Страница 67 из 69
Конечно, если рассматривать НФ как «эзопов язык намеков» или как «роман-предупреждение», то есть на уровне наших теоретиков НФ, то почему бы и нет? О чем нам можно еще намекать, если все и так «кроют открытым текстом», или о чем еще нас можно предупредить, чего бы мы со страхом уже не ждали?
Ни один фантаст не смог «предупредить» нас о Чернобыле.
Но вдумаемся, ведь есть фантастика и фантастика. И может быть, фантастика «в лучшем смысле» выражает глубинные подвижки материков общественного сознания, которые еще предстоит разгадать? И может ли вообще находиться в кризисе жанр, языком которого служат «вечные типы», в гораздо более «чистом виде», чем в традиционной прозе?
Наши теоретики НФ удручающим образом твердят об идеях, коллизиях и сюжетах, но это не символический уровень восприятия. А вечные типы архетипы Юнга — вступают в нашу НФ из бессознательного, совершают по ней свой путь и умирают, никем не замеченные. Никому не приходит в голову спросить: в чем было их назначение?
Но прежде всего: о чем идет речь. Само понятие архетипа у Карла Густава Юнга сложно и ступенчато. Юнг сравнивал его с системой осей кристалла, по которым происходит концентрация чувственного «вещества», это своего рода пустая матрица.
Первым родом архетипа является «архетип поведения» — тип самого нижнего уровня. В психике, над влиянием исторического развития, отложились наиболее удачные типы реакций на обстоятельства жизни.
Конкретно это выражается в том, что человек в обыденном поведении предрасположен к определенным поведенческим ролям. Они приятны ему, он в них бессознательно заинтересован, вероятно, в свое время они служили ему для адаптации в коллективе, племени.
Классификация «архетипов поведения» дана учениками Юнга. По странному дуализму человеческой души, человек расположен к следующим поведенческим типам: покровительствовать и быть опекаемым; созидать и разрушать; все прощать в совершать возмездие; быть нарциссом и Пигмалионом; преследовать в чудесно спасаться; невинно страдать и быть конкистадором; раскрывать тайны и хранить тайны и т. д.
Легко заметить, что писатели давно используют данные типы поведения, которые «льстят» читателю. Читатель легче всего отождествляет себя с героями, чье поведение укладывается в эти роли.
Второй архетип — глубинный. Он отражает наиболее всеобщие, универсальные закономерности психики человека и сам по себе никогда не осознается и прямо не проявляется.
Вот некоторые из них: архетип Тень — наше вытесненное «Я», отражение с противоположным знаком, наш отрицательный двойник. Архетип Анима и Анимус это женская природа в мужском, и наоборот. Вероятно, в человеке от рождения существуют две матрицы, мужская и женская, но в ходе развития и воспитания «заполняется» лишь одна; но и другая не исчезает, а продолжает существовать как возможность. Третий архетип — «Мандала» — мудрость ребенка, или детскость старости. Он означает замкнутость времен, возрождающуюся мудрость, обновление. Архетип «приёмной матери» и «дважды рожденных» — он символизирует, помимо рождения физического, рождение духовное, то есть достижение определенной степени зрелости и принятие в определенный круг избранных. И так далее, примеры можно продолжать. «Глубинные архетипы» Юнга использовались им в психотерапевтической практике.
И наконец, третий род архетипов, архетипы-образы, имеют непосредственное отношение к литературе, ибо являются «зримыми» выражениями коллективного бессознательного и персонифицируются в характере. К ним Юнг относил Адама — воплощение человеческой обреченности к смерти; Христа — искупление, как перемещение на жертву своей вины; Моисея — основателя рода, отца-покровителя; Скорбящей матери — как вечной женственности; Одиссея — как воплощение предприимчивости и познания, Блудного сына, Золушки и т. д. Легко заметить, что «архетип-образ» — это «созревший» до осознания «архетип глубинный» и что оказывается он где-то на полпути между «архетипом глубинным» и «архетипом-поведением». Последнее обстоятельство имело в практике Юнга большое значение, потому что именно в осознании глубинного архетипа до «архетипа-образа» Юнг видел средство лечения неврозов.
Больна ли современная фантастика «неврозом», то есть незнанием своих корней, своих подсознательных движущих сил? Поверхностные и констатирующие работы по теории НФ заставляют заподозрить последнее. Незнание собственных оснований делает кризис подспудным, а жанр — беззащитным перед ним.
Итак, попробуем разобраться в системе образов, используемых в НФ, посмотрим, как они трансформировались при переходе из вечных «архетипов-образов» в рамки жанра и как они могут развиваться в дальнейшем.
Первым архетипом-образом, который восприняла в себя фантастика, был демиург-творец (типа Прометея). Все это естественно связывается с пафосом научно-технического прогресса. И в самом деле, многочисленные герои НФ только тем и озабочены, как бы побольше понастроить на иных планетах. Например, одинокий герой Михайлова В. Д. («Стебелек и два листика»), начиная воспроизводить на другой планете земной мир, делит последовательность своих действий на 7 дней творения.
Но есть здесь очень тонкий аспект проблемы. Говоря о созидательной способности фантастического героя, художник очень часто имеет в виду свою собственную творческую способность. Например, в известном рассказе Борхеса герой-пророк мучительно созидает своего ученика-продолжателя, и тут прямая аналогия между творцом и его произведением.
Итак, архетип творца-демиурга существовал до НФ и был ею «адаптирован». Каким образом? Прежде всего тем, что архетип является часто не в абсолютно-творящей своей воле, а имея в руках некий фантастический агент, который опосредует его волю: это — сверхпушка, суперлодка, чрезвычайно взрывчатое вещество, новый прибор и т. д. Божественное сводится к естественнонаучному, а мифическое — к прагматике века Жюль Верна. Что же происходит дальше? Фантастический агент сам начинает набирать черты и функции «абсолюта», появляются машина времени, эликсир молодости, машина пространства, вечный хлеб и т. д. И наконец, почти божественное исполнение всех желаний и воли творца: машина желаний (Шекли), золотой шар (Стругацкие).
Итак, мы видим, что архетип творца, будучи «усвоен» научно-техническим образом, снова возвращает себе свою мифическую суть, но тем самым — и разрушает рамки жанра.
Нечто подобное происходит и с близким архетипом «отца-основателя» (типа Моисей).
По глубинному архетипу — это «вечный старец», а по типу поведения «покровительство». Вспомним, например, как Немо ненавязчиво покровительствует путешественникам, подбрасывая снаряжение, а потом умирает, подобно патриарху, окруженный трепетом и поклонением «племени». Возможно, что архетип отца-основателя таится глубоко в патриархальном (мужском) типе нашей культуры. Например, герой «Цитадели» (Экзюпери) благородно страдает, неся миссию отца рода, а герои современной НФ без конца проходят тесты и испытания, чтобы получить право стать основателем космических колоний. Но что характерно — «покровитель» обретает черты все более сказочные: это либо мешок, дающий советы, либо предупреждающие голоса. А «основателями» все чаще становятся мифические инопланетяне, которые либо заносят жизнь на Землю, либо стимулируют мышление пралюдей, либо инициируют мировые религии.
Итак, мы видим примерно ту же картину: вечный архетип долго обращаться в рамках жанра не может и вновь возвращает себе свою «вечную» природу и внутреннюю свободу.
Третьим, важнейшим архетипом Юнга является «Тень». Очевидно, что он раздваивается в НФ на две сущности: инопланетяне и роботы.
Нельзя сказать, что роботы являются изобретением НФ. Механические слуги, железный человек кузнеца Вулкана, гомункулусы и «песчаные люди» (Гофмана) сопровождают человечество. Но только в роботах НФ люди увидели не слуг, а свое отражение — «Тень».
Гениальность Мари Шелли заключалась, на наш взгляд, не только в том, что она определила основное соотношение: ученый — созидатель contra робот-создание, но и в том, что предугадала путь фантастики. А путь этот можно назвать: «Робот бунтующий». Это тем более удивительно, что «Чудовище Франкенштейна» писалось в эпоху промышленной революции в Англии и научной эйфории, когда еще не существовало ни малейших признаков кризиса научной парадигмы.