Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 39

Сельское население в последние советские годы стремительно сокращалось из-за происходившего на селе бардака, упадка нравов и грошовых заработков. Люди любыми путями стремились зацепиться за город, за лёгкую городскую жизнь – и это было понятно и объяснимо, и для людей простительно: такое их массовое с родных насиженных мест дезертирство.

Города непомерно разбухали от этого, и к началу 90-х годов там обитали уже миллионы здоровых трудоспособных граждан, от которых не было пользы, или польза была сомнительной, но которых нужно было поить и кормить, платить высокую в сравнение с нищей деревней зарплату. Из-за подобной урбанизации, при Горбачеве катастрофической, стремительно исчезали с прилавков продукты питания и товары первой необходимости: их уже просто некому стало производить в таком огромном количестве. Мясо, масло, макаронные и крупяные изделия даже и в крупных промышленных городах людям к началу 90-х годов в магазинах уже невозможно было купить – только на рынках у спекулянтов, и втридорога. Сахар и водку из-за бездумной антиалкогольной компании, сигареты те же и вовсе стали выдавать по талонам и карточкам, от которых отвыкли с войны. На страну надвигался голод. {3}

Москву захлестнули бесконечные очереди и толпы полуголодных провинциалов. Люди в столицу за сотни километров из российской глубинки ехали и выстаивали здесь в очередях часами за каждой мелочью и ерундой, даже и за хлебом тем же. Там у них уже и ерунда пропала с прилавков следом за мясом, сыром и колбасой, мылом и порошком стиральным: всё это они из Москвы мешками и тюками возили, москвичей оставляя ни с чем – с одним раздражением и недовольством. Калуга, Тула, Рязань, Брянск, Иваново, Владимир и Тверь уже только в Москве снабжались, жили за счёт Москвы, не говоря уже про огромную Московскую область, которой сам Бог повелел в Москве отираться и подъедаться. Люди там не работали – так москвичам казалось, – только за продуктами ездили, “кисли”, потели в очередях. Государство при такой разрушительной, бездумной политике неминуемо ждал коллапс. Советская Держава катилась в пропасть.

На фоне тотального дефицита товаров пышным цветом расцвела спекуляция. Нечистые на руку граждане, кто на дефиците сидел, работал в снабжении или торговле, в момент сколачивали себе капитал, переводили его в золото, камни, антиквариат и валюту. А потом покупали всё и всех на корню: дачи, машины, чиновников, себе и родне халявные должности в министерствах и ведомствах, чтобы больше во сто крат воровать – и не бояться расплаты, возмездия.

Бесконтрольные мафиози и прохиндеи лезли во власть, старались влиять на политику. А политика у них была одна: чем хуже стране, государству советскому – тем им, шакалам и паразитам, лучше…

И тут Ю.В.Андропова надо помянуть недобрым словом, что, будучи председателем КГБ СССР (1967-82 гг.), тайно пестовал эту жуликоватую мразь, сознательно открыл всей этой нечистоплотной и предельно ловкой шушере путь наверх, двери в самые высокие и знатные кабинеты, где они и обосновывались на правах хозяев, куда тащили друзей и родню. Напомним, что в 1970-ые годы именно он, Андропов, “в интересах укрепления социалистической законности и порядка” и недопущения “силовых” злоупотреблений прошлого, якобы, провёл через Политбюро решение, для многих и тогда уже спорное, в соответствии с которым упразднялась проверка по линии КГБ лиц, поступающих на работу в партийные и советские органы. Вот и потекли туда аферисты и коррупционеры всех мастей, типы с сомнительным прошлым, тёмными, а часто и криминальными пятнами в биографии…

5

Но, однако ж, вернёмся к герою нашему, Вадиму Стеблову, молодому московскому учёному с первой половины 1980-х, старшему научному сотруднику крупного столичного НИИ, имевшего Всесоюзный статус. Выросший, выучившийся и возмужавший, он горбачёвское смутное время, в целом, хорошо пережил – спокойно и уверенно, без потрясений внешних. Успел даже, как уже было сказано, к началу 90-х годов, когда перестройка заканчивалась, кооперативную квартиру себе и своей семье в Строгино купить, элитном московском районе, машину на пару с братом. На родину потом на этой машине регулярно ездил, навещал там состарившихся родителей, продукты им и от них привозил: туда – колбасу и сыр; оттуда – сало, огурцы и картошку. В общем, со стороны если бы кто посмотрел, всё у него было кондово, добротно и гладко, достаток во всём царил, жизнь сытая и размеренная – правильная хорошая жизнь в труде ежедневном и праведном, любви и Боге.





В Москве, правда, стремительно увеличивались очереди в магазинах, в которые уже невозможно стало зайти от переизбытка иногородних граждан, пропадали продукты и товары с прилавков, пышным цветом расцвёл дефицит, – но и это не сильно его расстраивало, жизни не портило, не напрягало. В их институте дельцы из профкома организовали коммерческий отдел и, заключая прямые торговые договоры со столичными магазинами и складами, в целом неплохо снабжали себя и своих сотрудников продуктами первой необходимости, избавляя всех от утомительных вечерних стояний в очередях, по возможности продуктовый дефицит ликвидируя.

И у супруги Вадима, работавшей в Мосгортрансе, похожая наблюдалась картина. Больше скажем. Их коммерческий отдел функционировал даже лучше, к продуктам питания ещё и промышленные товары присовокупив: электроприборы, текстиль и обувь. Так что материальная сторона в их семье была, что называется, в полном порядке…

Одно напрягало Стеблова со второй половины 80-ых – падение дисциплины труда, которое при Горбачёве становилось хроническим и тотальным. На работу пока ещё все ходили, – но по-настоящему работали единицы, в основном – одни старики, занимавшие руководящие должности и имевшие максимальные заработки. То есть люди, с которых по инерции что-то спрашивали ещё, на которых их институт держался. Молодёжь же всё больше и больше устранялась от советских космических тем, годами откровенно дурака валяла и деградировала в профессиональном плане, нивелируя знания и диплом, теряя квалификацию.

И этому никто не препятствовал, в колокола не бил, не тревожился, что к добру такое безалаберное научно-кадровое расточительство не приведёт – боком государству выйдет. Потому, наверное, что патриотов-державников наверху становилось всё меньше и меньше. Продажный и гнилой Горбачёв их принципиально рядом с собой не держал, поганой метлой гнал с постов ответственных, значимых, заменяя безродными и бездарными дельцами-космополитами, под стать себе, которым всё “до лампочки” было, “до фени”, кроме тугой мошны и наполненного до краёв корыта… А ещё потому, что её тогда становилось очень много везде – праздношатающейся образованной молодёжи, – следствие перегиба с обязательным и бесплатным образованием (дневным, вечерним, заочным) и отсутствием безработицы. И, одновременно, с запретом на любую частную инициативу, предпринимательство: государству дипломированных молодых специалистов просто нечем становилось занять, катастрофически нечем.

И заброшенная, бесхозная и бесцельная молодёжь, сама того не планируя и не желая, превращалась в нахлебницу, “динамит”, паразитирующую прослойку общества, предельно озлобленную и взрывоопасную от хронической праздности и переизбытка сил, готовую взорваться в любую минуту и разнести к чёртовой матери всё. В том числе – и страну, не дающую её энергии и талантам выхода и развития…

6

То, как загнивала и вырождалась при М.С.Горбачёве некогда славная советская инженерия, оставляя государство без будущего, без грамотных профессиональных кадров, в первую очередь, – благодарных наследников своих отцов, – можно хорошо проследить на примере стебловского предприятия. Для того, чтобы реально увидеть и оценить, что творилось тогда в стране, какая ужасающая наблюдалась картина в интеллектуальной инженерной среде вообще, и в советской космической сфере – в частности. И не клясть теперь понапрасну и всуе, как это делают упёртые зюгановцы-“патриоты”, будущих её реформаторов-разрушителей с Гайдаром и Чубайсом во главе. Людей беспринципных и наглых, действительно, циничных, двуличных, безжалостных – но и чрезвычайно нужных смертельно больной Державе на тот конкретный период её истории. Чтобы её, Державу советскую, многострадальную, в 80-е годы сгнившую на корню, основательно встряхнуть сначала, а потом и сломать до основания, до фундамента, – место побыстрее расчистить для нового государственного строительства, могучего, перспективного и сверхсовременного.