Страница 46 из 69
Марта повернулась к Полине и увидела, что та сидит задумчиво на кровати, а её платье лежит в стороне.
– Что случилось? – спросила Марта.
– Не знаю. Как-то грустно стало. Будто что-то безвозвратно уходит.
– Оно всегда уходит – время. Только мы обычно не обращаем на это внимания, не замечаем, – ответила Марта. – А сегодня особенные обстоятельства, вот и заметно.
– У меня такое ощущение, что это не время уходит, а жизнь. И что больше как прежде никогда не будет, – Полина грустно вздохнула.
– А зачем тебе как прежде? – спросила Марта и улыбнулась. – Как прежде, ты уже знаешь…
Полина на улыбку не ответила. Он легла на кровать и подтянула колени к груди.
– Ну что ты, дорогая? – заботливо спросила Марта и подошла к подруге.
– Я боюсь, – ответила Полина.
– Я тоже боюсь, – вздохнула Марта и села на кровать рядом с Полиной. – Иди ко мне, будем бояться вместе…
Полина развернулась и легла головой Марте на колени. Марта принялась гладить подругу по волосам и, покачиваясь, тихо напевать:
Над рекой калина спелая,
Наливалась соком.
Обожгла я руки белые
Молодой осокой…
В молодой осоке прячутся
И дожди и солнце.
Ой, кому-то нынче плачется,
А кому смеётся… *
* (Прим.: стихи С. Хохлова и Б. Петрова и музыка В. Ушакова)
Голос Марты был мягким, грустным. Песня лилась словно бы из души в душу, врачевала и поднимала над суетным миром, над болью, страхом, тоской, пока не стихла, оставив после себя шлейф умиротворения.
Полина шмыгнула носом и, повернув голову, заглянула Марте в глаза.
– Откуда ты знаешь такие песни?
– Мама мне её пела. Сначала вместо колыбельной, а потом я выросла, и мама пела её уже когда хотела успокоить меня, ну когда у меня неприятности случались… А потом мы иногда пели вместе на два голоса. Эту и другие песни… Мы вообще с мамой и папой много пели. Просто так. Играли в песни. – Марта улыбнулась воспоминаниям.
– Это как? – спросила Полина.
– Один начинает песню и останавливается в любом месте. Следующий должен вспомнить другую песню, в которой есть слово, на котором остановился первый, и запеть её. И тоже остановиться в любом месте… Повторяться нельзя. Победит тот, кто больше песен вспомнит.
– Интересная игра, – задумчиво сказала Полина. – А мы не играли ни в какие игры. Мама то на работе, то уставшая. Папа тоже вечно занят. А к бабушке Наде я редко ездила. Это которая папина мама. У неё интересно было. Мы с ней траву в огороде пололи и ягоду собирали. Она дымовушки делала, но комары и мошка всё равно кусались. Мама потом ругалась на бабушку, говорила, что у меня аллергия на комаров. А мне в огороде с бабушкой очень нравилось. Бабушка учила отличать сорняки от морковки. И червяки там ползали. А ещё она учила меня пирожки печь из щавеля. Они такие вкусные получались, кисло-сладкие.
– А мамина мама? – спросила Марта.
– Мамина? – Полина вздохнула. – Она рядом жила, меня часто оставляли с ней. Она давала мне задание – книжку прочитать или решить задачи по математике, или упражнение по русскому сделать, а сама проверяла тетради и готовилась к урокам – она учительница. А потом ругалась на меня, что я тупая и не понимаю элементарных вещей. А я действительно не понимала…
Анна Юрьевна с Петром Ильичом вышли из душа, Пётр Ильич опустился в кресло, а Анна Юрьевна села перед ним на колени и принялась осматривать его ступни, аккуратно вытирая, смахивая соринки полотенцем.
– Эх, – посетовала Анна Юрьевна, – сюда бы сейчас мою аптечку! Ноги обработать надо и тебе нужно полежать, чтобы подзажило.
– Это исключено! – Пётр Ильич был категоричен. – Я пойду с вами, и это не обсуждается!
Марта оставила Полину и подошла посмотреть ноги Петра Ильича. Взглянув покачала головой.
– Неужели они не могут найти подходящую обувь?! – возмутилась Полина, которая тоже подошла к Петру Ильичу с Анной Юрьевной.
Анна Юрьевна вздохнула и подняла обмотки. Они не сильно истёрлись, но запачкались и для защиты воспалённых ног не годились.
– Состирнуть? – задумчиво сказала Анна Юрьевна. – Так высохнуть не успеют…
– Я думаю, они в любом случае для сегодняшней ночи не годятся, – сказала Марта.
– Почему? – удивилась Полина. – Нет, я понимаю, что грязные, но…
– Не поэтому, – Марта покачала головой. – Думаю, зелёные платья не только потому, что праздник.
– А почему же ещё? – Полина удивилась. – Не в чёрных же на праздник идти!
Анна Юрьевна посмотрела на девушек и сказала:
– Думаю, Марта права. Платья защищают… А мы вот что сделаем!
И, взяв ножницы, Анна Юрьевна отрезала от своего праздничного платья небольшие полоски – не по кругу, а только с боков, так, чтобы из этих полосок можно было сделать стельки и уложила их на лоскуты от чёрного платья.
– Вот так, думаю, получше будет! А? Как я придумала?! – с гордостью спросила она.
– Ты у меня умница! – похвалил Пётр Ильич, и Марта с Полиной согласились с ним.
Но радовались недолго. Дверь распахнулась и в комнату стремительно вошёл Серафимович.
– Солнце село! Вы почему ещё здесь?! – с порога начал он. – Да ещё и не одетые!
– Мы вот… – растерянно сказала Анна Юрьевна, показывая обмотку со стелькой.
Серафимович глянул на стельку и, демонстративно застонав, воздел руки к потолку. А потом, раздраженный, повернулся к Марте с Полиной.
– Быстрее давайте! Я жду! – сказал он и скрестил руки на груди.
Марта с Полиной переглянулись и уставились на Серафимовича.
– Ну что стоите? Переодевайтесь!
Стало понятно, что он не собирается уходить.
Первой это поняла Анна Юрьевна. Она взяла обмотку и стала оборачивать ей ногу Петру Ильичу.
Серафимович свирепо глянул на неё, но во всей позе Анны Юрьевны была такая решимость и непокорность, что Серафимович переключился на девушек:
– Вам что, два раза повторять?
Марта молча прихватила платья – своё и Полины, потом взяла за руку растерявшуюся Полину и потянула её в ванную.
– Вы куда?! – спросил Серафимович.
– Переодеваться, – с вызовом ответила Марта. – Не можем же мы тут, при всех…
Серафимович проводил девушек взглядом и снова переключился на Анну Юрьевну.
– Давайте уже заканчивайте с этим!
– Хорошо, – спокойно сказала Анна Юрьевна, продолжая расправлять складки ткани и укладывать её так, чтобы она держалась на ногах у Петра Ильича.
Серафимович нервно прошёлся по комнате. Снова подошёл к Анне Юрьевне.
– Скоро? – спросил он.
Анна Юрьевна оторвалась от своего занятия, встала и повернулась к декану.
– Если бы у Петеньки была обувь, то во-первых, он не обжёг бы ноги, а во-вторых, мы собрались бы гораздо быстрее, – сказала она.
– Его вообще тут не должно было быть! – раздражённо ответил Серафимович.
– Но он тут! И не по своей воле! – парировала Анна Юрьевна, снова опускаясь на колени и продолжая прилаживать обмотки на ногах Петра Ильича.
– Он помеха… – проворчал Серафимович уже с меньшим раздражением.
Анна Юрьевна, не оборачиваясь, ответила:
– В мире магии ничего не происходит случайно, не так ли?
Серафимович фыркнул. Отошёл к столу, опёрся на него и принялся рассматривать ногти.
К тому моменту, как из ванной комнаты вышли Марта с Полиной – умытые, переодетые и расчёсанные, Серафимович уже успокоился и вернулся в своё обычное благодушное настроение.
Анна Юрьевна закончила с ногами, встала, взяла платье и тоже отправилась в ванную – не спеша, но и без излишней медлительности.
Вышла она довольно-таки быстро. Платье с вырезанными по бокам юбки кусками ткани сидело на ней хорошо, движения Анны Юрьевны были по-королевски свободными, величественными.