Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 63

МАЯКОВСКИЙ. «У Данте все домашнее, как у Маяковского, а у Петрарки и Тассо – уже отвлеченное», – говорила Ахматова Чуковской.

МЕДВЕДЬ. До 1815 г. Россия и Польша барахтались на Восточной равнине, как два медведя в одной берлоге, царапаясь, но чувствуя, что они одной породы. И за сто лет потом возненавиделись до потери породы, больше, чем при любых самозванцах.

МЕТОД. «Этот метод тем полезнее, что сказать нам нечего, а говорить надо» (Квинтилиан, VII, 1, 37).

МЕЩАНСТВО. Ренан восторгался г-ном Омэ: «Если бы не такие, нас всех давно бы сожгли на кострах».

МИДАС. Поэт – это «царь Мидас, [который] бреется сам и сам бегает к камышовой кочке» (письма Шенгели к Шкапской, РГАЛИ).

МИНИН. Это Мельников-Печерский открыл, что его звали Сухорук («Отечеств. Записки», 1842, № 8).

МИР. Ощущение перед миром – «у нас этого не проходили» (письма А. Квятковского к Д. Пинесу).

МЛЕКОПИТАЮЩИЕ. Есть икона: Богоматерь Млекопитательница. Гоголь путал ее с Троеручицей.

МОГИЛА Дорошевича на Волковом кладбище – рядом с Белинским. С Белинского началось заселение литературных мостков, справа лег Добролюбов и т. д.; а потом оказалось вакантное место слева – и пригодилось Дорошевичу.

МОЖЕТ БЫТЬ. Адамович о Пушкине: «бессмертья, может быть, залог» – осторожность, кружится голова от неизвестности, тогда как Лермонтов с бессмертьем неразлучен и панибратствует. Считать ли подтекстом Пушкина Раблезианское «великое peut-etre»?

Аннотация для Ленинской библиотеки: печатные карточки с такими аннотациями рассылались по областным, городским и сельским библиотекам, чтобы библиотекари знали, какую книгу ставить на выставку в день моряка, а какую в день рыбака.

А. Чепуров. Еще биография пишется… Л., 1983. «Я знал человека – на вид неказист, по сути – большой, рядовой коммунист…»; «Кому – летать, кому – ходить, кому дорога – море. Соединяет жизни нить и радости и горе…»; «Люблю я русскую природу, люблю, не чаю в ней души и в ясный день, и в непогоду, в открытом поле и в глуши…»; «Мы произносим имя Ленин – и словно дружим с высотой. Весь шар земной, весь мир овеян его прекрасною мечтой…»; «Вновь пугают, грозятся, метят в самое сердце огнем. А чего мне бояться – я живу в государстве своем!..» Такими стихами, простыми, прямыми и патетичными, выражает здесь свои мысли и чувства лауреат Государственной премии РСФСР ленинградский поэт Анатолий Чепуров, чей поэтический путь начался на приневском фронте, и до сих пор «еще биография пишется…». В новую книгу поэта вошли стихи о временах года, о казахской степи, о Пушкине («Уж с той поры я с ним знаком, когда под стол ходил пешком…»), «Поэмы из дальневосточной тетради» и публицистический цикл «Слушая будущее».

МОЛОДОСТЬ кончалась лет в 25. «Ты молода, и будешь молода еще лет пять иль шесть», – говорят осьмнадцатилетней Лауре. В «Княгине Лиговской» о 25-летней сказано: еще не совестно волочиться, уже трудно влюбиться (заметил Адамович). Лаврецкий был «старик» в 43 года, Ленин имел прозвище Старик в 34: где средняя жизнь недолга, стариками кажутся рано (Валентинов). «По дурную сторону тридцати» назывался пожилой возраст в XVIII в. Ленин говорил Кржижановскому: «Худший из пороков – быть старше 55 лет».

МОЛОДОСТЬ. «Что молодость? конец хазовый жизни!..» (Ф. Глинка. Таинственная капля).

МОРАЛЬ. «Есенин занял место Надсона: не любить его – признак моральной дефективности. У Надсона – болезнь силы, у Есенина – болезнь веры» (Мирский). До Есенина самоубивались на могиле Чехова.

МОРОЗ. Потоптал мороз цветочек – и погибла роза. Жалко, жалко мне цветочка, жалко и мороза (Шевченко).





МУДРОСТЬ русского народа: формулой ее Лесков считал пословицу: «Гнем – не парим, сломим – не тужим». «Стараться – так вовсю, а что выйдет или не выйдет – не наше дело» (Ремизов. Петерб. буерак).

МЫСЛЬ. «Я хочу высказать несколько мыслей», – начинает оратор.

«… Стоял на чтении словес Божиих, да не утолстеют мысли» (Ремизов. Подорожье).

МЫШЕЛОВКА не бегает за мышью. Мышеловка стоит и ждет. Мышь приходит сама (из анекдота).

Сон А.: кладбище, конторская изба, на подоконнике блюдца с пеплами, и начальница говорит: «Вы можете послать вашему покойнику письмо, у нас есть компьютер». – ? – «Вам же, наверное, хочется что-то сообщить о том, что произошло без него?»

НАРОД. «Пока народ безмолвствовал, можно было верить, что он народ, а как заговорил – расползся на социальные группы».

НАРОДНОСТЬ – «у нас дважды два тоже четыре, да выходит как-то бойчее». Православие – «если Бога нет, то какой же я штабс-капитан?» Для Самодержавия формулу русской классики я пока не смог найти.

НАРОДНЫЙ ЯЗЫК (volgare). У А. Егунова (Николева) есть рассказ о петербургском митрополите, который будто бы для привлечения слушателей стал в Казанском соборе служить литургию по-французски, был сослан на Камчатку и там проповедью по-камчадальски («Если любви не имею…») поднял рождаемость в вымиравшем населении. Но в 1845 г. действительно был проект при одной из церквей Бердичева учредить православную службу на идиш для привлечения прозелитов; отложили, потому что накладно было обучить попов языку и перевести молитвенники («Совр. записки»).

НАРЦИСС. «Шершеневичу не хватало самовлюбленности, и он ее нервно компенсировал. Вообразить его поступки у Северянина немыслимо» (разговор с О. Б. Кушлиной).

НАСТРОЙ вместо настроение: это слово («настрой души») было уже у Анненского в статье о Бальмонте. А загадочное никчменный вместо никчемный – у Пяста. Ср. V, ВОЛНИТЕЛЬНЫЙ.

NATURGEFUEHL. «Хороши у Господа декораторы» (В. Жаботинский. Пятеро). К красоте природы я невосприимчив, но мне всегда казалось, что если бы я мог поговорить с Богом и расспросить его, какие горы и долины было легче делать, а какие труднее, то я научился бы что-то воспринимать.

Заболоцкий ужасался, как безобразна бабочка с близкого взгляда. Дневник Пришвина: «Как трудно птицам небесным: шишки под крыльями, высиживай, таскай червей… Мы можем любить природу [с тех пор, как] мы больше ее: любим и не спрашиваем о взаимности». Так пейзаж с горами и морями вошел в моду лишь после того, как альпийские обвалы и средиземные бури стали безопасны новым дорогам и кораблям.

Точно так же лишь после того, как историзм отделил человека от прошлого, стало возможно это прошлое не спокойно-связно переосмыслять, а эмоционально-прерывисто пере-переживать: появилась романтическая автобиография. Кажется, об этом страхе времени писали меньше, чем о страхе пространства. Я смотрю по сторонам на людей и вещи, как античный человек на природу: как на потенциальную угрозу.

НАЦИОНАЛИЗМ. С. П. Бобров пересказывал английский роман: кто-то умирает и чувствует, что растворяется, как сахар в воде, в потоках света; ему не хочется растворяться, он начинает мысленно ругаться и богохульствовать, и, действительно, свет отступает – но как только он останавливается, наплывает опять и т. д. (Очень похоже на Поплавского – «не религиозный опыт, а религиозные опыты», «не просто святость, а интересная святость», – писал о нем Бердяев – он хотел сохранять индивидуальность хотя бы ценой рембообразного зла.) Так и современным культурам не хочется растворяться в мировой глобальности, и они националистически ругаются.