Квартира в Париже

12 декабря 2014 г., когда Шон Лоренц находился в Нью-Йорке для участия в ретроспективной выставке своих работ в Музее современного искусства, его жену Пенелопу и сына Джулиана похитили в Верхнем Вест-Сайде. Через несколько часов у художника потребовали многомиллионный выкуп. Требование сопровождал отрезанный палец ребенка. Деньги были уплачены, но освобождена одна Пенелопа. Сына убили у матери на глазах.

Расследование быстро установило личность похитителя, так как

[…].

Гостиная Полин Делатур с длинным оливковым брусом под потолком создавала впечатление не семейного гнездышка, а современного лофта с соответствующим декором. Все стены здесь были покрыты фотографиями связанных обнаженных женщин, подвешанных к потолку при помощи причудливой сбруи – широких поясов с бесчисленными веревочными узлами. Лица бедняжек были перекошены – то ли от наслаждения, то ли от нестерпимой боли.

– Первоначально кинбаку было древним японским боевым искусством, – принялась объяснять Полин с ученым видом. – В него входило мастерство связывания высокопоставленных пленников. В течение столетий оно превратилось в изощренную эротическую практику.

Сначала Гаспар разглядывал фотографии настороженно. Подчинение и доминирование никогда его не привлекали.

– Знаете, что говорит великий кинорежиссер Грегг Араки? – спросила девушка. – «Путы должны быть на женском теле как ласки».

Постепенно Гаспар освоился и забыл про страх. Как ни странно, он был вынужден признать, что эти фотографии удивительно красивы. Объяснить это было трудно, но в них не было ни вульгарности, ни жестокости.

– Кинбаку – очень сложное искусство, – не унималась Полин. – Ничего общего с садо-мазо. Я веду специальные курсы в двадцатом округе. Обязательно приходите! Испытать это самому полезнее, чем сеанс психоанализа.

– Как относился к таким вещам Шон Лоренц?

Полин грустно усмехнулась.

– Шон вышел из джунглей: Нью-Йорк восьмидесятых и девяностых годов был настоящими джунглями. Разве такое могло его напугать?

– Вы были близки?

– Говорю же, мы дружили. Он говорил, что испытывает ко мне доверие. Во всяком случае, иногда он поручал мне присмотреть за его сыном. – Полин присела на ступеньку приставной лесенки у стены. – Вообще-то я не любительница маленьких детей, – призналась она. – Но малыш Джулиан – другое дело: необыкновенный был мальчуган! Живой, умница, просто прелесть!

Гаспар заметил, что ее лицо, и так молочно-белое, еще сильнее побледнело.

– Почему «был»?

– Потому что Джулиана убили. Вы не знали?

Гаспару трудно было устоять на ногах, и он, пододвинув себе необструганный табурет, неуклюже плюхнулся на него и наклонился вперед.

– Мальчика с фотографий, которых полон дом, нет в живых?

Полин, не сводя с него глаз, боролась с побуждением начать грызть свои покрытые гранатовым лаком ногти.

– Ужасная история! Джулиана похитили в Нью-Йорке и зарезали на глазах у матери.

– Кто на такое пошел?

Полин вздохнула:

– Старая знакомая Шона, отсидевшая в тюрьме. Художница родом из Чили, известная под псевдонимом LadyBird. Она сделала это из мести.

– За что она мстила?

– Честно говоря, я почти ничего не знаю, – сказала она, вставая. – В ее мотивах очень трудно разобраться.

Полин вернулась в кухню, Гаспар притащился туда следом за ней.

– Лучше вернемся к Шону. После гибели сына он уже не стал таким, каким был раньше. Не только забросил живопись, но буквально угасал от горя. Я ему помогала как могла: делала покупки, заказывала еду, вызывала Диану Рафаэль, когда ему требовались лекарства.

– Кто это? Врач?

Она утвердительно кивнула.

– Психиатр, давно его наблюдавшая.

– А его жена?

Полин опять вздохнула:

– Пенелопа сбежала с корабля, как только представилась возможность. Но это совсем другая история.

Гаспар открыл было рот, но поспешно прикусил язык, чтобы не проявлять излишней назойливости. Он догадывался, что в рассказе Полин хватает темных мест, но не выносил любопытных и сам не хотел им уподобляться. Поэтому следующий его вопрос был про другое:

– Что же, до самой смерти Лоренц больше не написал ни одной картины?

– Насколько я знаю, нет. Прежде всего из-за серьезных проблем со здоровьем. И вообще, было похоже, что живопись перестала его интересовать. Живопись и все остальное. Даже в детском саду Джулиана, где он продолжал вести раз-два в неделю занятия, он не прикасался к кисти.

Помолчав минуту-другую, она добавила, словно вдруг вспомнила:

– А вообще-то, в последние дни перед его смертью происходило нечто странное… – Она указала подбородком на дом художника за окном. – Несколько ночей подряд у него до самого утра играла музыка.

– Что же в этом странного?

– Дело в том, что Шон слушал музыку, только когда рисовал. Меня удивляло даже не столько то, что он опять взялся за кисть, а то, что он делал это ночью. Шон был фанатиком света. Я видела его работающим только днем.

– Какую музыку он слушал?

Полин улыбнулась.

– Думаю, вам бы понравилось. Никакого блэк-метал: Пятая симфония Бетховена и прочее в том же духе, я всего этого не различаю, а он знай гонял без устали…

Она достала телефон и помахала им у Гаспара перед носом.

– Я любопытная, не поленилась погуглить.

Он понятия не имел, что значит это слово, но не подал виду.

Полин нашла то, что хотела.

– «Каталог птиц» Оливье Мессиана[23] и Вторая симфония Гюстава Малера.

– Он говорил, что работает? Может, он просто слушал музыку?

– Вот и мне не давал покоя этот вопрос. Настолько, что я вышла как-то ночью, обошла его дом и забралась по пожарной лестнице наверх, к самому стеклу его мастерской. Подглядывать, конечно, нехорошо, но поймите мое любопытство: если Шон написал новую картину, я хотела ее увидеть первой.

Представив Полин за исполнением акробатического номера, Гаспар не удержался от улыбки. Живописи Лоренца и впрямь были присущи невероятные чары.

– Стоя на верхней ступеньке лестницы, я прилипла носом к стеклу. В мастерской не горел свет, но Шон стоял перед холстом.

– Он работал в темноте?

– Знаю, это кажется бессмыслицей, но у меня возникло впечатление, что свет исходит от самого холста. Живой, волнующий свет, озарявший его лицо.

– Что это было?

– Я не успела рассмотреть: лестница затрещала, Шон оглянулся. Я испугалась и кубарем скатилась вниз. Вернулась сюда, стыдясь своей трусости.

Гаспар не сводил глаз с этой странной особы: провокаторши, интеллектуалки, умницы и при этом представительницы чуждого ему андеграунда. Такая не могла не нравиться мужчинам. Лоренц уж точно был среди них. Внезапно ему на ум пришел вопрос, вернее, желание убедиться, что он не ошибается.

– Шон Лоренц никогда не просил вас ему позировать?

Полин сверкнула глазами и ответила:

– Он сделал кое-что получше.

Она расстегнула блузку и предъявила свою татуировку – не полностью, но и предъявленного хватило, чтобы оценить великолепие этой работы. Кожа девушки была превращена в живой холст, сияющий ослепительными красками цепочки цветочных узоров, извивавшейся от шеи до поясницы и, возможно, дальше.

– Полотна Лоренца часто называют живыми, но это неточно. Единственное живое произведение Шона Лоренца – я.

4. Двое чужих в доме

Я глубокий оптимист без малейшего повода.

Маделин вернулась уже в темноте. Она постаралась свести к минимуму возможность столкнуться с Гаспаром Кутансом, но полностью ее избежать было нельзя. Втайне она надеялась, что драматург откажется от своих прав на мастерскую, но, оставляя на вешалке куртку, увидела в кухне его нескладный силуэт.

23

Французский композитор, органист, орнитолог.