Гоните ваши денежки

Вопрос был задан, конечно, не всерьез. Хоть Леня и признавал за котом необычайный ум, все же в делах он привык не слышать ничьих советов и принимать решения самостоятельно. Кот понимал расклад сил правильно, поэтому не обиделся и отреагировал, как всегда, многозначительно. Он устроился удобнее и замурлыкал о том, что наступило лето, и жизнь прекрасна, и вообще все замечательно…

Их обоих, Маркиза и кота, разбудила Лола, вернувшись из парикмахерской. Она была очень сердита: ее постоянный мастер Маргарита оказалась в отпуске, пришлось пойти к другой, а та сделала все не так. И краску взяла другую, и уложила плохо, и челка не на ту сторону.

– По-моему, тебе идет, – пробормотал Леня, приоткрыв один глаз.

На самом деле он вообще не заметил изменений в прическе боевой подруги. Но Лола уже завелась и теперь искала, на ком бы сорвать злость. Песика она никогда бы не обидела, кот Аскольд мигом сообразил, что хозяйка не в духе, и взлетел на шкаф. Ругаться же с попугаем было чревато: характер у наглой птицы был скандальный, да еще она набралась где-то таких выражений, что Лолины уши вмиг увядали, как цветы, которые забыли поставить в воду. А еще она боялась, что такое услышит Пу И.

Оставались только компаньон и соратник.

– Что-то ты, Ленечка, стареть стал, – притворно вздохнула Лола. – Спишь днем, как пенсионер. Делать, что ли, совсем нечего?

– Угу, – Леня сладко потянулся, – застоялся я без работы. Но это ненадолго – завтра встречаюсь с клиентом.

– Снова?

Лола на глазах впадала в меланхолию.

– Спокойно! – Леня закружил ее по комнате. – Я еды в китайском ресторане купил, сейчас будем обедать. Думаешь, я не знаю, что ты после парикмахерской всегда есть хочешь?

– До еды ли мне. – В Лолином голосе зазвенели слезы. – В зеркало на себя смотреть не могу!

– Курица в кисло-сладком соусе, запеченные баклажаны с орехами, дикий рис, – соблазнял Леня. – И еще мороженое – твое любимое, фисташковое.

– Если только фисташковое, – слабо улыбнулась Лола.

– Лед тронулся! – возликовал Маркиз.

Старожилы Петроградской стороны знают, что давным-давно никаких больших домов в этих краях не было. Здесь теснились бревенчатые домики с уютными палисадниками и огородами, а дальше шли большие огороды, где выращивали овощи и зелень на продажу. С тех пор улицы в том углу и называются: Большая Зеленина, Малая Зеленина и Глухая Зеленина. А еще здесь была усадьба архиерея, а при ней огромный фруктовый сад.

В саду росли яблони нескольких сортов, само собой, груши и сливы, так что весной небо гудело от пчел, которые роились над деревьями. В пруду плескалась рыба, а в центре на островке жили лебеди.

После некоторых исторических событий, когда оказалось, что архиереи больше не нужны, усадьба разрушилась. Сад зарос, плодовые деревья высохли и вымерзли. Выжили только дубы и липы – этих ничто не возьмет.

Перед войной поговаривали, что в саду водятся привидения. Якобы сторож с Бармалеевой улицы как-то ночью слышал в кустах подозрительную возню и неприличный заливистый смех. Но и это не все: отсмеявшись, на тропинку вышла высокая фигура в белом, подлетела к сторожу и схватила за шею. Бедняга протрезвел со страха и бросился бежать. Очнулся, а кошелька-то нет, видно, нечистая сила позарилась.

Соседи ахали, жена ругалась: пропил, дескать, паразит всю получку, а нечистая сила совершенно ни при чем.

Пошаливали в саду и правда прилично, но скорее все же шпана, а не привидения.

В блокаду дубы и липы срубили на дрова, и сад зарос совсем безобразно – крапивой в человеческий рост, лебедой и лопухами. Осенью на кустах зрели ядовитые красные ягоды, называемые волчьими.

Уже в 1960-е годы сад решили привести в порядок. Даже в газетах написали, что вместо старого парка, рассадника всевозможных безобразий, теперь будет новый, который отдадут детям и назовут Пионерским.

Сказано – сделано. Выкорчевали старые деревья, посадили березы и ели, проложили дорожки, а между дорожками обустроили газоны и клумбы.

Архиерейский пруд чистили больше недели. На дне обнаружились залежи пустых бутылок и граненых стаканов, а также весьма подозрительные кости и станковый пулемет «Максим» в хорошей сохранности – только почистить, смазать и можно ставить на крышу.

О пулемете в газетах не писали, однако знающие люди рассказывали.

Лебединый домик давно развалился, и лебеди больше не прилетали, наверное, нашли более уютное обиталище. Зато появились утки, а на деревьях теперь гнездовались разные мелкие представители семейства пернатых.

Как и полагается, в парке сделали закрытый павильон, где работали кружки – шахматный, судомодельный и мягкой игрушки. Еще была открытая эстрада, на которой выступали пионерские ансамбли – тонкие трогательные голоса выводили «То березка, то рябина» или еще что-то о дощечке и лесенке.

Наконец, здесь была мемориальная аллея пионеров-героев – усаженная тополями дорожка, где через равные промежутки висели портреты знаменитых пионеров, начиная, как водится, с Павлика Морозова. Это теперь насчет Павлика существуют некоторые сомнения, и уже не все уверены, что стоит считать героем мальчика, предавшего собственного отца, а раньше сомнениям не было места.

Аллея заканчивалась круглой площадкой с трибуной, над которой реяли флаги. Перед трибуной разбили клумбу в виде пятиконечной звезды. Цвели здесь всегда одни и те же ярко-алые цветы, называемые по науке сальвией, или шалфеем декоративным, а в народе именуемые партийцами.

После перестройки парк захирел. В самом деле, какая уж тут аллея пионеров-героев, когда самой пионерской организации больше не существует.

Леня Маркиз здесь не бывал по самой очевидной причине – детей у него не было и пока не предвиделось. Слышал, конечно, краем уха, что Пионерский парк снова переименовали в Архиерейский и провели реконструкцию.

Машину он оставил у входа и прошел через кованые ворота.

Вид парка радовал глаз. Щиты с пионерами давно убрали. Теперь между тополями были протянуты разноцветные фонарики. Вечером, в темноте, здесь, наверное, было очень красиво.

Вместо пятиконечной клумбы с недоброй памяти партийцами красовался роскошный цветник, разбитый по всем правилам садово-паркового искусства.

Леня миновал цветник, прошел по тенистой аллее и вышел к пруду. Павильон, где послушные дети в незапамятные времена мастерили модели крейсеров и миноносцев и шили зайцев и медвежат, очень удачно переделали в ресторан. На берегу пруда поместилось несколько столиков под нарядными полосатыми тентами. Сам пруд был поделен сеткой на две равные части. В одной цвели лилии и плавали утки. У другого берега стояли удочки – за умеренную плату там разрешали ловить рыбу.

Леня выбрал столик ближе к воде. Официант подошел не так чтобы уж очень быстро, и это несмотря на то, что посетителей почти не было. Никого, кто мог бы оказаться клиентом, Леня не заметил.

– Меня здесь должны ждать, – проговорил он с сомнением. – Антон Иванович.

Официант задумчиво оглядел столики. У Маркиза шевельнулась было здравая мысль, что следует уходить отсюда как можно скорее. Этот заказчик не понравился ему еще по телефону, а уж если он опаздывает на встречу…

– Антон Иванович, – сама себя спросил, – хм, кто это? А вы заказывать будете? Рыбка свеженькая, только почистили. – Он кивнул в сторону пруда.

– Угу, и утка, свеженькая, только ощипали, – поддакнул Леня и тоже кивнул на пруд.

– Постойте! – Официант вдруг хлопнул себя по лбу. – Так вам Иоганныча, что ли? Точно, он же Антон! А я-то сразу и не сообразил.

Он отошел в сторону, сложил ладони рупором и крикнул на тот берег:

– Антон Иоганныч! К вам гости!

Тотчас один из рыболовов поднялся и заторопился в сторону кафе.

– Так что насчет рыбки? – Официант вернулся к Лене.

– Нет, спасибо. Мне, пожалуйста, кофе и водички минеральной. Только чтобы без газа.

– К кофе пирожное, чизкейк? – зачастил официант, но Леня отмахнулся.