Повелитель змей

— Значит, потерев свой член, я снова получу удовольствие? — спросил Хети.

— Без сомнения. И удовольствие это достигнет пика, когда из твоего члена брызнет жизнетворное семя. Но знай и то, что удовольствие приятнее делить с другим человеком, женщиной или мужчиной. Тем более что в случае, когда ты ласкаешь себя сам или делишь удовольствие с мужчиной, ты избегаешь риска породить ребенка, о котором будешь обязан заботиться, как о тебе заботятся твои родители. Когда мужчина молод, как ты, для него это стало бы несчастьем, потому что ты пока еще не можешь прокормить дитя, подаренное женщиной, с которой ты совокуплялся. Однако боги считают прегрешением отказ человека от этого своего дара, который воистину является величайшим и самым приятным. Поэтому юношам, получившим возможность предаваться удовольствию, надлежит доставлять его себе любым способом, который не противен нашему естеству.

Вот так Мерсебек приобщил Хети к миру чувственных наслаждений, и теоретическими выкладками они не удовольствовались.

Поэтому Хети с радостью приходил в храм и приносил Мерсебеку дары, приготовленные родителями. Мерсебек, в свою очередь, привязался к юноше и стал обучать его различным способам получения удовольствия, однако обучение этим не ограничивалось. Он быстро оценил не только красоту юного тела, но и пытливый ум, и сообразительность Хети. Он понял, что Хети не достаточно быть просто красивым смышленым мальчиком, каких много, — он хочет совершить что-нибудь значительное, что позволит ему оказаться среди сильных мира сего.

Во время каждого посещения Хети Мерсебек читал ему изречения мудрецов, заучиваемые мальчиками, которым предстояло стать писцами, и очень сожалел, что не может научить его секретам священного письма (для этого Хети пришлось бы ежедневно упражняться по многу часов). Однако ничто не мешало Мерсебеку научить своего любимца читать иероглифы. Таким вот образом он оттачивал ум юноши, желая как можно лучше подготовить его к борьбе за существование.

Но сегодня ум Хети был слишком занят мыслями, возникшими вследствие первого посещения храма Змеи, хотя это и случилось много дней тому назад. Так что заучивать новые иероглифы он вряд ли смог бы.

— Мерсебек, мой высокочтимый господин, освободи мой ум от вопроса, который тяготит меня уже много дней.

— Я слушаю тебя, — откликнулся жрец, надевая свою набедренную повязку.

— Недавно мы с моим дедом Дьедетотепом были во Дворце змеи. Это таинственное место. Люди говорят, что этот храм посвящен оправданному богу Аменемхету, но на самом деле он больше похож на крепость, в десять раз большую, чем любой из дворцов наших царей. И лицом он повернут на юг, а не к горизонту, из-за которого утром во всей своей славе поднимается Ра.

— Что же ты хотел бы узнать об этом храме, мой Хети? Я — первый чистый жрец, служитель культа бога Себека, но я никак не связан с обитателями храма оправданного царя Аменемхета.

— Что я хотел бы узнать? Я скажу. Почему он такой огромный? Почему так отличается от других храмов? Почему называется храм Змеи?

— Мы, жрецы, полагаем, что это никакой не храм. Все, что мы о нем знаем, мы не можем проверить. Люди рассказывают о нем друг другу шепотом. Сам я слышал, что, в отличие от нашего храма, его залы не ведут в святая святых, где располагается изваяние божества. В храме Змеи комнат и залов бесчисленное множество, и любой, кто попадет туда, заблудится и больше никогда не увидит света. Говорят, что залы в этом храме темные, восходящие галереи еще более запутанные, а галереи нисходящие ведут в склепы, где царит вечная ночь.

Говорят также, что, приказывая построить этот храм, царь Двух Земель Аменемхет повелел разделить здание на шестнадцать частей, по числу номов царства. Каждый ном должен был прислать в храм Змеи своих жрецов и жриц, чтобы все вместе они смогли обсуждать и решать вопросы религий. Я не знаю, есть ли хоть крупица правды в этих историях. Истинным мне представляется вот что: не жрецы из всех египетских номов собираются в этом храме, особенно с тех пор, как троном Гора завладел Аи Мернеферэ и навязал свои законы правителям провинций Нижнего и Верхнего Египта, до того считавших себя полноправными их хозяевами.

И никто не знает, почему этот храм так называется. Я знаю, что его называют храмом Змеи с давних времен. Так называл его мой отец, когда я был совсем маленьким. Вот и все, сын мой, что я могу рассказать тебе об этом месте. И знай, что люди осторожные предпочитают обходить его стороной.

5

Пришло время жатвы. Себехотеп, который последние несколько месяцев занимался постройкой большой деревянной лодки на высоком берегу озера, оставил свои инструменты, так как пора было жать зерновые и вязать их в снопы.

Хети присел на камень перед родительским домом. С помощью ножа с большим бронзовым лезвием и рукоятью из слоновой кости — красивого предмета, имевшего для Хети большую ценность, потому что его ему подарил Мерсебек, — он вырезал из дерева метательную палку[12].

С такой вот плоской дугообразной палкой современники Хети охотились на птиц на болотистых берегах Нила. Хети тоже намеревался с ней охотиться, хотя в опытных руках такая палка становилась грозным оружием: направленная сильной рукой, она разбивала человеку череп. Богатые могли себе позволить иметь метательные палки из слоновой кости, сделанные настоящими мастерами. Такие палки были менее прочными и более тяжелыми, чем деревянные, но легче рассекали воздух и возвращались прямо в руки хозяину, потому что кривая изгиба была тщательно выверена. Но слоновая кость стоила очень дорого, да и найти ее было нелегким делом с тех пор, как Египет потерял власть над Нубией, откуда торговцы привозили бивни африканских слонов. А надо заметить, что с воцарением в стране анархии прервались все торговые связи Египта со странами, расположенными за первыми порогами, которым египтяне дали общее название — Уауат.

Мать появилась на пороге с большой тростниковой корзиной, накрытой крышкой.

— Хети, дорогой, отнеси корзину отцу в поле. Я положила туда обед и кувшин прохладного, только что процеженного пива. Ты сможешь составить ему компанию, еды хватит на двоих или даже на троих.

Хети поморщился.

— Сначала я закончу мою красивую метательную палку.

— У тебя будет время закончить работу. Палка подождет тебя здесь, вот на этом камне. И не бойся, никто ее не тронет.

— Несдобровать тому, кто осмелится ее взять! — воскликнул юноша, продолжая скрести дерево ножом.

— Если Хети не хочет идти к отцу, я пойду сама! — заявила Нубхетепи, младшая сестра Хети, выйдя из дома вслед за матерью.

В свои пятнадцать лет она была больше похожа на девушку, чем на девочку. У нее начала расти грудь, а гибкое стройное тело обретало красивые женственные округлости.

Открыв для себя божественный дар чувственных удовольствий, Хети теперь смотрел на сестру по-другому. А ведь сколько раз они играли вместе — вдвоем или с соседскими детьми! И игры были разные, в основном мальчишки дрались с мальчишками, потому что одержать победу над девчонкой представлялось слишком легким делом. Но часто мальчишки боролись и с девчонками. Бывало, девочка усаживалась верхом на мальчика, который стоял на коленях, или наоборот. Или еще такая игра: девочка или мальчик садились на шею мальчика посильнее, а потом пары боролись между собой, стараясь сбить верхнего соперника на землю. В этой игре парой Хети всегда была Нубхетепи, ведь даже победу приятнее делить с родным человеком…

Неожиданно для себя Хети понял, в чем разница между мужчиной и женщиной. Разумеется, речь не шла об анатомических отличиях, потому что в культурах, где нагота считается нормой, дети очень рано узнают, чем мальчики отличаются от девочек. Нет, он открыл для себя самое главное различие: именно тело девочки было источником, порождающим желание. Сначала он старался не думать об этом, чтобы как можно дольше оставаться в беззаботном, приятном и счастливом состоянии, даруемом только детством, тем более что воздержание его совершенно не удручало. Однако рано или поздно природа берет свое. Невинной дружбе и привязанности пришел конец, когда во время одной из игр он вдруг поймал себя на мысли, что ему приятно прикасаться к горячей и нежной коже сестры. В довершение всего член, который сам Хети обычно называл «мой финик», вдруг раздулся, как шея разгневанной змеи, и стал таким же твердым, каким бывал в те минуты, когда его ласкал Мерсебек или когда Хети ласкал себя сам рукой, движения которой с каждым разом становились все более уверенными и умелыми. Нубхетепи тоже заметила перемену в состоянии брата, и когда он отстранился, с радостным любопытством уставилась на член Хети, претерпевший столь значительное изменение. Но она не испугалась, она рассмеялась и попыталась схватить его рукой, чтобы ощутить, насколько он твердый. Хети позволил ей ласкать себя, и очень скоро руки сестры оказались перепачканы белой густой жидкостью, что ее немало удивило. Хети пришлось рассказать ей то, о чем ему поведал Мерсебек, — как Атум, будучи юношей, ласкал свой член и создал богов и мир. Маленькая хитрюга задала ему множество вопросов, хотя давно уже знала о том, что именно мужчины с помощью подаренного им природой и богами «финика» делают с женщинами. Хети напомнил ей, что от единения мужчины и женщины может родиться ребенок. Он не знал точно, рождается ли дитя после каждого совокупления, но решил, что надо быть осторожным и сделать все, чтобы не обзавестись случайно маленьким нахлебником, да еще от собственной сестры. Хотя, как говорили люди, у знатных союзы братьев и сестер были обычным делом, особенно в царской семье. Но у простого люда кровосмесительные браки были не в чести, в отличие от знати, которая таким образом пыталась удержать в своей семье богатство, а цари — власть.