Страница 14 из 19
Цзи Кан-цзы совсем не сердился на Конфуция, а только восхищался его храбростью. Его восхищение мудрецом не достигало крайних пределов, и он не собирался предоставлять Конфуцию желанную власть с местом в правительстве, зато он назначил нескольких его учеников на официальные должности. Он на самом деле полагал, что из них получатся достойные сановники, исходя из двух соображений. Во-первых, тогда как самим дворянам позволялись большие вольности, понятное дело, что в их собственных интересах было привлечение в исполнители поручений людей по крайней мере высоких нравственных принципов. Справедливо заметить, что Конфуций однозначно отрицал предположение о феодальной преданности индивидуума, и при этом он настаивал на верности нравственным принципам. Но тем не менее их зависимость от своих сюзеренов могла казаться тем более полной, чем у большинства наследных аристократов, заботившихся в первую голову о своих шкурных интересах, а также о благе для кланов, к которым они принадлежали. Во-вторых, Конфуций прививал своим ученикам навыки трезвого мышления, достойного поведения в различных ситуациях, в которых чиновник мог оказаться, а также знакомил их с принципами государственного управления. Его питомцы доказали своей практической деятельностью, что обучение у Конфуция позволяло им достойно выполнять обязанности сановников. Нам известно, что по крайней мере половина его учеников, упомянутых в трактате «Лунь Юй», на самом деле занимали государственные посты; кое-кто даже весьма высокие.
Но все-таки Конфуцию этого было совсем мало. Он никогда не собирался довольствоваться карьерой наставника молодежи. Свою задачу он видел в преобразовании всего мира, и оставался простым наставником до тех пор, пока не подвернулся удобный случай. Он видел себя ничуть не ниже, чем у кормила власти целого государства. Наивно, однако, было рассчитывать на то, что человеку его радикальных взглядов предоставят большую власть. Если бы он мог пойти на компромисс, тогда – возможно. Но его бескомпромиссная откровенность должна была повергать власть предержащих в дрожь об одной мысли о таком сановнике.
Наконец-то, когда несколько его учеников уже находилось на государственной службе, местечко подобрали и для Конфуция. Ему подыскали должность, которую можно приравнять к нынешнему рангу «члена государственного совета». Он согласился на нее, так как надеялся совершить нечто выдающееся, но на самом деле ему досталась синекура, требовавшая всего лишь скромного поведения. Поняв обман, Конфуций тут же подал в отставку с демонстративным отвращением.
Притом что Конфуцию шел пятый десяток, он покинул свое родное царство, чтобы десять лет провести в странствиях по княжествам Северного Китая, где искал правителя, готового использовать его философию в системе своего управления. Такого правителя ему не встретилось. Кое-где с ним обращались без особой любезности; один раз, по крайней мере, даже имело место посягательство на его жизнь. В одном только случае некий сановник, обладавший верховной властью в княжестве, принял Конфуция с большим почтением и постоянно обращался к нему за советами. Но этот правитель оказался настолько испорченным человеком, что с получением приглашения вернуться в свое родное царство Конфуций тут же с превеликим удовольствием на него согласился.
В это время политику клана Цзи, возглавляемого Цзи Кан-цзы, все еще располагавшего всей полнотой власти в царстве Лу, определял один из питомцев Конфуция. Но ради своего высокого положения этот ученик фактически пожертвовал принципами своего учителя. Когда в интересах пополнения трещавшей от скопившихся наличных денег казны царства Цзи этот ученик потребовал новых поборов, его наставник от него публично открестился.
Последние годы своей жизни Конфуций посвятил обучению уму-разуму молодых людей царства Лу. Он чувствовал глубокое разочарование в людях, но озлобление в его душе поселиться не смогло; если он когда-нибудь жаловался на жизнь, то письменных свидетельств его сетований на судьбу до нас не дошло. Однажды, когда учитель серьезно занедужил, один из его питомцев предложил вознести молитвы, способствующие восстановлению сил. В ответ Конфуций улыбнулся и сказал ему: «Все свои заздравные молитвы я уже давно истратил». Когда он настолько ослаб, что впал в обморочное состояние, кое-кто из его учеников переоделся в платье придворных чинов и выстроился у его постели, изобразив мандаринов, которыми он руководил бы, довелись ему исполнить свои честолюбивые намерения занять высокий государственный пост. Придя в сознание и увидев вокруг себя представление с переодеванием, Конфуций сказал своим ученикам: «Устраивая всю эту инсценировку с сановниками, которые мне никогда не подчинялись, кого вы думаете я собираюсь обмануть? Небеса? Разве не достойнее умереть на руках у вас, друзья мои, чем на руках сановников?»
Когда он скончался в 479 году до н. э., очень многие его современники должны были подумать, что судьба все-таки обделила этого весьма трогательного пожилого человека. И сам он вполне мог так думать. И все-таки не многие люди своим жизненным примером настолько заметно повлияли на историю человечества, как Конфуций. Сила его мысли надолго пережила своего творца. Из поколения в поколение китайцы пользуются его философским наследием; сегодня даже кое-кто из китайских коммунистов приводит его как основателя их революционной традиции. На Западе его влияние представляется гораздо более мощным, чем европейцы готовы это осознавать. Особенно наглядно оно проявилось на протяжении XVII и XVIII столетий, и это признал немецкий ученый, профессор Адольф Рейхвейн, казненный нацистами: «Конфуций превратился в святого покровителя Просвещения XVIII века».
Если поискать секрет обаяния философии Конфуция, он нам видится в его отстаивании верховенства человеческих ценностей. Мудрость, говорил он, состоит в познании людей; достоинство же заключается в любви к ним.
Возможно, еще большую важность представляет категория, пусть даже встречающаяся гораздо реже, называемая «мыслительным равноправием» (дословно – «интеллектуальной демократией»). Многие люди высказывали пожелание, чтобы народ получил право на самоуправление, но относительно немногие философы говорили о своей готовности доверить людям в целом решать собственную судьбу. Допущение разрешалось на тот случай, когда народ задумывается о собственной судьбе в соответствии с принципами, присвоенными философом для собственного удовольствия. Конфуций не только хотел, чтобы человек задумывался о своей судьбе; он настаивал на этом. Он изъявлял готовность помочь народу и научить его тому, как правильно думать, но ответы для себя он должен искать сам. Конфуций откровенно признался в том, что сам он истиной не владеет, зато ему известен путь к ее отысканию.
Он верил в то, что человечество могло бы найти счастье только в сообществе свободных людей, занимающихся общим делом. Но люди не могут обрести свободу, постоянно следуя за звездой, указанной кем-то из них самих. И он полагал, что представление им некой догмы под маской неизменной истины в виде всего лишь несовершенного озарения индивидуума означает злоупотребление доверием народа. Сам он никогда так не делал. Он говорил: «Если человек постоянно не спрашивает себя «Как правильно поступить?» – я действительно не знаю, что с ним делать».
Глава 4
Мо-цзы: поиск пути к миру и порядку
Притом что Конфуций основную роль предназначал ли, одним из аспектов которого считается обряд, он видел формы обряда вторичными по отношению к чувствам, выражавшимся в них, и полагал, что его ценность заключалась в предназначении, состоявшем в адаптации человека к жизни в обществе себе подобных. Однако даже в среде его собственных воспитанников в отношении ли уже произошло смещение акцента. Кое-кто из самых влиятельных среди них уделял практически исключительное внимание ритуальным формам, тем самым закладывая основы традиции в конфуцианской школе, приверженцы которой придавали предельное значение мельчайшим деталям обряда. Известно, что некоторые его ученики даже настаивали на том, что настоящий конфуцианец обязан носить одежду особого цвета и фасона.