Страница 20 из 21
Его видные наместники в важнейших провинциях не были Омейядами и за одним исключением даже не курайшитами. Муавия наблюдал за теми, кто мог ему понадобиться, и ставил их себе на службу. Он обладал способностью завоевывать и удерживать тех, кого ему было выгодно иметь при себе, и даже заставлять тех, кому он не доверял, работать на себя, как, например, Амра в Египте, который больше походил на его союзника, чем на чиновника. Часто перечисляются его слуги и доверенные лица, они, по-видимому, в основном были новыми людьми. С ними, как со своими σύμβουλοι, советниками, он консультировался, как πρωτοσύμβουλος, первый советник[63]. Им дозволялись небольшие злоупотребления, и они этим пользовались. Тем не менее он не выпускал из рук бразды правления и умел укротить их так, чтобы не дать им почувствовать узды. Грубые и яростные сцены никогда не трогали его, он вел себя словно старый араб-сеид. Бог не одарил Муавию личным мужеством, хотя он неустанно отправлял своих сирийцев на войну с византийцами, но тем в большей степени он обладал другими качествами сеида: осмотрительной мягкостью, с помощью которой он обезоруживал и пристыжал противников, медлительностью в гневе и абсолютным самообладанием. Как пример этих качеств он фигурирует в бесчисленных историях, наряду с тамимитом Ахнафом, его современником, которого он очень уважал. По своему характеру Муавия был дипломатом и политиком и позволял событиям созревать самим, лишь время от времени подталкивая их, возможно прибегая к небольшому количеству яда. Он не отрицал своего мещанского происхождения. Он не любил использовать принуждение и не столько завоевал Ирак, сколько купил его покорность. Если Муавия мог достичь своей цели с помощью денег, он щедро тратил их, но никогда не разбазаривал напрасно, и ему казалось забавным разочаровывать тех, кто рассчитывал на его неразборчивую щедрость или думал, что может его обмануть. Один из старейших передатчиков преданий аш-Шааби слышал, как о нем рассказывали, что он был самым любезным спутником, но его тайные мысли никогда нельзя было отличить от тех, что он высказывал открыто. Слушая кого-нибудь, он откидывался назад, скрестив ноги и полузакрыв один глаз. Несмотря на свою полноту, появляясь перед арабами по торжественным случаям, он внушал им почтение в своем черном тюрбане, с глазами обведенными сурьмой. Согласно аль-Вакиди, он умер в четверг в середине раджаба 60 года, что соответствует четвергу 18 апреля 680 года. По словам Ильи из Нисибина, в пятницу 15 раджаба его преемник вступил на пост, а по словам Абу Михнафа – 1 раджаба. Абу Машар указывает продолжительность его правления как 19 лет и три месяца, аль-Вакиди добавляет еще 27 дней. Его похоронили рядом с воротами Дамаска, и на его могилу, над которой построили мавзолей, люди приходили еще много веков. Доступ к ней был открыт по понедельникам и четвергам[64].
Смена правительства грозила вызвать осложнения, как это всегда бывало, но, в отличие от своих предшественников, Муавия попытался решить их заранее. Поскольку единственное, что позволяло ему удерживать власть над высокопоставленными арабами, – это та клятва верности, которую они принесли лично ему, он хотел еще при своей жизни связать их таким же обязательством по отношению к его сыну Язиду, сделав его своим преемником, но они, естественно, пренебрегая сирийцами, надеялись избавиться от этого ига после смерти Муавии. Они делали вид, что он отважился на неслыханное новшество, пожелав ввести преемственность от отца к сыну, как это было у Сасанидов и византийцев. Согласно арабским законам, верховная власть передавалась по наследству внутри одного племени или рода, но не непосредственно от отца к сыну в пределах одной семьи; согласно исламу, она вовсе не была достоянием человека, на право владения которым кто-то мог бы претендовать в качестве наследника, но, несмотря на это, волнения были несоразмерны их предполагаемой причине. Привилегия эмира назначать преемника до своей смерти оставалась в силе, и, даже если сын не имел на власть никакого права, все же он никоим образом не был отстранен от нее, только, по-видимому, никто никогда не приносил ему присяги заранее. Но это было самое начало, и у арабов отсутствовали какие-либо соответствующие традиции и какие бы то ни было правила преемственности.
Распространенный рассказ о том, что предпринял Муавия, который встречается у Вейля и А. Мюллера, у Ибн аль-Асира гласит следующее: первый ход для того, чтобы гарантировать правопреемство Язиду, сделал Мугира, а именно со злым умыслом заманить Муавию в ловушку. Ему было поручено подготовить почву в Куфе, и вскоре после этого в Дамаск явилась депутация из Куфы, которую он подкупил небольшой взяткой, чтобы заставить их признать Язида. Но Муавия был осторожен и сначала спросил у Зияда в Басре. Убайд ибн Кааб ан-Нумайри убедил Зияда не сопротивляться, но Зияд посоветовал Язиду из уважения к общественному мнению умерить свою склонность к языческим развлечениям, и этот совет был благосклонно принят и претворен в жизнь. Но лишь после смерти Зияда Муавия открыто выступил со своим замыслом. Сначала он прощупал почву в Медине, прежней столице, которая все еще считалась подходящим местом для принесения присяги, потому что там жила мусульманская знать, которой было очень желательно, чтобы так и произошло. Жители Медины одобрили его идею обеспечения престолонаследия, но, когда он через Марвана позволил им узнать, что в качестве преемника он выбрал своего сына, в мечети возникли беспорядки. Протестовали, в частности, сыновья самых известных сподвижников пророка: Хусейн ибн Али, Абдуллах ибн Умар, Абдуррахман ибн Абу Бакр и Абдуллах ибн аз-Зубайр, но Муавии было все равно. Он послал за видными людьми из всех столиц провинций, созвав их в Дамаск, и выступил перед ними с речью о правах повелителей и обязанностях подданных вообще и о хороших качествах Язида в частности. Ад-Даххак ибн Кайс аль-Фихри и другие ораторы, назначенные для этой цели, аплодировали ему и сделали вывод, от которого Муавия воздержался, потребовав принесения присяги Язиду. Только Ахнаф из Басры прозорливо выразил сомнение, но золото парализовало их, и депутация проявила покорность Язиду. Теперь остался только Хиджаз. Туда Муавия отправился лично с тысячей всадников. Добравшись до Медины, он начал с того, что настолько сильно оскорбил вышеупомянутых высокопоставленных противников, которых ему было бы особенно желательно покорить, что они бежали в Мекку. Он поехал туда вслед за ними и попытался завоевать их расположение исключительным радушием. И лишь в самом конце, когда он уже собирался отправиться домой, Муавия огласил свои пожелания. Он попытался объяснить им, что требует от них не многого, что Язид будет правителем только по названию и что на самом деле именно они от его имени будут обладать реальным правом на осуществление власти. Долгое время они молчали, и наконец Ибн аз-Зубайр заговорил и от имени всех отказался от предложения халифа. Тогда Муавия сказал: «В другое время, когда я говорю перед народом, я позволяю любому говорить против меня что ему угодно; но того, кто противоречит мне сегодня, я мечом заставлю замолчать» – и тут же во всеуслышание отдал соответствующий приказ своим слугам. Потом он вошел в мечеть Мекки и объявил: «Эти четверо, без которых не может быть принято решение о престолонаследии, принесли присягу Язиду; так и вы принесите присягу ему!» После этого все так и поступили, и четверо молчали в страхе и таким образом без возражений согласились с этой ложью. Муавия вернулся в Медину и там тоже принял присягу от имени Язида.
Это была хитроумная схема. Аль-Мадаини также рассказывает, что Мугира придумал идею принесения присяги Язиду, а Зияд, по убеждению Убайда ибн Кааба, не возражал против этого. У ат-Табари это событие относится к тому же году, что и у Ибн аль-Асира. С другой стороны, у ат-Табари нет ничего о созыве делегатов со всех провинций к Муавии для принесения присяги Язиду, он упоминает только одну депутацию, которая прибыла для этого из Басры под началом Убайдуллаха ибн Зияда, но относит ее лишь к 60 году, в который умер Муавия. Эта депутация из Басры впоследствии обобщается и относится к предшествующему времени. Переход к ней можно найти уже у аль-Масуди[65]. В старой традиции (а также у аль-Масуди) совершенно неизвестен чрезвычайно интересный факт, составляющий кульминацию повествования Ибн аль-Асира, а именно резкое личное вмешательство Муавии в Хиджазе. Только аль-Мадаини говорит, что после смерти Зияда Муавия вслух прочел документ, смысл которого состоял в том, что в случае его смерти он назначает Язида своим преемником, и все согласились на это, кроме пятерых[66]. Место, предположительно Дамаск, не упоминается, и даже время не указано точно, так как «после смерти Зияда» – это всего лишь формула, выражающая переходный период. Далее у ат-Табари говорится, что в 60 году Муавия принял присягу за Язида от депутации из Басры и приказал, чтобы после его смерти против непокорных курайшитов были приняты определенные меры. Согласно Авану, выполнение этих мер он возложил на ад-Даххака ибн Кайса аль-Фихри и Муслима ибн Укбу аль-Мурри, поскольку Язид отсутствовал. Таким образом, можно считать, что замысел зрел у Муавии в голове на протяжении значительного времени и к концу своей жизни он пытался претворить его в жизнь, но, как оказалось, напрасно, если говорить о тех людях, чье согласие имело наибольшее значение, потому что, по мусульманским представлениям, именно у них были самые обоснованные претензии на халифат. Больше ничего об этом не упоминается. Представляется, что это не соответствует характеру старика, что он сам встал во главе тысячи всадников в мирное время, чтобы сначала выгнать четырех курайшитов в Хиджаз, потом приголубить их и наконец принудить, притом что в конце концов он ничего не добился, ведь те, кого главным образом все это и касалось, не принесли клятвы верности. То, что он въехал в Мекку с вооруженным войском и именно там, а не в Медине совершил главный акт принятия присяги, крайне маловероятно, и те драматические речи и сцены, которые украшают повествование, не прибавляют ему достоверности. Все это кажется тенью событий начала правления Язида, к которому мы сейчас и переходим.
63
Так называет его Феофан. Впоследствии это наименование, утратив всякую правомерность, перешло даже на халифов-Аббасидов. У Феофана появляется странный титул ο δευτερος άδελφός, второй брат. Управитель царя Набатеи назывался его братом, а некоторые высокопоставленные сановники Селевкидов назывались их двоюродными братьями. Если было больше одного такого брата, мог быть установлен порядок правопреемства.
64
Поэт аль-Кумайт ибн Зайд бежал от ярости халифа Хишама на могилу Муавии.
65
Но здесь событие относится к 59 году от хиджры.
66
Пятым добавлен Ибн Аббас, потому что о нем, конечно, нельзя было умолчать; аль-Мадаини – верный сторонник благословенной династии.