Страница 123 из 130
Днем я услышал, как Зденка разговаривала со своим младшим братом:
- Что же ты обо всем этом думаешь, - спрашивала она, - неужто и ты подозреваешь отца?
- Подозревать не решусь, - отвечал ей Петр, - да к тому же и мальчик говорит, что он ему плохого не сделал. А что нет его - так ты ведь знаешь, он всегда так уходил и отчета не давал.
- Да, знаю, - сказала Зденка, - а коли так, надо его спасти: ведь ты знаешь Георгия…
- Да, да, верно. Говорить с ним нечего, но мы спрячем кол, а другого он не найдет: в горах с нашей стороны ни одной осины нет!
- Ну да, спрячем кол, только детям об этом - ни слова, а то они еще начнут болтать при Георгии.
- Нет, ни слова им, - сказал Петр, и они расстались. Пришла ночь, а о старике Горче ничего не было слышно. Я, как и накануне, лежал на кровати, а луна вовсю освещала мою комнату. Уже когда сон начал туманить мне голову, я вдруг словно какимто чутьем уловил, что старик приближается. Я открыл глаза и увидел его мертвенное лицо, прижавшееся к окну.
Теперь я хотел подняться, но это оказалось невозможным. Все мое тело было словно парализовано. Пристально оглядев меня, старик удалился, и я слышал, как он обходил дом и тихо постучал в окно той комнаты, где спали Георгий и его жена. Ребенок в постели заворочался и застонал во сне. Несколько минут стояла тишина, потом я снова услышал стук в окно. Ребенок опять застонал и проснулся.
- Это ты, дедушка? - спросил он.
- Я, - ответил глухой голос, - принес тебе ятаганчик.
- Только мне уйти нельзя, отец запретил!
- Тебе и не надо уходить, открой окошко да поцелуй меня!
Ребенок встал, и было слышно, как открывается окно. Тогда, призвав на помощь все мои силы, я вскочил с постели и начал стучать в стену. Мгновенье спустя Георгий уже был на ногах. Он выругался, жена его громко вскрикнула, и вот уже вся семья собралась вокруг ребенка, лежавшего без сознания. Горча исчез, как и накануне. Мы общими стараниями привели мальчика в чувство, но он очень был слаб и дышал с трудом. Он, бедный, не знал, как случился ним обморок. Мать его и Зденка объясняли это тем, что ребенок испугался, когда его застали вместе с дедом. Я молчал. Но мальчик успокоился, и все, кроме Георгия, опять улеглись.
Незадолго до рассвета я услыхал, как Георгии будит жену; и они заговорили шепотом. К ним пришла и Зденка, и я услышал, как она и ее невестка плачут.
Ребенок лежал мертвый.
Не стану распространяться о горе семьи. Никто, однако, не обвинял в случившемся старика Горчу. По крайней мере, открыто об этом не говорили.
Георгий молчал, но в выражении его лица, всегда несколько мрачном, теперь было и чтото страшное. В течение двух дней старик не появлялся. В ночь на третьи сутки (после похорон ребенка) мне послышались шаги вокруг дома и старческий голос, который звал меньшого мальчика. Мне также показалось на мгновение, что старик Горча прижался лицом к окну, но я не смог решить, было ли это в действительности или то была игра воображения, потому что в ту ночь луна скрывалась за облаками. Все же я счел своим долгом сказать об этом Георгию. Он расспросил мальчика, и тот ответил, что и вправду слышал, как его звал дед, и видел, как он глядел в окошко. Георгий строго приказал сыну разбудить его, если старик покажется еще.
Все эти обстоятельства не мешали мне чувствовать к Зденке нежность, которая все больше усиливалась.
Днем мне не привелось говорить с нею наедине. Когда же настала ночь, у меня при мысли о скором отъезде сжалось сердце. Комната Зденки была отделена от моей сенями, которые с одной стороны выходили на улицу, с другой - во двор.
Мои хозяева уже легли спать, когда мне пришло в голову - пойти побродить вокруг, чтобы немного рассеяться. Выйдя в сени, я заметил, что дверь в комнату Зденки приотворена.
Невольно я остановился. Шорох платья, такой знакомый, заставил биться мое сердце. Потом до меня донеслись слова песни, напеваемой вполголоса. То было прощание сербского короля со своей милой, от которой он уходил на войну:
"Молодой ты мой тополь, - говорил старый король, - я на войну ухожу, а ты забудешь меня.
Стройны и гибки деревья, что растут у подножья горы, но стройнее и гибче юный твой стан!
Красны ягоды рябины, что раскачивает ветер, но ягод рябины краснее губы твои!
А ято - что старый дуб без листьев, и пены Дуная моя борода белей!
И ты, сердце мое, меня забудешь, и умру я с тоски, потому что враг не посмеет убить старого короля!"
И промолвила ему красавица: «Клянусь - не забуду тебя и останусь верна тебе. А коли клятву нарушу, приди ко мне из могилы и высоси кровь моего сердца».
И сказал старый король: «Пусть будет так!» И ушел на войну. И скоро красавица его забыла!.."
Тут Зденка остановилась, словно ей было боязно кончать песню. Я не в силах был сдержаться. Этот голос, такой нежный, такой задушевный, был голос самой герцогини де Грамон… Я, не раздумывая, толкнул дверь и вошел. Зденка только что сняла с себя нечто вроде казакина, какой в тех местах носят женщины. На ней оставалась теперь шитая золотом и красным шелком сорочка и стянутая у талии простая клетчатая юбка. Ее чудесные белокурые косы были расплетены, и вот так, полуодетая, она была еще краше, чем обычно. Не рассердившись на мое внезапное появление, она все же, казалось, была смущена и слегка покраснела.
- Ах, - сказала она мне, - зачем ты пришел, - ведь коли нас увидят - что обо мне подумают?
- Зденка, сердце мое, - отвечал я ей, - не бойся: лишь кузнечик в траве да жук на лету могут услышать, что я скажу тебе.
- Нет, милый, иди скорей, иди! Застанет нас мой брат - я тогда погибла.
- Нет, Зденка, я уйду только тогда, когда ты мне пообещаешь, что будешь меня любить всегда, как красавица обещала королю в той песне. Я скоро уеду, Зденка, и как знать, когда мы опять увидимся? Зденка, ты дороже мне моей души, моего спасения… И жизнь моя и кровь - твои. Неужели ты за это не подаришь мне один час?
- Всякое может случиться за один час, - задумчиво ответила Зденка, но не отняла у меня своей руки. - Не знаешь ты моего брата, - прибавила она и вздрогнула, - уж я чувствую - придет он.
- Успокойся, моя Зденка, - сказал я в ответ, - брат твой устал от бессонных ночей, его убаюкал ветер, что играет листвой. Сон его глубок, ночь длинна, и я прошу тебя - побудь со мной час! А потом - прости… может быть, навсегда!