбрата, то мест нет. Свободна должность помощника доктора, но для этого вам придется пройти личное собеседование с ним. Приемные часы сегодня и завтра с двенадцати до трех, или через неделю…
– Не надо через неделю, я подъеду сегодня, – перебил я оператора, – спасибо.
Психиатрическая больница имени святого Патрика города Бронсбурга номер три представляла собой небольшое двухэтажное здание весьма неприглядного вида,окруженное высоким забором. Может из-за отделки грубым серым камнем, может из-за решеток на окнах, или из-за постоянной темноты на участке, создаваемой большими ветвистыми деревьями, она сразу давала понять – здесь нет места ничему положительному, и являлась архитектурным воплощением безумия, если понимать его как тюрьму, в которую попадает разум душевнобольного: неприступная, серая, без возможности выхода. Я подошел к массивной глухой железной калитке и нажал на кнопку домофона. Она открылась без лишних вопросов, будто бы сюда пускают всех подряд. Пускать то может и пускают, а вот назад как?
За оградой все оказалось менее мрачным, чем я себе представлял. Маленькие клумбочки с яркими цветами усеивали зеленый, ровноподстриженный газон, узкие дорожки вились по участку и петляли между деревьями, под которыми расположились белые резные скамеечки. Мимо меня, чуть поведя пушистым хвостом, неторопливо прощеголяла толстая лощеная кошка и скрылась в кустах у дальней стороны изгороди.
Я поднялся по большому, полукруглому крыльцу и с удивительной легкостью отрыл парадную дверь, которая на вид не многим уступала калитке в своей величине. Передо мной открылся широкий мраморный холл, посреди которого между двух огромных лестниц за столом сидела молодая особа в медицинском халате. Я совершенно не знал, что мне говорить. Представиться? Объясниться? Вряд ли здесь ведут себя так же как в обычной больнице, хотя почему бы и нет, она ведь не больная. Хотя я и в клинику никогда не устраивался, лишь заходил пару раз в качестве пациента, а как пациент сейчас вести себя точно не следовало бы. К счастью, она заговорила первая:
– Здравствуйте, это вы звонили примерно час назад по поводу работы? Или вы навещаете кого-нибудь? – ее слова разлетелись по помещению с оглушающей громкостью, и будто врезавшись об стены, резко затихли, оставив за собой лишь отрывистое эхо. Судя по голосу, именно с ней разговаривал по телефону.
– Да, это я. Только у меня один вопрос: в газете значилось, что медбрату не обязательно иметь высшее образование, касается ли тоже самое правило и помощника доктора? – я наклонился над столом. Что же ты здесь забыла? Ведь на вид тебе лет двадцать, а сложение так вообще как у ребенка. Мне на секунду представилось, как ветер выбивает большие окна с резной решеткой и забегает в больницу, поднимая хрупкую дежурную сестру вместе со столом к самому потолку. Может быть, я мало чего знаю о душевнобольных, но если она не только сидит в приемной, то мне кажется, эта работа может оставить на ней не только моральные шрамы.