Сакинат

* * *

Проходили дни, месяцы, годы. Хотя работе, которую выполняли сельчане, не было видно конца, в магазинах было все, что люди хотели купить. Мука, рис, сахар, ткани, одежда, обувь – все, что нужно, было в магазине. У кого были деньги – могли всё это спокойно приобрести. Те, кто работал в колхозе, не видел больших денег, зато за трудодни имел возможность подешевле взять с колхозного склада все, что необходимо для жизни. Пшеница, картошка, масло, сыр, сезонные фрукты – всё это всегда было на складе.

Семья Абдулгамида колхозный склад посещала редко. Все, что необходимо к столу, они выращивали на своём огороде. Расторопная мама Сакинат вела хозяйство, как заведённые часы. Абдулгамид был участником войны и имел право на облегчённую работу, но, чтобы иметь возможность больше заработать для семьи, не стал в колхозе просить себе поблажек. Если бы он обратился к председателю колхоза и сельсовету насчёт легкой работы, и они бы ему отказали, гордый горец не смог бы легко им это простить. Поэтому, ни у кого ничего не прося, весной и летом он работал в колхозе, а зимой уезжал на заработки в Баку или Туркменистан. Он не забывал, какие трудности перенесли члены его семьи, но ничего никому не говорил. «Не будете меня трогать – и я вас не трону», – думал он и жил так, как считал нужным. Как бы то ни было, семья Абдулгамида хорошо одевалась, нормально питалась и имела возможность приобретать в дом хорошие вещи. Абдулгамид поменял двери и окна, которые были установлены после войны, на новые, хорошие и красивые; первым в селе покрыл крышу шифером. Когда Абдулгамид и Абидат только поженились, гостевая комната была пустая, как мельница; сейчас там стояли диван и две кровати, а стены и пол покрывали ковры. На сундуке лежали шерстяные матрасы, шёлковые стёганые одеяла и пуховые подушки. В доме у стены стоял ряд мягких стульев разных видов. В комнате, где жили супруги, Абдулгамид первым в селе установил харбукскую железную печь.

Сакинат и её сестрёнка Аминат уже не спали на одной тахте, как было в детстве. Девочки жили в отдельной комнате. У каждой была отдельная кровать, стулья и столы, чтобы делать уроки, шкафы для книг и одежды. В комнате сестёр тоже стояла железная харбукская печь. Стены украшал бакинский сатин в крупных цветах. Каждой весной Абидат с помощью членов семьи белила известкой комнату, где топилась печь, и веранду – в результате помещения сверкали белоснежной чистотой. Сакинат, конечно, тоже принимала участие в ремонте – она каждую неделю мазала белой глиной швы между плитами на веранде и в обеих комнатах. В обновлённом доме стоял приятный глиняный запах. Абдулгамиду было известно, что люди, жившие в домах на равнине, выстилали пол досками и покрывали его краской, но сделать так же у его семьи пока не было возможности.

Когда в сельский магазин поступила швейная машинка, Абидат приобрела её за шестьдесят рублей. Для семьи это были большие деньги, но вручную шить платья сельчанам женщина не успевала. Абидат была прекрасной швеей, сельчане с удовольствием просили её сшить им платья, костюмы, брюки. Людей, которые предпочитали платья, сшитые вручную, а не покупные, в селе становилось всё больше и больше, поэтому швейная машинка маме Сакинат была необходима. За шитьё одежды никто не платил, но сделанное ею добро никто не забывал.

Абдулгамид, работая в разных местах, освоил профессию каменщика. Сейчас ему не было нужды ездить на заработки, потому что было много работы в селе. Но за работу, которую мастер выполнял в селе, он брал небольшую плату, а бывало, что и вообще работал ради уважения. В отличие от других мест, среди жителей села не было зажиточных людей, которые имели возможность нанять работников на постройку дома. Все сельчане были учителями школы и колхозниками, работающими за трудодни.

Как в свое время мама Абдулгамида научила своих детей Корану, так же и он выучил своих дочерей читать Священную книгу. Сакинат выучила арабский лучше, чем русский алфавит. Во время школьных каникул отец, приходя после работы, заставлял детей читать Коран в течение одного-двух часов. Уже к пятому классу Сакинат умела читать и писать арабские буквы так же, как и русские. Аминатке арабский алфавит давался трудно, но, тем не менее девочка тоже выучила буквы, а затем научилась читать и писать по-арабски не хуже старшей сестры. Их мама Абидат, не отставая от дочерей, тоже выучила арабский алфавит и научила девочек молиться. Однако родители не заставляли их делать намаз. Сакинат и Аминат нигде и никому не говорили, что изучают Коран. Абдулгамиду хотелось, чтобы его семья ничем не отличалась от односельчан и жила так же, как все. Никто в селе открыто не молился, народ жил так, как указывала партия.

Казалось бы, причин переживать у Сакинат не было никаких. Но душа девушки всегда была чем-то недовольна. Все школьные предметы ей давались без усилий, и она всегда получала отличные оценки. Домашние дела для неё тоже не представляли трудностей, хотя и удовольствия не доставляли никакого. Настоящую радость ей приносили только книги. Девушка читала запоем. Если ей попадалась по-настоящему интересная книга, Сакинат могла читать до утра, не сомкнув глаз. В магазинах, в отличие от прежних времен, керосина продавали сколько угодно, и не было необходимости его экономить. Аминат, бывало, жаловалась матери, что свет лампы, которую до утра не тушит Сакинат, мешает ей спать. Младшая сестра не разделяла страсти старшей к чтению и никаких других книг, кроме учебников, в руки не брала. И всегда говорила Сакинат, что она не маленькая девочка, чтобы сказки читать. Маме тоже не нравились книги.

– Наша старшая дочь зря проводит время, – жаловалась Абидат мужу, когда он бывал дома. – Всё время читает, даже сказки.

– Ничего не случится, в книгах никто не будет писать плохого, – успокаивал Абдулгамид жену. – Если она читает книги после того, как сделает все свои дела, что же в этом плохого?

Отец гордился, что его старшая дочь читает книги, в то время как в селе никто чтением увлечён не был.

Всё было хорошо, вот только Ахмед Гаджикурбанович по-прежнему не замечал, есть или нет на земле Сакинат. Перейдя в девятый класс, девушка стала уделять больше внимания своему внешнему виду. В школу она надевала платья, сшитые мамой. Отец привёз ей два шерстяных коричневых платья, таких же, какие носили девушки в городе, и Сакинат обрадовалась обновке. Такие же платья были подарены и Аминат, но младшая не хотела их чистить и гладить и продолжала ходить в школу в платьях, которые шила мама, как и другие сельские девушки. Сакинат очень шли платья школьной формы. Уже хорошо сформировавшуюся девичью грудь скрывали под платьем бретельки фартука, на изготовление которого был израсходован большой отрез ткани. Она уже не носила, как в детстве, штанишки ниже колен. Не скрывая красивых стройных ног, она поднимала чулки выше колен и носила туфли на высоких каблуках. В то время как многим сельским девушкам родители не имели возможности приобрести и одной пары туфель, Абидат купила своей дочери сразу две пары дорогой обуви – чёрного и бордового цветов. Эти туфли долго лежали в сельском магазине – никто не покупал их, жалея отдавать за них немалые деньги. Что касается платка на голову, и тут Сакинат отличалась от сверстниц. Она не прикрывала волосы традиционным большим платком, как делали большинство сельчанок, а пользовалась маленькими платочками из шерсти и шёлка, которые, как пионерский галстук, повязывала на шею. Свои роскошные густые волосы девушка заплетала в толстую, как рука, косу и отпускала вдоль спины. Но что бы ни делала Сакинат – ничего не менялось.

Ахмед Гаджикурбанович её не замечал.

Однажды Сакинат специально опоздала в школу. Ахмед Гаджикурбанович, даже не взглянув на девушку, предложил ей сесть и продолжил урок, как будто ничего не случилось.

Каждый день, аккуратно заплетя косу, чистая и опрятная в белом фартуке, и в дождь и слякоть в чистой обуви, подготовившись на «отлично» ко всем урокам, Сакинат приходила в школу. Но увы – не получала со стороны Ахмеда Гаджикурбановича даже взгляда в свою сторону.