Страница 37 из 51
— Что я слышу! — взорвался негодованием Хети. — В Египте женщину-египтянку убивают под предлогом, что она вышла замуж за дикаря-азиата и совершила супружескую измену, что так и не было доказано! А другая женщина, ставшая моей женой по законам моей страны, умирает от руки своего брата-злодея, сравнимого разве что с Сетом! Моего ребенка, египтянина, как и его родители, у меня отнимают и против воли удерживают бесстыдные чужеземцы! И эти люди, презренные выходцы из страны Хару, вольны безнаказанно совершать одно злодеяние за другим!
— Ренсенеб, — вскричал Зерах, — должны ли мы слушать, как этот грязный египтянин нас оскорбляет?! Ты обязан сказать свое слово. Заставь его замолчать, иначе все вы узнаете, что такое наш гнев и наша месть!
— Зерах, Зерах, друг мой! — примирительным тоном заговорил Ренсенеб, вставая со своего кресла. — Сдержи свой гнев! И прости великодушно этому мальчишке его глупые речи, хотя, бесспорно, простить их нелегко. Он считает себя жертвой несправедливости, но я, применив справедливые законы, объявляю тебя невиновным и своей волей оставляю ребенка на твоем попечении. Что до тебя, Хети… Извинись перед Зерахом и считай, что счастье тебе улыбнулось, поскольку я разрешаю тебе вернуться в Тебес и не стану заключать тебя в тюрьму в ожидании возмездия, которого ты заслуживаешь.
Стоило Ренсенебу произнести слова, которые вызвали бы возмущение у любого, даже самого миролюбивого человека, как дротик, брошенный рукой Хети, пронзил его грудь. Номарх сделал пару шагов вперед, широко открыл от удивления глаза, поперхнулся кровью и упал.
Но не успело его тело коснуться земли, как второй дротик вонзился в горло знатока законов ааму, который счел себя вправе насаждать на египетской земле свои законы.
— Он убил нашего правителя! Убил нашего жреца! — закричал Зерах, бросаясь к Хети с ножом, который до этого висел у него на поясе.
Однако трое солдат обратили против него свои копья. Зерах и его сыновья, которые, испуская громкие крики, кинулись было за отцом, замерли на месте. Небкаурэ, воспользовавшись их замешательством и неразберихой, вызванной дерзким поступком Хети, взяв друга за руку, увел его из дворца. Солдаты сопровождали их. Стражники-ааму бежали за ними до самого квартала, где располагался дом Сахатора. Они не осмелились идти дальше, потому что беглецы вдруг повернули назад и попытались на них напасть.
22
Сахатор, услышав рассказ Хети и Небкаурэ, вздохнул и какое-то время размышлял, прежде чем сказать следующее:
— Хети, я понимаю причину твоего гнева, заставившего тебя совершить подобный поступок. Да, с тобой поступили несправедливо. И все же, убив этого бородача, ты совершил большую ошибку, потому что это был уважаемый ааму человек, возможно, жрец их храма. Убийство одного только Ренсенеба легко сошло бы тебе с рук, по крайней мере, со стороны ааму тебе бы ничто не угрожало. Все мы знаем, что они презирали нашего номарха, хотя он плясал под их дудку, — именно это и служило поводом для презрения, потому что эти люди понимают только язык силы. Для них он был трусом, перебежчиком, который всегда принимал сторону самого сильного и щедрого и считал его своим хозяином, а значит, его легко было бы заменить. К тому же Ренсенеб был египтянином, а не ааму. Убийства ааму они египтянину не простят, а тем более от твоей руки умер очень уважаемый член их общины. Боюсь, отец и братья твоей супруги, которая, будь уверен, оправдана на суде Осириса, сейчас поднимают против тебя своих соплеменников. Они знают, что ты укрылся в моем доме, и очень скоро придут сюда с требованием тебя выдать. И если мы откажемся сделать это, они выломают дверь, а потом разграбят дом и убьют нас всех, включая моих домочадцев.
— Хети, мы не можем подвергать такой опасности человека, который нам служит, и его семью, — сказал Небкаурэ. — Они оказали нам гостеприимство, но теперь мы должны их защитить.
— Небкаурэ, я не могу думать ни о чем другом, кроме ужасной несправедливости, с которой сегодня столкнулся… Гнев Амона и Сехмет, ярость могущественной Рехезу, богини с головой львицы, наполнили мое сердце, и я готов встретить этих людей с оружием в руках, готов ворваться в жилище Зераха и вырезать его семью, только бы забрать у них своего сына.
— Этому желанию не суждено осуществиться Тебя убьют, не дав переступить порог дома твоего тестя. Я уверен, что сейчас эти дети Апопа вооружают толпу своих соплеменников, и скоро они явятся к этому дому. Нам надо уходить, не мешкая ни минуты. Вот мой план: нужно, чтобы многие видели, как мы уходим, громко бранясь и оскорбляя Сахатора. Пусть ааму подумают, будто наш хозяин нас прогнал. Только так мы можем охладить пыл тех, кто придет к нему с обвинениями в предательстве. Сахатор скажет, что выгнал нас, узнав о наших злодеяниях, и разрешит непрошеным гостям обыскать дом. Нам же нужно как можно скорее погрузиться на корабль, ждущий в порту. Не думаю, что азиаты сообразят отрезать нам доступ к реке. А на корабле, да с нашими гребцами мы уйдем от любого преследования.
Сахатор одобрил столь мудрое решение, хотя ему, несомненно, предстояло сыграть в этом представлении весьма неприглядную роль.
— Нам всем следует опасаться этих людей, — сказал он, — и, несмотря на то что сердце мое горит возмущением, мне придется унижаться перед этими детьми Сета, чтобы спасти свою семью.
Слуга прибежал сказать, что на улице уже слышны крики — крики направляемой Зерахом толпы дикарей, которая наводнила квартал.
Хети и его спутники — Небкаурэ, трое солдат и гребцы, которые тоже нашли приют под крышей дома Сахатора, — сделали так, как было решено: сопровождаемые проклятиями хозяина дома, они вышли на улицу. Первые ааму уже были недалеко и, увидев египтян, бросились к ним. И зря: Небкаурэ и солдаты подняли луки и пустили стрелы, уложив четверых. Не останавливаясь, чтобы выяснить, мертвы они или только ранены, беглецы бросились по дороге, ведущей к порту, преследуемые несколькими ааму, которых гнев заставил забыть об осторожности.
Корабль быстро столкнули на воду, благо река вздулась в преддверии разлива, подняли парус, а гребцы быстро заняли свои места. Когда толпа жаждущих расправы ааму появилась на берегу, корабль был уже на середине рукава. В спешке никто из азиатов не догадался вооружиться метательным оружием, но самые бешеные не замедлили броситься в воду в попытке догнать уплывающий корабль. С борта в их сторону полетели дротики, и некоторые достигли своей цели. Тела раненых поплыли вниз по течению, и это зрелище несколько охладило пыл остальных ааму. Беглецы скрылись из виду, сопровождаемые угрозами и проклятиями.
Хети и Небкаурэ решили обсудить дальнейшие действия. Можно было отправиться в храм Змеи, взять расквартированных там солдат — около тысячи человек — и вернуться с ними в Аварис, чтобы покарать Зераха с сыновьями и отнять у них Амени. Но Небкаурэ полагал, что этот план слишком рискован, к тому же он не был уверен, что дядя одобрит подобное своеволие. Нападение военных ожесточит живущих в Аварисе переселенцев, и после ухода армии храма гнев их обрушится на головы коренного населения, египтян, которых в городе меньшинство. Кроме того, Аи Мернеферэ с осуждением отнесется к убийству своего номарха, какими бы провинностями он себя ни запятнал, а тем более к самосуду, который может закончиться мятежом пришлых азиатов во всех городах Дельты.
— Однако его величество будет судить о твоих поступках, когда ты вернешься во дворец, устранив Шарека, а вместе с ним и опасность, которую гиксосы представляют для нашей страны, — заключил Небкаурэ. — Когда это произойдет, ааму перестанут вести себя так нагло, и его величество сможет без особого риска направить войска в Аварис, чтобы восстановить в городе свою власть.
Хети пришлось согласиться с его доводами, которые, он не сомневался, имели под собой достаточно оснований. Однако он не открыл другу своих потаенных мыслей. По его мнению, монарх, восседающий на троне Двух Земель, был всего-навсего трусом и подлецом, не заслуживающим того, чтобы властвовать в прекрасных садах Осириса. И если в конце концов гиксосы лишат его трона, это станет ему достойным наказанием за малодушие. «Человек, называющий себя богом, самая важная обязанность которого — следить за тем, чтобы в Двух Землях царила справедливость Маат, будет судить меня, чтобы понравиться подлым ааму! И он не нашел другого способа сохранить свой трон, кроме как послать меня убить царя гиксосов. Только при условии, что я принесу ему голову врага, он соблаговолит воздать по заслугам убийцам моей Исет и вернуть мне сына, а также забыть, что я лишил жизни его недостойного номарха!» — вот так Хети понял слова Небкаурэ.