Королевский краб

— Давай, хлопцы, давай! — орал Костя, который не из-за страха, из азарта испытывал прилив сил, странный душевный подъем. Иногда он оглядывал бот, рассвирепевшее море и как-то нелепо, радостно думал, что будет теперь о чем рассказать в деревне Рог. Расскажешь про такое, так не поверят мужики!

Вот накатился очередной вал, накрыл бот, и все вокруг потемнело. Через секунду ушла гигантская волна, но темно было по-прежнему, потому что следом ударил снежный заряд, побелело кругом, словно в метель, словно в пургу небывалой силы. Но и это прошло, просветлело, и тут Костя увидел, что Серега, сбитый волной или ветром, лежит около борта и руки его запутались в сетях, которые он нес в охапке и не успел выбросить в море. Часть сетей свесилась через низкие леера и полоскалась в воде, тянулась вдоль бота грязной лентой. Серега пытался освободиться, рвал нити дели и не мог встать, делал все лежа и глотал соленую воду, стекавшую к правому борту с палубы.

В первый момент Костя не подумал о том, что Серегу может стащить в море, что ему угрожает опасность. Он подумал об опасности, но о другой. В то время бот развернуло так, что сети пошли под него, под винт. И Костя отчаянно закричал Карповичу, бросаясь на помощь Сереге:

— Женя, право рули, право!

Еще через секунду Костя схватил Серегу за пояс и стал держать, но сил у него не хватало, а тут еще накренило бот, волна очередная накрыла, и Костя почувствовал, падая на палубу, что Серегу неумолимо тащит в воду, в море. Но он еще крепче уцепился за товарища и сделал попытку найти опору ногами, ими удержаться на скользкой палубе.

Скоро ему показалось, что левой ногой он попал в какую-то петлю и она, эта петля, держит хорошо. Сумей он оглянуться назад, он увидел бы, что не в петлю попала нога, а в руки одуревшего от качки Олега. Олег вцепился в его сапог так же крепко, как он в Серегу, а Батаев в это время успел перерезать предательские сети. Для этого ему пришлось накрениться через борт, что он сделал не задумываясь, поддерживаемый остальными ловцами.

Серега поднялся на ноги и широко раскрыл рот, выжал из себя добрый литр противной воды, которой он успел наглотаться.

— Дурак, — ласково сказал Батаев, поддерживая помощника старшины за плечи, — к крабам захотел, да?

— З-з-замерз, — не проговорил, а скорее простучал зубами Серега. Наконец он осознал, что ему угрожало, и тут его охватил невыносимый страх. И ему хотелось закричать, но страх был так велик, что забрал все силы и медленно выходил из него мелкой нервной дрожью: — Замерз, хлопцы!

Костя искренне поверил ему, поверил тому, что Серега дрожит от холода, оттого, что промок до нитки. Но промокшими до нитки были все. Однако даже измученный Олег не чувствовал холода.

— Парни, — сказал Костя, — надо бы ему из аварийного!

— Да, надо бы, — подумав, согласился с ним Батаев. И Костя пошел на корму за разрешением к старшине, который ни на что не реагировал, кроме того, чем был занят, — держать бот носом к волне. Он видел, как упал Серега, как его спасали, как не дали ему свалиться за борт вместе с сетями, в которых он запутался. Слышал старшина и предупреждение Кости, но все это ничуть не трогало его, не волновало, а как бы проходило мимо сознания и казалось не существенным, не главным. Костя крикнул: «Женя, право руля!» И он повернул — это было существенным, это касалось целостности судна, на котором он отвечал за все и которое не должно перевернуться, погибнуть, пока он жив. Быть может, старшина Карпович был единственным человеком, понимавшим в полной мере то, что «семерка» попала в невыносимые условия и что, заглохни мотор окончательно — она станет игрушкой среди разгулявшейся стихии. Ее быстро перевернет, а ловцы, попав в ледяную воду, через полчаса окоченеют, и море выбросит их трупы на неуютный камчатский берег.

«Абаша» уже с полчаса шла по кругу, диаметр которого был около мили, но «семерки» не было видно. Капитан траулера решил сузить район поисков, потому что с плавбазы сообщили, что мотобот, по их мнению, где-то в центре круга. Разумеется, экран локатора не телевизионный экран, на нем нет подробностей, даже силуэта нет, а просто движущаяся светлая точка, и все. По ее размерам еще можно судить — большое или малое судно впереди, сбоку или сзади, но нельзя сказать, какой оно национальности. Так и случилось на этот раз, экран подвел. Траулер, сузив круг, наконец пересекся курсом с якобы «семеркой», но это оказался старенький сейнер, спешивший изо всех сил к устью реки, где была рыболовецкая бригада местного колхоза.

Капитан «Абаши» от души выругался и велел радисту передать на базу, что произошла ошибка. На базе, очевидно, в первое время растерялись, неужели они чуть ли не в течение целого часа принимали колхозный сейнер за свой мотобот? Но так оно и было, делать нечего, попробовали связаться с «семеркой» по рации, чтобы как-то сориентироваться и выяснить, неужели она где-то в той россыпи японских судов, спешащих подальше в море? Бот не отвечал, хотя его вызывали без перерыва. Или опять подвела его маломощная карманная радиостанция, которая плохо берет во время грозы и которую так же плохо слышно, или Карпович отвлекся, сражаясь со штормом, оставалось неизвестным. Тогда «Абаша» не стала терять времени и пошла южнее, ближе к японской зоне, а в район «Абаши» вот-вот должен был подойти «Таймень» да и сама плавбаза.

«Абаша» шла красиво, зарываясь острым носом в волны и выскакивая на поверхность, словно игривый дельфин. У нее был узкий корпус, который легко резал воду, и хорошая новая машина в триста лошадиных сил. На палубе траулера у кормовых надстроек стояло несколько матросов, одетых в непромокаемые плащи с капюшонами. На всех был один старенький бинокль, в который они по очереди оглядывали горизонт, искали «семерку». С таким же старанием проглядывали море и с мостика, и даже из иллюминаторов общего кубрика, который был одновременно и столовой, и красным уголком, и кинозалом. На траулере экипаж немногим более двадцати человек. И это был дружный коллектив давно сработавшихся рыбаков. Среди них только один был новичок — матрос второго класса Петро Туган, живший до сегодняшнего обеда в десятой каюте вместе с ловцами «семерки». Наконец ему, как он считал, повезло: попал не на завод, куда его усиленно сманивали, предлагая «процесс» — подноску крабового мяса, а на траулер-разведчик. Все нравилось Петру на «Абаше», даже то, как ее качает. А качало «Абашу», да еще на ходу, основательно. Она проваливалась вниз и затем, фыркая, мелко дрожа корпусом, взбиралась на очередной водяной вал и там кренилась под ураганным ветром на борт, выпрямлялась и ныряла в снежный заряд, выходила из него, вспенивая воду, разрезая ее, как нож масло.

Туган стоял на палубе в новеньком черном плаще, а рядом были тралмастер и механик, свободный от вахты молодой парень с угреватым лицом.

— Дает, во дает! — радостно говорил Петро своим новым друзьям. Но те были серьезны и не разделяли восторгов новенького дневального. Они были уже опытными моряками, а море для них было обычным полем, которое они чуть ли не буквально вспахивали не первую путину, и знали, что опасен их труд вот в такую погоду. Они не на шутку волновались за судьбу бота, который поручили найти их траулеру.

— Вот не повезло «семерке»! — сказал тралмастер.

— Да, — сказал механик, — и где же она, черт возьми?

— Я всех знаю на «семерке», — сообщил Петро, — с их помстаршиной, мотористом и одним ловцом три дня жил в одной каюте. Крепкие ребята, только ужасные сони!

— Ишь ты, — заметил тралмастер, — сони, значит? Пошел бы ты на бот ловцом да повкалывал, как они, спал бы еще крепче.

Механик засмеялся и передал бинокль Петру:

— Ищи-ка лучше своих друзей по каюте.

Туган взял бинокль с большой охотой и стал внимательно глядеть в него. И тут он загадал: если именно он первый увидит пропавший бот, то его морская жизнь пойдет хорошо, он станет настоящим рыбаком, про которых совершенно справедливо говорят: «Рыбак — дважды моряк». Петру был двадцать один год, он недавно вернулся из армии, где был шофером. Отслужив, он пошел на стройку и водил самосвал и своей жизнью был вполне доволен, но однажды, возвращаясь домой с работы, остановился около витрины с объявлениями. На одном из них был нарисован дюжий рыбак, лихо тянувший полные рыбы сети. Ниже крупными буквами было написано, что любой желающий может завербоваться на Дальний Восток, на путину сроком на шесть месяцев. И парень тут же решил: поеду, погляжу, пока молодой, белый свет…