Страница 30 из 32
«Добавим со своей стороны, что шифр – оружие обоюдоострое, ибо жандармы легко сумеют раскрыть всякий шифр, если не применять при шифровании особых предосторожностей. Безусловно, необходимо:
1) не отделять слова от слова;
2) не повторять часто одинаковых знаков, особенно знаков для наиболее употребительных букв;
3) писать шифр так, чтобы нельзя было узнать системы шифра;
4) не употреблять слишком известных стихотворений и книг.
Без соблюдения этих правил шифр прямо-таки недопустим».
Однако 4-й пункт «инструкции» противоречил действующей тогда революционной практике, поскольку для шифрования использовались произведения известных классиков русской поэзии Пушкина, Лермонтова, Крылова и Некрасова. Так, за весь период подпольной деятельности Надежды Крупской на должности секретаря разных партийных структур (1901–1905) для стихотворных шифров было использовано свыше 20 произведений Пушкина и столько же Лермонтова, 15 басен Крылова и 16 стихотворений Некрасова.
Особое внимание революционеры уделяли правильному (без ошибок) использованию шифров. Так, в письме (декабрь 1902 года) Ленин писал своему брату: «Ваше письмо получено. Написано оно неизвестным нам ключом, впрочем, мы расшифровали все, за исключением адреса. Не шифруйте иначе, как целыми фразами, иначе очень легко раскрыть ключ…». Здесь речь шла о том, что в секретных письмах часто оставались незашифрованными «несекретные» слова и фразы («клер»), существенно облегчавшие дешифровку.
Аналогичное послание своему корреспонденту в том же году направила Надежда Крупская. Получив плохо зашифрованное письмо, она в ответ возмущалась: «Перво-наперво позвольте вас выругать, что называется на все корки, за небрежную шифровку. Не зная, что вы условились о ключе с Евгением, я недоумевала, каким ключом вы пишете, и, наконец, расшифровала ваше письмо без ключа в какие-нибудь Ѕ часа. Это просто скандал. Не повторяйте одних и тех же знаков для одной той же буквы, иначе шифровка никуда не годится».
Таким образом, допускаемые при шифровании ошибки часто сводили на нет все усилия по защите информации. Поэтому ключи шифров и правила их пользования часто менялись. Были введены так называемые «одноразовые ключи», которые менялись с каждой новой шифровкой. Так, например, ключевое стихотворение оставалось тем же, но по простому правилу менялась нумерация его строк (начинать со второй строки, считая ее первой, и т. д.).
Иногда применялась практика смены ключа в процессе шифрования одного послания (по заранее оговоренному условию). Смена шифра практиковалась и в тех случаях, когда возникало подозрение о полицейской дешифровке ранее перехваченных писем. Так, в 1902 году Цедербаум писал в редакцию газеты «Искра»: «Не находит ли Фекла нужным переменить шифр, потому что, очевидно, несколько наших писем к ней пропали».
Но ограничиться исключительно книжными ключами революционеры, понятно, не могли. Слишком непредвиденной была их жизнь, чтобы в любой момент под руками оказалась необходимая книга.
Так, в августе 1903 года «ленинцы» начали использовать уже известный гамбетовский шифр. А связано это было с драматическими событиями, начавшимися сразу по окончании Второго съезда РСДРП, на котором партия «раскололась» на большевиков («ленинцев») и меньшевиков. Единственное усложнение, которое внесли большевики в гамбетовский шифр, заключалось в введении для цифр первого десятка дополнительных чисел «8» и «9»: 6 = 86, 2 = 92, 8 = 98 и т. д.
Известно, что Феликс Дзержинский, один из лидеров «Социал-демократии королевства Польского и Литвы» и будущий организатор советских органов госбезопасности, в 1910-х годах использовал в своей переписке гамбетовский шифр и ключевые фразы «Матка боска ченстоховска», «Когда будет солнце и хорошая погода», «Души человечьи вечно одиноки».
Вместе с тем идея квадратного (координатного) шифра была настолько привлекательна, что подпольщики вновь и вновь обращались к ней. Одним из таких новых вариантов был «круглый» шифр (или, как его называл В. Акимов в своей книге, шифр «по таблице Пифагора»). Он представлял собой прямое усовершенствование квадратного шифра, известного еще со времен народничества.
Составлялась квадратная таблица размером 6 Ч 6, а буквы в ней размещались в алфавитном порядке по схеме графического лабиринта:
Буква сообщения записывалась как координатная дробь. Причем число можно было увеличивать на цифру 7 или множить на 7 и 10. Поэтому максимальные числа, которые встречались в дробях, – 84 и 120. Все эти новшества должны были озадачить дешифровщиков и маскировать систему шифра. Существовала и фиктивная дробь (пустышка): 6/7 = 7/6 и т. д., соответствующая пустой клетке таблицы. Она также использовалась в качестве знака разделения между словами.
Любую букву можно было зашифровать многими способами, например: А = 6/12 = 12/6 = 12/13 = 19/13 = 60/120 = 13/12 = 13/19 = 12/42 = 42/12 = 19/42 = 42/19.
Это была «вершина криптографической мысли» большевиков к весне 1905 года. Однако этот шифр был очень непрактичен и требовал предельного внимания при работе с ним. Достаточно было допустить ошибку в одном лишь знаке, пропустить цифру или, напротив, приписать лишнюю, как вся криптограмма превращалась в абсолютную «абракадабру». А это, при «химическом» копировании шифра или его некачественном проявлении, происходило всегда и везде.
В 1905 году на волне роста революционного движения в России было основано много новых издательств, которые начали массовыми тиражами выпускать ранее запрещенную литературу. И все эти издания сразу начали использоваться в качестве книжных шифров подполья. Кроме того, книжные шифры постоянно совершенствовались, а фиксированные страницы постепенно уходили в прошлое. В практику вошло правило постоянной смены ключевых страниц. При этом они обозначались определенными дробями, которые ставились в заранее оговоренных местах криптограмм.
Номера страниц определялись разными приемами – чаще всего произведением числителя и знаменателя или их суммой. Иногда их нужно было просто поставить рядом. Так, 2/5 писалось как 25, или же страница книги писалась как дата письма и т. д. Очень широко стали применяться «переменнозначные» книжные системы, где по определенным правилам автоматически менялись страницы ключа.
Среди социал-демократов также были изобретатели шифров. Остановимся на двух из них, принадлежавших к ядру социал-демократической большевистской партии и игравших ведущую роль в революционном движении, а также в ранний послереволюционный период. Это Глеб Иванович Бокий и Варвара Николаевна Яковлева.
При аресте Бокия полиция нашла у него самые обычные ученические тетради, исписанные математическими формулами, а в действительности – записями о подпольных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр этот был изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен только ему одному. Лучшие шифровальщики, которых только имела в своем распоряжении царская «охранка», ломали головы над этими формулами, подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.
Была автором собственных систем шифров и руководитель большевистской организации центрального промышленного района – секретарь московского областного ЦК РСДРП(б) В. Н. Яковлева. Дочь московского купца второй гильдии, она закончила математический факультет Высших женских курсов в Москве. Активная участница революции 1905–1907 годов, она была влиятельным партийным организатором, кандидатом в члены ЦК, автором Устава партии, принятого Шестым съездом РСДРП(б).
Равно как и Бокий, Яковлева создавала шифры, которыми пользовались и другие революционеры. К сожалению, ни тетради Бокия, ни шифры Яковлевой не сохранились. В архивах ДП остались лишь некоторые из шифрованных писем, зашифрованные другими, уже известными нам шифрами.
Как известно, «добыча» шифров и ключей к шифрам революционеров составляла одну из главных задач агентов полиции, действовавших в революционной среде. Получив сведения о шифрах, агенты немедленно передавали их в полицию или писали о них в своих донесениях. Так, в одном из таких донесений от 21 апреля 1915 года агент по кличке «Пелагея» докладывал ротмистру ДП Ганько: