Рота

– Смотрите, бляди, кто сбежит, с тем будет то же самое. Р разойдись!

Очень скоро Левка в полной мере уже мог оценить глубину армейского афоризма: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется», – особенно после того, как получил третий выговор «…за сокрытие, будучи начальником патруля, безобразного поведения прапорщика Пилипчука, подравшегося с собакой».

…За всеми этими неприятностями лейтенант Панкевич и не заметил, как втянулся в службу, а итогом стало то, что итоговую проверку его взвод сдал на «хорошо». Даже по огневой, хотя стреляли в противогазах. Благодарностей Рыдлевке, конечно, никто объявлять не стал, но проверяющий из дивизии назвал его по имени отчеству: Лев Сергеевич. Солдат Панкевич больше не бил, правда, и совсем не сюсюкал, и был очень удивлен, когда однажды дневальный безо всякой просьбы вдруг принес Левке чай с баранкой и вчерашний номер «Коммерсанта». За год службы дома Левка был четыре раза, причем два из них выпали на «критические дни» у жены. Впрочем, в гарнизоне Рыдлевка тоже не донжуанил, если не считать историю с библиотекаршей разведенкой – так она сама, можно сказать… Подкармливала, подкармливала Левку бутербродами, а потом докатилась до того, что сама принесла в библиотеку бутылку «Мартини», ну и… Левка то в библиотеку, вообще то, за книгами ходил, пристрастился он к чтению, причем, что странно, не детективов, а серьезной литературы.

Выговор с Панкевича снял ко Дню ВДВ новый комбат – прежний из за скандального адюльтера перевелся в другую часть. За год службы Рыдлевка набрал долгов на четыре тысячи рублей, в том числе за несписанные лыжи и заказанную в Питере фуражку с высоченной тульей.

Старлея Панкевич получил в срок. Звездочку обмыли, как положено, и новый комбат вместо подарка выдал Левке предписание съездить в Петербург на трое суток – за солдатом, не прибывшим из госпиталя. (Комбат не знал, что этого солдата ночью привезут псковские родственники ларечники, добившиеся у комдива разрешения на открытие еще одной торговой точки —почти впритык к КПП…)

Вот Питер, пожалуй, и перевернул все окончательно в Левкиной душе. Он, выходец из деревни, вообще городов побаивался, а уж Питер то с его надменно имперским величием – просто подавил Панкевича. Рыдлевка воочию увидел, что существует и совершенно иная жизнь, совсем не такая, как в казарме. А тут еще встретил он дембельнувшегося однокурсника – ныне бизнесмена, который на радостях потащил его по кабакам и дискотекам… Там Рыдлевка увидел та а ких женщин… которые та а акое выделывали… С одной Панкевич даже умудрился поиметь грех – к сожалению, только на скамейке в парке, но даже это не помешало ей вести себя настолько раскованно, что старлей даже впал потом в легкую депрессию, поняв о своей супруге неприятную истину – хорошо она умела только стирать да готовить…

Из Питера Панкевич вернулся словно совсем уж малахольным, все время смотрел куда то мечтательно, а через двое суток написал рапорт в Чечню…

…В Чечне все у него начиналось тоже трудно. Только назначили его на взвод – и подрыв на выезде из Грозного к Алхан Кале. Рыдлевка очнулся первый раз прямо на месте подрыва, а второй – только через двое суток в медсанбате. Левка лежал, как труп, потом ему скажут, что он «ходил под себя», – сестрам помогал ухаживать за ним шустрый питерский пацаненок по кличке Грызун. Контуры двух худеньких сестричек Левка воспринимал, как в тумане. Почему то периодически тянуло руку – возле предплечья. Тянуло и все, а он не мог понять, почему. Только на пятые сутки он смог сконцентрироваться и понять, что симпатичная сестра татарочка сидит прямо на его расправленной ладони. Сидит и ерзает. Такая вот народная терапия. Левка шевельнул пальцами.

– Ожил! – обрадованно закричала татарочка и влепила ему легкую пощечину – чтобы не думал чего лишнего…

Еще неделю Левка отдыхал, вальяжно черпая прямо в койке сгущенку столовой ложкой. Ходил смотреть, как сестрички купаются в неком подобии запруды. Это был целый аттракцион местного значения, где «литерные» места «бронировались» чуть ли не за час – в том числе и местными. Интересно, что в другое время поодаль и рядышком, бывало, постреливали, но когда девки бултыхались в воде – ни разу не раздалось ни одного выстрела…

На родной «бугорок» Левка вернулся вместе с Грызуном – он, оказалось, был из его же роты, только из разведвзвода. Встретили Панкевича хорошо, но вскоре он чуть было не прослыл трусом, когда отказался играть со сверстниками летехами в «чеченскую рулетку». «Чеченская рулетка» – забавная офицерская игра. Все сидят в палатке, один ввинчивает в гранату взрыватель – на пол оборота, потом выдергивает чеку и бросает кому то из соседей, а тот должен успеть вывинтить и отбросить его в сторону. Долгое время такое «развлечение» сходило «господам офицерам» с рук, но потом однажды к «рулеточникам» ворвался ротный, и лейтенант Завьялов получил гранатой без взрывателя по уху. Самохвалов вообще готов был летеху пришибить – еле прапора отбили… Кто то пустил слушок, что на «казино» навел ротного Панкевич. Левка то был не при делах, но оправдываться ни перед кем не собирался… Рыдлевка сильно изменился после контузии – когда никто не видел, мог и слезу пустить…

А через неделю после возвращения в строй Левкин взвод в составе роты поехал на спецоперацию, так называли зачистки. Он с двумя бойцами дурнем сунулся в какой то полуподвал – а там восемь молодых хмурых чеченцев, причем понятно было, что оружие они попрятали в последнюю минуту. Панкевич даже испугаться не успел – один из чеченов обратился к нему с предложением:

– Убери пацанов, старлей, есть базар…

Рыдлевка дал команду бойцам выйти, а сам достал из под камуфляжа гранату, выдернул чеку и сел, пряча руки под столом. Духи заметили, но виду не показали. Старший из них продолжил «базар».

– Мы – охрана местного трубопровода. Сдаем тебе часть бензина, ты прикрываешь. Понял?

Левка деревянными губами зашлепал что то про сдачу оружия. Так и терли минут десять, пока Числов с людьми не подоспел – молодцы бойцы, сообразили помощь позвать. Рыдлевка уже мокрый от пота сидел, когда старший дух примиряюще сказал ввалившемуся Числову:

– Командор, у нас все чики чики… Тут и нам и вам думать надо. Жить то все равно вместе… А то, что старлей ваш не струсил, – заметили…

Разошлись мирно. А через неделю этих и других местных «ополченцев» «перекрашивали» на базе «кумысов» – башкирских омоновцев. Лихой чеченец в американском камуфляже и двойной портупее выстроил свое «войско» численностью в двадцать архаровцев – среди которых и давешние Левкины «знакомцы» были. «Перекрас» прибыл принимать полковник Примаков. Все проходило торжественно и строго. Бывшие духи сначала помолились, притом дали на Коране велеречивую клятву о том, что, переходя под федеральные знамена, будут соблюдать законы Российской Федерации и доблестно защищать «государеву» нефтетрубу. А потом чечен в портупее лихо отрапортовал Примакову:

– Товарыш палковнык! Фыдыральное бандформирование по вашему прыказанию построено!

– Чи ии во?! Какое, в жопу, бандформирование?!

Примакова аж перекосило, а тут он еще натолкнулся взглядом на Левкину ухмыляющуюся рожу… С тех пор полковник Панкевича недолюбливал. «Как такие вообще в десант попадают?!»

…Пока Рыдлевка предавался воспоминаниям, Примаков в штабной палатке ставил задачу Числову:

– …Сережа, гляди сюда. Все просто, как поссать. Берешь разведвзвод и совершаешь марш ко входу в ущелье – вот сюда.

Полковник показал на карте, куда именно. Числов молча прикусил нижнюю губу. Примаков кашлянул и продолжил:

– Есть ли здесь у духов боевое охранение – я не знаю. Потом у тебя спрошу. Пройдешь по ущелью километра два. Видишь – тут площадка. Квадрат 3844. Тут вроде как даже два вертолета сесть могут. Проверишь. Если нужно – разминируешь. Короче, обеспечишь высадку роты. Вот и все. А есть там дальше Хаттаб, нет его – Аллах его знает… Вопросы?

Числов долго молчал, глядя в карту, потом поднял глаза: