Страница 20 из 69
Марк и Шор-Шар спустились в подвал. Там царил полный беспорядок. Жена Шор-Шара Клара выметала объедки и осколки посуды.
Кабатчик предложил Марку выпить, и они сели у края стойки. Ружье Шор-Шар прислонил к стене у себя за спиной.
— Подумать только, они негодовали, что я хотел застрелить тебя! возмущался Шор-Шар, разливая вино. — Словно то, что они собираются проделать с тобой, лучше. Может быть, ты должен просить меня, чтобы я тебя прикончил? Давай выпьем, Марк. Будем пить, пока мы оба живы!
— А что они хотят от меня?
— Не прикидывайся! Уж ты все сообразил, ш поэтому и бежал. Как ты их так быстро раскусил? Никто не ожидал от тебя такой прыти. Капитан говорил: он будет дрыхнуть с бабой целые сутки. А я думаю: дай, проверю, обойду вокруг дома. Смотрю, из окна веревка болтается…
— Почему он называет себя капитаном?
— Почему капитаном? Потому, что ему так захотелось. А отцом — потому, что он здесь вроде духовного пастыря. Только не знаю, какой религии он их учит, этих дикарей.
— А ты не из кнопсов? — спросил Марк.
— Нет, я из пионеров. Разве не видно? — обиделся Шор-Шар.
— Воевал?
— Еще бы! Тяжелый огнеметный дивизион «Вулкан». От начала до конца. Получил жалование за восемь лет, вернулся на родину, думал: заживу по-человечески. А здесь — это воронье, пожиратели падали!
— Я тоже воевал, корпус «невидимок» и эскадрон «мстителей».
— Вот как? — Шор-Шар поднял бледное отекшее лицо, обрамленное черными кудрями. — Ты и у нас побывал? И нашим и вашим. Наверное, встречались где-нибудь. Ох, и сжег же я вашего брата «лягушатника». Бывало так и обугливаются, как головешки. И тебя бы не пожалел, если встретился. Но одно дело — в бою, и другое — то, что они задумали…
Кабатчик осекся и стал пить из стакана.
— И я бы тебя не пожалел, Шоршалка. Альмеки имели обыкновение медленно топить своих пленников, в течение суток. Но послушай, если тебе так яе по душе, что они задумали, не мог бы ты отпустить меня?
— Нет, не мог бы, — кабатчик низко опустил лицо, наливая вино. — Что они со мной за это сделают, что им в голову придет — одному богу известно. Ты же слышал! Другое дело, если ты мне хорошо заплатишь. Тогда бы я мог бежать с тобой. Выпей, Марк.
— Как? Я не верю своим ушам! Ты согласен бросить свое дело и бежать!
— Это дело ничего не стоит. Два года я их пою и кормлю в долг. Они мне все должны, но что из этого? Они привыкли смотреть на мой кабак как на дармовую столовую. Единственное, что осталось мне, — эта каменная коробка. Шор-Шар постучал кулаком по стене. — Оплати мне стоимость кабака, чтобы я мог начать все на новом месте, и я уйду вместе с тобой. Посажу тебя на закорки, и они нас не найдут.
— Откуда у бродячего певца, который питается милостыней, деньги? Подумай.
— Брось, не скромничай. Я вижу тебя насквозь, — кабатчик поднял на него свои черные пронзительные глаза. — Ты был важной шишкой, все «объединенные» были богатеями и инженерами. Что ты здесь ищешь, клад?
— Я попал сюда случайно, денег у меня нет, — твердо сказал Марк.
— Жаль, — кабатчик сник, глаза его утратили блеск. — Не хочешь… Разве жизнь твоя дешевле, чем мой кабак? Знал бы ты, Марк, как мне здесь гадко.
— У меня есть друг, он бы нам помог…начал Марк и запнулся.
— Друг? — встрепенулся Шор-Шар. — Где он?
— Мы бы расплатились с тобой военным электронным оборудованием «объединенных», ты бы десять раз окупил свой кабак.
— Вот это дело! Я же говорил: у тебя чтото есть. Но где твой друг, как мы с ним свяжемся?
— Он сейчас далеко, на северной стороне. До него надо еще добраться.
— Черт! Ничего не выйдет. Мне нужно иметь большую гарантию, чем твой треп. А если твой друг откажется?
Марк хотел сказать про рацию, но промолчал.
— Кроме того, у нас нет времени, — продолжал Шор-Шар. — Зеленая пятница уже послезавтра.
— Какая пятница? — спросил Марк, чувствуя, как страх просыпается в нем.
— Зеленый — у кнопсов цвет надежды. А Зеленая пятница — это день, когда появляется это чучело, бог дождя.
— Так он уже появлялся? — Марк был поражен. — Зеленые пятницы уже были? Как это происходит?
— Было несколько, а дождя нет. Что они ему только не совали на пробу: и свиней, и собак. Он их возьмет, а через день, глядь, они носятся по поселку здоровее, чем были. Только взбесившиеся, всех пришлось прикончить. Дождя нет — значит не пришлись по вкусу. Вот они и решили… Тьфу! Дикари! Жаль, что у тебя нет денег…
Шор-Шар пробормотал что-то невнятное.
Глаза его остекленели, пот катился по бледному лицу. Марк наконец понял, насколько тот был пьян.
— Ты мог бы поверить мне на слово, Шоршалка. У тебя, насколько я понял, тоже нет выхода.
— Как бы я хотел, Марк, слышишь! Хотел сжечь всю эту грязь благородным и чистым огнем. Гниль — она накапливается. Понимаешь? Только после огня можно начать все сначала. Они улетят на крыльях огня…
— Постой, Шор-Шар, ты понимаешь, что готовится преступление, сам являешься соучастником… — начал было Марк, но увидел, что кабатчик уже ничего не понимает.
— Клара, — тихо позвал Шор-Шар, пытаясь подняться. Женщина подошла, наклонилась, чтобы он мог опереться, увела его.
Марк остался один: прямо перед ним, прислоненное к стене, стояло ружье. Марк был свободен и вооружен. Он мог бежать. Не взяв ружья, он направился к выходу.
Выбравшись наружу, он устроился на деревянной лавке у входа и расслабился. Рассвет был близок. На улице клубился туман. Что-то сверкнуло. Наверное, дождь был близок.
Бежать он не мог. Куда бы Марк ни бежал, повсюду за ним потянется тонкая, но прочная нить, которая его не отпустит — колея от колес его тележки. По ней его быстро найдут.
Вот если бы нашелся человек, который отнес его на спине, как говорил Шор-Шар. Марк забыл, не подумал, когда пробовал бежать, что, передвигаясь, оставляет на челе планеты глубокие морщины. Их можно было бы назвать морщинами горя, если бы земля не была так равнодушна. Нет на свете преступления, которое она бы не укрыла, оставаясь безучастной, — так подумал Марк и заснул.
Когда он открыл глаза, солнце стояло высоко, на небе не было ни облачка. Всюду двигались люди, деревенская жизнь была в разгаре. Прямо перед ним на одной ноге стоял маленький человечек. Заметив, что Марк проснулся, он встал на обе ноги и закудахтал: — Кудах-тах, вот ты и проснулся.
Марк помнил, что этот человечек плясал на столе, и снова все происходящее показалось ему кошмаром. Коротышка подошел к нему:
— Здравствуй, путник. Меня зовут Горбушка, хотя у меня и нет горба, можешь пощупать. Только одно плечо выше другого. Хочешь курить?
Марк закурил едкий самосад и промолчал.
— Мне велели повсюду ходить за тобой. Ты не против?
— Ходи, какое мне дело?
— Я ужасно рад, что ты появился. Тут уж было решили меня принести в жертву, как ты словно с неба свалился.
Вот слово и произнесено: жертвоприношение.
— Кто решил?
— Они все, люди. Мол, все равно у меня нет жены и детей. Но что из этого? Я тоже жить хочу, хотя и курицын сын. Кудах-тах.
О боже! Деревенский дурачок. Они решили, что Марк менее достоин жизни, чем деревенский дурачок.
— Ты не сердишься на меня? Я не виноват, это была моя, но сейчас это твоя участь.
Что? Его участь — быть принесенным в жертву? Дикая злоба на мгновение вспыхнула и ослепила его. Марк протянул свою длинную руку и схватил Горбушку за горло.
— Ку-ка…р, — пропел тот и забил руками, как крыльями.
Марк мог его придушить, но это ничего бы не изменило. Он с отвращением отбросил человечка в сторону: — Держись от меня подальше. Не попадайся мне на глаза.
— Ну вот, ты и обиделся. Почему? — захныкал Горбушка.
Марк осмотрелся, сейчас в сельской идиллии ему чудилось что-то зловещее. Каковы эти люди, что вынесли ему смертный приговор?
Он хочет посмотреть им в лицо.
Оттолкнувшись, он выкатился на улицу и не поверил собственным глазам. По улице шел полицейский, в форме и с пистолетом, представитель власти и законности. Вот его спасение!