Страница 9 из 14
Белоснежным уголком из ее пожелтевших страниц выбивалась выписка из военмеда. Инна развернула жесткий листок качественной, нежелтеющей бумаги, разгладила ладонью, прочитала имя пациента – старший лейтенант Вадим Ларичев. А дальше сухим официальным языком перечислялись полученные офицером ранения. «Оспинки» на его лице на самом деле оказались последствием взрыва. Но самым страшным было осколочное ранение, от которого пострадал позвоночник.
Инна накрыла листок рукой и задумалась, устремив невидящий взгляд в стену. Вадим был ранен не в спину, как ей подумалось вначале, а в живот. Значит, вот что означали оброненные им слова «любой ценой». Он до последнего прикрывал отход своих салаг-мальчишек. Хотя и сам был по возрасту ненамного старше них. Но опытнее. И главное, чувствовал свою ответственность за их жизни. Впрочем, «салаги» тоже не ударили в грязь лицом, не бросили своего лейтенанта, вытащили раненого. Еще даже не зная, на радость или на беду.
Девушка перевела взгляд на нижние строчки официального документа. Заключение ВТЭК: инвалид первой группы. Бессрочно. То есть на всю оставшуюся жизнь. А он взял и перечеркнул этот приговор. Потому что рядом оказалась любимая женщина, вдохновившая его на самый трудный в его жизни подвиг. Инна перелистнула страницы карты. Вот идут записи, сделанные ее рукой. Тоже официальные, как полагается. Сухие, лаконичные. Только факты. Но рука явно иногда дрожит, выдавая, что чувствовала писавшая их женщина. А кое-где чернила расплылись от невольно оброненной на страницу слезинки. У Ларисы Ларичевой был свой собственный подвиг. Уже никто не узнает, что такого бывшая медсестра нашла в израненном лейтенанте, но, забыв про себя, она дала ему ту точку опоры, которая позволила инвалиду подняться на ноги…
На крыльце кто-то затопал, стряхивая снег с обуви. Это отвлекло Инну от раздумий. Бережно разгладив листки, девушка отложила амбулаторную карту в сторону от остальных и выглянула из кабинета навстречу входящему с улицы.
– Здравствуй, доча! – Юркая бабулька уже вешала на вешалку у дверей свой пуховый платок. – А я смотрю, свет в окнах горит. Дай, думаю, зайду, взгляну на новую фельдшерицу.
«Вот и первая ласточка пожаловала», – подумала Инна, приглашая старушку в кабинет.
Та вошла, одобрительно кивая и при этом засовывая в карман белого халата хозяйки ФАПа шоколадку…
И – началось! Люди потянулись один за одним. В основном старики. Большинство приходили преимущественно из любопытства, но находили на что и пожаловаться. Инна выслушивала их, задавала вопросы, измеряла давление и попутно продолжала разбирать амбулаторные карты, вытаскивая из стопки нужные. Карточки обретали хозяев, к именам добавлялись лица. На внутренней стороне каждой обложки фельдшер делала для себя пометки карандашом, типа «Игнатова – первая бабулька. Маленькая, юркая». Или «Потапова – полная, с седым пучком, печет домашнее печенье». И так обо всех людях, которые к ней приходили. Потому что запомнить всех и сразу Инна не могла, а обижать впоследствии тем, что не узнала, не хотелось.
За утро она приняла человек двадцать и ближе к обеду чувствовала себя совершенно одуревшей. А в коридоре, за дверью кабинета, сидели на скамейке еще три человека. До слуха донесся скрип входной двери. «Четвертый пожаловал», – обреченно подумала Инна. С непривычки захотелось завыть в голос, чтобы все те, кто пришел, сами разбежались в разные стороны. Но вошедший энергично прошагал мимо очереди, бросив ожидающим несколько слов, и постучал в створку.
– Да? – откликнулась фельдшер, давно уже и осмотрев свою нынешнюю пациентку, и прослушав легкие, и простучав везде и все, что только было можно.
И тут, к огромной Инниной радости, в кабинет вошел Ларичев. Сидящая возле стола старушка, которой явно не хотелось уходить, недовольно взглянула на него:
– Мы еще не закончили. Нельзя так врываться во время приема.
– Здрасте, Анфиса Марковна, – нисколько не смущаясь, кивнул ей Вадим. – Вы, простите, когда последний раз кушали? Я это к тому, что фельдшеры тоже люди, только за них пожаловаться некому, вот и сидят голодные.
– Да я что? – забормотала старушка, поднимаясь со стула. – Обед же в расписании не написан. Ну ничего, доча, я завтра с утра приду.
«Не дай бог!» – с тоской подумала Инна, глядя ей вслед.
– Придет, – словно прочитав ее мысли, заверил Вадим, – она такая. Перелистает кучу справочников, выищет себе кучу болячек и носится с ними. Анфиса Марковна и домой к нам уже два раза ломилась. Ты будь с ней построже. А сейчас – пора обедать.
– Да у меня в коридоре еще толпа. Таких же или нет, уж не знаю, – сообщила Инна, как будто Вадим сам очередь не видел.
– Никого там уже нет, я попросил народ погулять полчаса, – ответил он. – Потому что приехал за тобой. Поедем, а то ведь и правда, наверное, уже голодная-преголодная.
– Да я тебя сама накормить могу! – Инна со смехом выдвинула ящик стола, в котором теснились народные подношения: кто приходил знакомиться с шоколадкой, кто с печеньем домашней выпечки, кто с конфетами или пирожками… – Хочешь?
– Вот это да! – рассмеялся Ларичев. – Слушай, а тебя выгодно держать в компаньонах. Ладно, сгребай все это в кучу и поехали, потому что дома тебя ждет нормальный обед.
Так Инна получила полчаса передышки, покоя и тишины. А потом, когда он доставил ее назад на рабочее место, все началось по новой. К концу рабочего дня Инна была уже просто никакая. Но поток пациентов схлынул. Как и обещал Вадим.
– Не переживай, просто сумей продержаться несколько дней, – сказал он, везя ее после обеда. – Во-первых, только именно в первые дни бывает такой ажиотаж, потом все же будет легче. А во-вторых, ближе к вечеру начнут показывать сериалы, так что бабусек как ветром сдует: жизнь киногероев для них интереснее, чем на тебя посмотреть.
И вот, кажется, его обещание сбылось. Или нет? Инна только вздохнула, снова услышав, как кто-то на крыльце отряхивает обувь от снега. Но выглядывать из кабинета уже не стала: если надо, сами знают, где искать, – обреченно ждала появления очередного пациента. Но вопреки ее опасениям вошедший оказался не бабулькой, а молодым мужчиной, который, судя по виду, не собирался долго и нудно жаловаться фельдшеру на давление, сосуды и ломоту в костях.
– Привет медицинской службе! – бодро улыбнулся он.
– И вам того же, – ответила Инна, разглядывая его. И голос, и внешность посетителя были ей смутно знакомы. Он был довольно высок, строен, из-под русой челки глядели серо-голубые, опушенные очень густыми и темными ресницами глаза. – На что жалуемся?
– А что, можно на все? Или только конкретно на здоровье? – уточнил парень.
– Исключительно на здоровье! – подчеркнула Инна.
– Ну вот, а вначале так обнадежила… – шутливо вздохнул он. – Ну да ладно. Что касается здоровья, то оно у меня вот здесь не в порядке. – Пациент показал левую руку с неловко замотанным большим пальцем. – Порезался на днях, а теперь болит. Вроде как воспаляться собирается.
– Ну что ж, значит, будем лечить. А для начала посмотрим…
Инна провела мужчину в перевязочную, где надела перчатки и принялась разматывать неумело наложенную повязку.
– Я, кстати, Валерий Зорин, – представился пациент, пока шел этот процесс. – Мы с тобой уже виделись, в день твоего приезда, в конторе. Не припоминаешь? Нет, только не говори мне, что ты могла меня забыть!
Инна ненадолго оторвалась от работы, насмешливо взглянула на него. Имя оказалось знакомо куда лучше лица, она слышала его уже дважды – в конторе и дома, от Вадима. А еще эта манера балагурить…
– Блюститель порядка? – спросила девушка.
– Вспомнила! – просиял Валерий. – Точно, он самый и есть. Так что мне тоже можно жаловаться, только на жизнь, а не на здоровье. Итак, девушка, есть у вас жалобы на жизнь? Как там Вадька? Не пристает? А то мы его быстро, именем закона…
– Не получится, – улыбнулась Инна. – Ведет себя как истинный джентльмен.
– Ой ли? – усомнился Зорин.