Страница 23 из 48
Буду очень благодарен, если напишете, и скоро, т. к. я должен писать об этом.
Лучшие пожелания. Жму руку.
22. Б. И. Николаевский -- Heine Fritz'у*
12 октября 1964 г.
Дорогой Фриц, [...]
Твое письмо меня не убедило, -- и не могло убедить: ты пишешь с чужих слов, не проверив фактов, которые я приводил в моем письме к Эккерту от 18 апреля сего года. Вопрос не о "Майнунгсфершиденхайт" между мною и Шюддекопф (Schuddekopf). Этот господин превосходно знает, что Карл Моор (Moor) был тайным агентом немецкой военно-политической разведки, засланным в лагерь социалистов. На стр. 232 "Архива" он меня обвиняет в том, что я неправильно называю Моора "платным агентом немецкого шпионажа" (прим. 22), а на стр. 236, прим. 31, сам приводит документальные доказательства этой деятельности К. Моора. Шюддекопф напал на меня, заведомо зная, что я написал чистую правду, и притом не выступил против Моора в печати, а написал в частном письме к этому самому Г. Шюддекопф, в ответ на его повторную просьбу, причем Шюддекопф себя рекомендовал сотрудником социалистической печати. Проверь факты, и ты увидишь, что я говорю правду.
*) Ящик 482, папка 21. -- Прим. Ю. Ф.
Это поведение Шюддекопфа и как историка, и как политика явно нечестное. Тем важнее установить, какую цель он ставит? Его статья -- настоящее прославление Карла Моора, который, как устанавливает сам Г. Шюддекопф, был секретным агентом военно-политической разведки Вильгельма II. Зачем Г. Шюддекопф это делает? Он защищает ту политику, которую проводил К. Моор и начальство последнего по линии указанной разведки. Какой была эта политика? Политикой дружбы между Бендельштрассе и Кремлем, политикой союза ген. Шляйхера (Schleicher) со Сталиным. Он превосходно знает, что именно эта политика взорвала демократическую. германию, что именно она подготовила войну 1939--45 гг., и он все же проповедует возврат к этой политике. Именно таков смысл всего, что напечатал Шюддекопф. Проверь. И эта проповедь печатается в изданиях социалистов! Можно придумать более чудовищную комбинацию?
Ты пишешь, что проф. Г. Эккерт (G. Eckert) высоко меня ценит. Я не знаю его лично, но факты говорят, что эта "высокая оценка" находит весьма своеобразное выражение: он отказался печатать мой ответ большевистским историкам, хотя в письмах ко мне заявлял о согласии со мною по существу (письма эти у меня имеются). Свой отказ он мотивировал нежеланием раздражать большевиков, которые перестанут пропускать "Архив" в Восточную германию. На практике такая политика ведет к тому, что коммунистические историки получили свободу клеветать на социал-демократов в прошлом и в настоящем, а историки-социалисты не находят места для ответов в соцалистических исторических изданиях. Коммунисты обнаглели. Они утверждают, например, что старый Партай-Форштанд целых 90 лет скрывал рукопись Маркса и Энгельса о "Немецкой идеологии" в партархиве (буквально!), а историки, формально называющие себя социалистами, восхваляют людей типа Карла Моора, которые были двойными агентами-провокаторами, работавшими и на военную разведку, и на советскую чека.
Ты пишешь, что "моеглихервайзе" Шюддекопф "дох нихт зо гемайнт", как я его понял. Мне безразлично, что думал Шюддекопф. Мне важно, что он написал и что Эккерт напечатал. И я хорошо знаю, откуда этот ветер дует. У меня имеются точные сведения о выступлении Поспелова, директора московского Института марксизма-ленинизма, против меня на закрытом собрании советских историков в Академии Наук, где он объявил меня главным вдохновителем антибольшевистской кампании западных историков и требовал принятия соответствующих мер. К сожалению, Поспелов преувеличивает мое влияние, но я знаю, что означает такое выступление Поспелова: это -- директива об открытии клеветнического похода против меня. Выступление Шюддекопфа -- не одиночное явление. Я допускаю, что Эккерт в эту историю попал по неведению, но Шюддекопф, в недавнем прошлом работник риббентроповского министерства иностранных дел (это я узнал только теперь), превосходно знает, где и какие раки зимуют.
Должен добавить, что я получил ряд предложений о сотрудничестве от немецких исторических изданий, несоциалистических. Я ничего им не дал, так как хочу писать только в органах социалистических.
23. Б. И. Николаевский -- Heine Fritz'у
7 марта 1965 г.
Дорогой Фриц, [...]
Все, что я тебе писал, ты можешь показывать, кому считаешь нужным. Не все в них (моих письмах) предназначается для печати, но в партийных кругах я, конечно, отвечаю за каждую написанную мною строку. Мне самому неприятно, что вышла эта история, но поведение Шюддекопфа (Schuddekopf) имеет вполне определенный смысл. Карл Моор (Moor) был вообще отвратительной личностью. Тот факт, что Моор был политическим агентом немецкого военного атташе в Берне, документально установлен самим Шюддекопфом. Это подтверждает все те данные, которые имел старик Либкнехт, рассказывавший о них своим сыновьям Карлу и Теодору (я слышал рассказы последнего). Старик считал Моора агентом еще с 1870--80-х гг., -- именно поэтому Моора на пушечный выстрел не подпускали к цюрихскому "СД", и именно это было причиной всех интриг Моора против грейлиха и др. Я теперь уже не помню всех деталей, но и того, что запомнилось, достаточно. Все остальное становится понятным только в свете этих данных старика Либкнехта, подтвержденных теперь документами. Моор несомненный и скверный военно-полицейский агент. И Шюддекопф его поднимает на щит, -- прославляя в социал-демократических исторических сборниках и политически защищая сношения этого агента с Бендельштрассе с Лениным. От человека, который в годы войны работал в министерстве Риббентропа, конечно, нельзя многого требовать. Но Эккерт (Eckert), зная все эти факты (а он знал), не должен был печатать выпады Шюддекопфа. А он даже и теперь ни словом не признал своей ошибки, не восстановил правды.
В теперешней сложнейшей обстановке этот исторический вопрос имеет совсем не только историческое значение. Ты это сам понимаешь. Охотников играть роль К. Моора теперь должно быть много, и прославление старого Моора не может не оказывать скверного влияния на молодых потенциальных Мооров. [...]
Георгий Катков
ДОКУМЕНТЫ ГЕРМАНСКОГО МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ О ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ БОЛЬШЕВИКОВ В 1917 ГОДУ*
Документ No 1, воспроизведенный на странице 189 в английском переводе**, внесет вклад в освещение одного из самых противоречивых вопросов недавней истории, а именно отношений имперского германского правительства с русской большевистской партией в период между падением русской монархии и захватом власти большевиками в 1917 году. Документ был обнаружен в одной из папок германского министерства иностранных дел и в настоящее время находится в распоряжении британских властей. Он представляет собой машинописный текст на пяти страницах и датирован 3 декабря 1917 года, имеет ряд исправлений и заметок на полях. гриф -- "Тел. Хьюза" предполагает передачу сообщений посредством прямой линии телеграфной связи системы Хьюза.
*) Опубл. в журнале "International Affairs", vol. 32, No 2, April 1956, p. 181-188. Пер. с англ. -- Прим. Ю. Ф.
**) Не публикуется. Опубл. в кн. Б. И. Николаевский. Тайные страницы истории. Изд. гуманитарной литературы, М., 1995, с. 353-354. -- Прим. Ю. Ф.
Послание направлено министром иностранных дел бароном Р. фон Кюльманом чиновнику, который должен был устно передать его содержание Кайзеру. Документ No 2 свидетельствует, что послание было должным образом отправлено и получено, и Кайзер выразил согласие с его содержанием.
Документ No 2 -- это расшифрованный текст ответа на документ No 1, датирован 4 декабря 1917 года*. Он направлен из германского генерального штаба и подписан "грюнау", чиновником германского министерства иностранных дел, прикомандированным к персоне императора.
Срочность и откровенность послания вызваны обстоятельствами, в которых они написаны. В то время германское правительство собиралось отправить специальную миссию в Петроград для начала переговоров о возвращении германских военнопленных и возобновлении торговых отношений с недавно сформированным большевистским правительством. Миссию должны были возглавить представитель министерства иностранных дел граф Мирбах и представитель генерального штаба адмирал граф Кейзерлинг. Кроме того, вскоре в Брест-Литовске открывались переговоры о перемирии. Исход войны вполне мог зависеть в значительной мере от успеха этих переговоров.