Золотые тротуары (сборник)

У Эдика продолжался накопленный эффект наркотика. Он молотил одну произошедшую давно с ним любовную историю за другой, изредка кидая мелко кусочками хлеба по сторонам. Голубей особенно не было. Лишь мигом слетелась стая черных ворон, те, быстро подбегая, хватали крошки и отлетали на расстояние.

– Суки, откуда они тут? Убью паршивцев!!! – закричал он, кидая в них яростно горсточку щебня.

Вороны лениво взлетели. Моя фетровая шляпа намокла, и струйки воды ручьями текли уже по лицу. Теперь находиться и мокнуть под дождем было глупо.

Я встал, встряхивая капли с воротника, посмотрел на слегка трясущегося от холода друга и позвал скрыться под колоннады, а там зайти в любой бутик и погреться. Идея была одобрена.

– Тут, в общем-то, прохладно, да и голуби куда-то девались, – сказал он трезвым голосом и, засунув руки в карманы, молча пошел за мной к выходу из сада.

Перейдя дорогу, мы снова очутились среди праздно гуляющего народа. Чувствовалась такая беззаботность предстоящих праздников. Витрины магазинов были украшены бумажными наклейками еловых веток. Везде слышалась унылая рождественская музыка. Вдруг Эдик посмотрел на меня серьезно и произнес:

– Рыжий! Завтра приедет Наташа, а простыни грязные! Тьфу! Надо срочно стирать, а то такой нагрянет скандал! Все рамы вылетят из окон!

Я увидел в его глазах панику и согласился с ним, что время уже позднее и надо уже расходиться по углам. Моментом позже он почти рысцой огибал свежие лужи, но тут же вернулся, будто забыл что-то спросить у меня.

– Пожалуйста, не болтай про нашу историю с девкой. Про цепи и прочее, а книгу «Это я, Эдичка» для тебя возьму от одной знакомой, позвони завтра, хорошо?

Glamour

Или слава и падение кутюрье Клода Монтана

Давным-давно, когда на дворе стоял 83-й год прошлого столетия и молодость кипела горячей кровью в моих жилах, я, кажется, хотя могу и ошибаться, познакомился с этой чуть чудноватой девушкой в начале мая или июня. Та прилетела тогда совсем недавно из Нью-Йорка, юная и длинноногая, с поэтическим именем Валис Кеннеди, хотя подождите чуть-чуть, начну сначала о том, как все получилось. Итак, вот моя история.

Пришел я одним вечером на вернисаж знакомого французского скульптора. Бойкий пацан из глубинки Нормандии, хитрый головастик, брюки клеш, задурит пафосной болтовней любого салонного интеллектуала. Хотя работы скорее слабые, скульптуры животных в человеческий рост, стряпанье из папье-маше, по его словам, трехмерные картины – последнее направление мирового искусства. Народу собралось мало, пять-шесть человек, все вечные завсегдатаи халявы, как их называют здесь – pick assets. На длинном столе по пластиковым тарелочкам бутербродики, вино, свежие цветочки, и среди прочего она в длинном платье и золотом колье. Я подошел и в свойственной мне, нахалу, манере начал делать ей комплименты. Английский выучил еще в молодости среди канадской шантрапы города Торонто. Реакция той была однозначной – девушка медленно отвернулась, прислонив бокал толстыми губами к стенке, мне стало неудобно за провал, и, поправив поля соломенной шляпы, я переключился на угощения галереи.

В то же самое время я проживал на птичьих правах у художника Валентина Воробьева, известного среди художников выпивохи и скандалиста на бульваре Распай. Мастерская с покатистым потолком из трех малюсеньких шамбер де бон (комнаток). Мы были совершенно разные по характеру. Бывало, ссорились, и он, пользуясь правами хозяина, угрожал выкинуть меня с картинами на улицу, но, наверное, боялся, что подожгу его хату, и ворчал терпеливо. Этим же летом я остался в пустом Париже. Валентин уехал на юг Франции, приказав сторожить его картины. Адская погода, каждый день палило жарой солнце, под крышей мансарды ателье было душно, в открытые окна шел потоком горячий воздух. Иногда я отрывался от творческой работы, залезал на дно ванны и обливался прохладной водой, потом, полуголый, брался за карандаш и продолжал рисовать. Лишь однажды, проходя по Rue de Grenelle, увидел в витрине бутика девушку из галереи. Она крепила куски изрезанного картона к стене, где стоял одетый в лоснившуюся кожу манекен. Я постучал по стеклу пальцем, она оглянулась, широко улыбаясь, и сделала комический жест, стряхивая пот со лба. И на следующий день мы встретились возле того бутика и уже разговорились.

– Ага, вы свободный художник, русский? Живете в районе – чудесно, соседи. Знаете, такой красивый город, летом, единственно, все закрыто. Тут даже хлеба негде купить, – сказала она.

Далее выяснилось, что работает арт-дизайнером, сейчас закончила оформлять эту витрину. Трудно описать, что она из себя представляла, но выглядела замечательно. Бросалось в глаза нагромождение объектов. «Нравится?» – я ответил «да» и посмотрел выше, над входом бутика были жирно выведены буквы: «Claude Montana». Имя модельера мало что говорило, просто название, и все. К тому же девушка меня больше интересовала, чем бутик одежды. Закрывшись ладонью от солнца, она кокетничала, расстегнув пуговицы белой рубашки с глубоким декольте. Разговор затянулся до момента появления толстой женщины с плетеной корзиной, из-под салфетки торчали куриная ножка и горлышко бутылки красного вина. Ситуация поменялась холодком.

– Рада знакомству, мистер Игорь! Шеф зовет на обед. До свидания, – отойдя от меня, смущенно произнесла она, смотря на тетку.

Я растерялся, но успел все-таки спросить о главном: могли бы мы встретиться этим же вечером в кафе Deux Magots?

– Идея хорошая, мистер Игорь, постараюсь прий ти, – сказала она и исчезла за дверью.

Конечно, просто так ничего не бывает. Меня обманули. Просидев над чашкой кофе в пустом ожидании до полуночи, разочарованный, я вышел на бульвар, над которым сквозь листву платанов виднелась луна. Спустя пару лет меня пригласили на ужин. В те времена модный клуб под странным названием Bains Douche, по-русски – обычная баня, хотя декор оставался прежним – кафельные, выложенные плитками стены, ржавые медные краники, когда-то там мылись рабочие из Ле-Аля (Les Halles), а нынче самое крутое место в Париже. Пройти с улицы вовнутрь простому смертному было за пределом мечты, зоркий глаз мадам Марлин определял степень значимости человека и решал его судьбу – быть среди знаменитостей мирового шоу-бизнеса или нет?

Сижу в компании жены швейцарского банкира, напротив нас за столиками тоже гиганты бизнеса. Господин Аннели (владелец «Фиата»), окруженный топ-моделями. Ужин уже подходил к концу, и тут я заметил облокотившуюся на бар ту самую девушку из бутика, она разговаривала с молодым экстравагантным парнем, одетым в черный кожаный костюм. Моя приятельница шепнула мне:

– Обрати внимание, там, у стойки, стоит фэшн-дизайнер Клод Монтана.

– Кто такой? – кося под наивного дурачка, спросил я, зная давно этот модной бренд.

– Звезда! Его носит весь Голливуд, особенно сексуальные певички типа Мадонны.

К нашему столу подсел сведущий Марсель, управляющий важной частью в Bains, дискотекой в подвале:

– Сегодня ночью у нас будет бесплатный концерт Принса, чистый рок-н-ролл. Советую послушать, большой талант, современный Моцарт.

Когда спустились в темный зал со слабо освещенным подобием сцены, то народ потихоньку собирался. Опять подошел Марсель и повел нас знакомиться с диск-жокеем. Худенький мальчик крутил виртуозно пластинки, протянул мне руку и крикнул дружеское приветствие сквозь занавес музыки. Звали его Дэвид Гетта, возле него крутилась миниатюрная мулатка. Отвлекалась на секунду, подняла голову:

– Кати.

– Подруга диск-жокея, – пояснил Марсель и прибавил: – Смешная и смышленая, работает наверху в раздевалке.

Концерт начался поздно, Принс выдавал сольные номера под аплодисменты беснующейся публики, струны гитары звучали феерически. Сыграл и последний радиохит «Purple Rain». В перерыве я отошел в туалет и столкнулся на выходе с девушкой Клода Монтана, пользуясь моментом, торопливо поговорил о следующем свидании и записал ее имя, номер телефона, точный адрес гостиницы, где та проживала, и вернулся в хорошем настроении к подруге. Не прошло и недели, как мы встретились у метро «Распай». Я вымок от ноябрьского дождя и дрожал от холода.