Страница 6 из 16
Как ни печально, но, несмотря на всю приятность и легкость для чтения его труда «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», он вряд ли может считаться достаточно точным, полным или философски острым. Диоген скорее ведет с нами легкий разговор, рассказывая весьма синкретические истории об Античности. Время от времени это становится невероятно увлекательным чтением. Его переводчик на английский язык Герберт Ричардс вполне справедливо замечает, что «он был весьма глуп», а Джонатан Барнс и Джулия Аннас описывают его жизнь как «болтливую и неразумную».
Также стоит отметить, что Диоген насытил свою книгу невероятно ужасными стихами, с которыми мы познакомимся чуть ниже. Однако, при всем этом, Ричардс говорит, что «книга обладает огромной ценностью для истории, в особенности литературной истории греческой философии». Я нахожу Диогена Лаэртского вполне приятной компанией, и мне скорее нравится то, каким образом он группирует факты, особенно ненадежные и скандальные (отчасти мой подход также можно местами считать скандальным). Помимо прочего, у Диогена приводится ряд прекрасных историй о смерти философов.
История Диогена Лаэртского начинается с рассказа о том, как философия впервые появилась у «варваров», таких как халдеи Вавилона и Ассирии, гимнософисты Индии, друиды, жившие среди кельтов и галлов, фракийцы (например, Орфей), зороастрийцы в Персии и египтяне. Однако он быстро переходит к утверждению о том, что расцвет философии произошел именно благодаря грекам и что именно «таким образом началась у эллинов философия, самое имя которой чуждо варварской речи».
Итак, философия говорит на греческом языке, а ее история начинается с Греции, то есть с Европы. Именно такая точка зрения стала стандартом в рассказе об истории философии, принижающем роль не-греческих, не-европейских, «варварских» источников до так называемых «мудрых традиций», но не самой философии. С этой точки зрения идея сравнительной философии бесплодна, поскольку греческую философию сравнивать просто не с чем.
Подход Диогена Лаэрция развивал непоседливый англичанин Вальтер Бурлей (или Gualteri Burlaei) в своей книге «Liber de vita et moribus philosophorum» (Книга о жизни и нравах философов). Эта книга была, по всей видимости, написана в Италии или Южной Франции в 1340-х годах и оставалась стандартом в области истории философии на протяжении нескольких следующих столетий. Джон Пассмор вполне справедливо говорит о созданном Бурлеем описании истории философии как «вольном и ненадежном», хотя и не лишенном интереса.
К примеру, в книге можно найти рассказы не только о Гермесе Трисмегисте, Эзопе и Заратустре, но и о Еврипиде, Софокле, Гиппократе и позднейших римских писателях типа Плавта, Вергилия и даже Овидия. Также Бурлей довольно забавным образом подчеркивает этническое происхождение большинства философов – «Thales, asianus» («Фалес, азиат»), «Hermes, egipcius» («Hermes» египтянин) – и указывает, какой иудейский царь занимал трон в годы их жизни.
Описание истории философии было продолжено Томасом Стэнли в 1687 году во впечатляющем трехтомнике «История философии», содержавшем «жизнеописания, мнения, действия и рассуждения философов из каждой секты, иллюстрированные их изображениями». Стоит отметить, что эти «изображения» достаточно привлекательны. Книга наполнена крупными и героическими изображениями мертвых древних философов. Хотя предложенная Стэнли модель истории философии во многом основана на работах Диогена Лаэртского (он рассказывает только об античной истории), автор использовал ряд новых подходов. В частности, в книге имеется большая заключительная глава о «халдейской» философии, наполненная текстами и комментариями оракула Заратустры, а также множеством ремарок о персидских и сабейских философах.
Как ясно указывает сам Стэнли в посвящении своей книги, «я пользовался уроками премудрого Гассендиуса». Речь идет о труде Пьера Гассенди «De Vita et Moribus Epicuri» (Жизнь и мнения, или Привычки Эпикура (1647)), представляющем собой убедительную и масштабную (восемь книг) защиту эпикурейской философии против гнусности и искажений, которым она подвергалась со времен Зенона, стоиков, Цицерона, Плутарха, а также Отцов Церкви. Главный вопрос для Гассенди (который хочу задать и я сам) звучит не как «что такое философия?», а как «что такое философ?». А этот вопрос невозможно отделить от вопроса «как умирает философ?».
Согласно некоему Уильяму Энфилду из Норвича, «История» Стэнли написана в «неотесанном и туманном стиле». В чем бы ни заключалась истина, нет сомнений в том, что работа Стэнли находится в тени работы Якоба Брукера «Historia Critica Philosophiae» (Критическая история философии), опубликованной в Лейпциге между 1742 и 1767 годами и считавшейся основным авторитетным источником в области истории философии в XVIII веке. Эта работа была довольно вольно переведена на английский язык вышеупомянутым Энфилдом в 1791 году.
Самым удивительным в этой достаточно сжатой работе является рассмотрение широкого круга философских традиций и широкое обсуждение не только философии халдеев, персов, индусов и египтян, а также евреев, арабов, финикийцев, эфиопов, этрусков, «северных наций» типа скифов, фракийцев и кельтов (и даже британцев). (Интересно, что отличительная черта кельтов состояла в их отрицании смерти; Брукер пишет: «Нет людей выше их в великодушном презрении к смерти».)
Идея того, что философия была уникальным греческим источником и что все, что было до греков, просто нельзя считать философией, находит самое сильное выражение в современные времена в шеститомнике Дитриха Тидеманна «Geist der spekulativen Philosophie» (Дух теоретической философии, 1791–1797). Эта работа оказала огромное влияние на последующие труды по вопросу истории философии, и Джон Пассмор описывает ее как «первую историю философии, изложенную в современной манере». Во вступлении к книге Тидеманн совершенно четко дает понять, что не собирается возиться с «халдеями, персами и индусами» и что оценивает эти традиции как поэтические или религиозные, но уж точно не философские. В подходе Тидеманна также заметно, что доксографические элементы в истории философии сведены к минимуму, а основное внимание (как показывает заглавие книги) уделяется теоретическому духу философии, который может быть выражен систематичным образом, а не физическому телу (мясу и костям) и жизни философа.
Такое пренебрежение к особенностям жизни философов связано с убеждением в том, что история философии способна на прогресс научного рода, или, как минимум, то, что различные философские взгляды могут быть выражены в научной форме, предполагающей логичное развитие. Эта идея находит свое выражение в книге Готтлиба Теннемана «Geschichte der Philosophie» (История философии, 1789–1819), в которой философия описывается как движение научного духа в сторону истины. Позволю себе заметить, что лично я сильно сомневаюсь в том, что дух философии можно отделить от тела философа, а также весьма скептически отношусь к идее, что философия способна к прогрессу научного рода.
Важно отметить, что и Тидеманн, и Теннеман сильно повлияли на Гегеля и его книгу «Лекции по истории философии» (1833–1836). С точки зрения Гегеля, мало что имеет меньшую значимость, чем знание того, как жил философ или в чем состояла природа его мнений, привычек или какова была его репутация. Философия определяется как «время, постигаемое в мысли». Тем самым, именно в философии выражается весь мир греков, жителей Средневековья и всех остальных. Более того, с точки зрения Гегеля, предыдущая история философии представляет собой, скорее, не историю ошибок, а последовательное раскрытие истины, которая находит свое полнейшее выражение – сюрприз! сюрприз! – в работе самого Гегеля.