Страница 5 из 55
— Зачем это понадобилось?
— Для справедливого распределения счастья.
Я не поверил своим ушам.
— Разве счастье возможно распределить? При чем здесь гипномаски?
— На всей планете уже в давнюю пору установлено равенство благополучия. Понятия: нужда, бедность — позабыты. Однако люди не стали счастливы. Достаточно было человеку родиться с каким-либо физическим изъяном, как все усилия наисовершеннейшей системы воспитания, все блага, получаемые каждым, не могли сделать его счастливым. Гипномаска окончательно и навсегда уравняла людей. Даже и в давние времена люди стремились походить друг на друга. Особенно преуспевали женщины. Стоило объявиться новой красавице, кинозвезде, как добрая половина женщин гримировалась под нее: перекрашивали волосы, подрисовывали брови, вставляли искусственные ресницы, зубы, наклеивали носы… Успеха же достигали немногие. Большинство не столько приобретало, сколько теряло: под гримом незаметными становились и те крохи привлекательности, которыми наделила их природа. Фальшивая красота не сделала женщин счастливыми. (Впрочем, все это в равной мере относится и к мужчинам.) С изобретением гипномаски не нужно стало ухищряться, кому-то подражать. Теперь каждый выглядит точно так, как самый совершеннейший из людей.
— А у вас не стало больше несчастных? Все одинаково счастливы?
Он ничего не ответил, только странно взглянул на меня, будто я задал неприличный вопрос. Мне почему-то вспомнилась известная восточная поговорка: «В доме повешенного не говорят о веревке».
Больше я не затрагивал эту щекотливую тему.
Мне не очень хотелось походить на истуканно-красивого типового земтерянина, но и выделяться среди других не имело смысла. Я чуть было не дал согласие, но мысль об Итголе удержала меня. Не знаю, как ему удастся отыскать меня даже сейчас, а тем более, если я растворюсь среди миллиардов остальных земтерян.
— Я не желаю надевать гипномаску.
Чиновник изумленно посмотрел на меня.
Несколько дней я провел в ожидании Итгола. Мне никуда не хотелось выходить, но я старался как можно больше бывать на подземных улицах. Только так и можно было рассчитывать на случайную встречу с ним. Погруженный в свои заботы, я не замечал толпу любопытных, которая сопровождала меня повсюду.
…Итгол ждал меня в комнате. Он сидел в кресле спиной к двери. Я увидел затылок и широченные плечи в оранжево-желтом полосатом свитере, но тем не менее мгновенно узнал, что это он.
«Как он сумел попасть в комнату сквозь запертую дверь? — поразился я. — Впрочем, ничего удивительного, — только так и должны поступать настоящие шпионы».
Гораздо больше меня удивило, каким образом при встрече с ним мне удается узнавать Итгола: каждый раз он появлялся в новом свитере, а внешность у него была стандартная.
— Если вы хотите узнать свое прошлое, не валяйте дурака — наденьте гипномаску, — сказал он. — Вскоре мне удастся добыть кой-какие документы. Если вы станете привлекать к себе внимание, нам трудно будет встречаться. Завтра же отправляйтесь в операционное ателье, потребуйте гипномаску.
Я не успел ничего ответить. А у меня было оправдание: ведь я отказался от гипномаскн, чтобы ему легче было разыскать меня. Итгол встал.
— Не подглядывайте за мною, — предупредил он с добродушной усмешкой и вышел.
С утра я собрался навести справки, где находится ателье, но делать этого не потребовалось.
— Конкурсное жюри рассмотрело многочисленные пожелания граждан и приняло решение выставить вашу кандидатуру на внеочередной конкурс красоты. Требуется официальное согласие. — Чиновник из гипноцентра в блузе тигровой масти бесшумно хлопнул портфелем по столу и уставился на меня своими чистыми и прекрасными глазами благополучного и счастливого земтерянина.
— Конкурс красоты?.. Мою кандидатуру?.. — Я непроизвольно погляделся в зеркало. Оно, правда, было с небольшим дефектом, но это ничего не меняло: и в нормальном зеркале я не выглядел красавцем.
Чиновник мило улыбался, в меру обнажая свои ослепительные, годные для рекламы зубы. Он приглядывался ко мне с таким вниманием, будто решал, стоит или не стоит приобретать новый костюм.
— С тех пор, как на обложках стереофонов появился ваш портрет, люди посходили с ума. Ничего подобного за последние три столетия не случалось. Обычно никто и не замечает смены гипномасок. Спросите любого, когда он носил хотя бы вот эту? — Чиновник наугад выудил из портфеля портрет. Это был безукоризненный образец мужчины — супертарзан. Впрочем, от последней гипномаски прежний тарзан мало чем отличался — их легко было спутать.
— Честно говоря, я не разделяю нынешнего увлечения. Это какой-то психоз — эпидемия, — он слегка сощурился, с явным неодобрением рассматривал меня — человека с невзрачной и непримечательной внешностью: я бы и на грешной Земле в своем веке на конкурсе красоты не прошел даже отборочного тура.
Я смущенно развел руками. Не скажу, что я вовсе не был тщеславен, но о подобного рода славе никогда не мечтал.
Он правильно истолковал мой жест.
— Да, ваша внешность далека от признанных стандартов. Смотрите! — On развернул перед моими глазами веер изображений красавцев, чьи гипномаски носила мужская половина человечества в последнем столетии. Ни с одним из них я не мог тягаться.
Он смотрел на меня укоризненно, будто хотел сказать: «На что вы посягаете!»
— Зачем же нужно их менять: они все достойны быть лучшими.
— Чтобы человечество всегда было молодо. Отдельный человек, в том числе и обладатель эталонной внешности, стареет — неприметные штрихи накладываются на лицо, ухудшая облик. Каждый гражданин Земтера имеет право выглядеть молодым и прекрасным.
— Тогда и вовсе необъяснимо: при чем здесь я? Присмотритесь хорошенько: на лбу и под глазами у меня морщины, я сухопар…
— Прецедент уже был. — Он порылся в кипе и выудил новый портрет. — Примерно три века назад все человечество на несколько лет стало уродливым.
Я изумленно смотрел на объемный снимок горбуна. Его лицо было жалким и страдальческим. Углы тонких губ сложены в болезненную усмешку. Но в ней было и что-то загадочное, как будто даже торжествующее. Хорошо, что это был всего лишь портрет: при встрече с таким человеком испытываешь неловкость, словно именно ты и виноват в его ущербности.
— Миллиарды мужчин выглядели так!
— Кошмар! — искренне воскликнул я.
— Значит, вы представляете, что угрожает нам?
Мне захотелось двинуть этого болвана по его великолепному рылу. Он равняет меня с Квазимодо. Я раздраженно поглядел на его суперкраснвую физиономию, и мой гнев остыл. На кого я злюсь? У этого человека даже и лицо не свое.
И тут я понял, чем поразила меня улыбка горбуна, что в ней было загадочного. Усмешка была мстительной. Я представил многолюдный Земтер, населенный одинаковыми уродами. Среди миллиардов затерялся один настоящий. Его болезненная и сардоническая улыбка повторилась на всех мужских лицах. Так уж устроен человек: чем ущербнее сам, тем сильнее хочет, чтобы и другие походили на него. И так во всем. Не всегда ли дураки пытались выровнять остальных по своей мерке?
— Чего вы хотите от меня? — спросил я.
— Лучше всего вам надеть маску. Никто не будет узнавать вас, и соблазн исчезнет.
— Согласен, — обрадовался я.
Операция была несложной. Меня усадили в кресло, похожее на зубоврачебное. В один из зубов вместо пломбы вставили крохотный приемник, меньше дробины. Излучатель надевался на шею, как ладанка. Вся процедура длилась не больше пятнадцати минут.
Я ощупывал языком пломбу, с непривычки она мешала. Несколько стандартных мужчин и женщин захотели приветствовать меня в новом обличье. А возможно, они участвовали в церемонии по обязанности, как у нас представители общественности на молодежных свадьбах.
Объемное зеркало во всю стену отражало всех нас. Форму и расцветку геометрических знаков на своем свитере я не запомнил, поэтому никак не мог определить, который же из мужчин в зеркале я. Нарочно почесал за ухом, чтобы так узнать себя. Мой свитер украшали синие круги и красные треугольники. Встретился взглядом с собственным отражением и попытался иронически улыбнуться. Ничего из этой затеи не получилось — улыбка была попросту чарующей. Я слегка повернулся и увидел, как под свитером взбугрились несуществующие мускулы. Мускулы у меня, конечно, были и до этого, но не такие чудовищные. Просто-таки ангелоподобный геркулес.