Страница 11 из 130
Увидев Серебряного, он прервал свое пение, подошел поспешно к нему и посмотрел ему прямо в лицо.
- Ты, ты! - сказал он, как будто удивляясь, - зачем ты здесь, между ними?
И, не дожидаясь ответа, он начал петь: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых!»
Опричники посторонились с видом почтения, но он, не обращая на них внимания, опять стал смотреть в глаза Серебряному.
- Микитка, Микитка! - сказал он, качая головой, - куда ты заехал?
Серебряный никогда не видал этого человека и удивился, что он называет его по имени.
- Разве ты знаешь меня? - спросил он.
Блаженный засмеялся.
- Ты мне брат! - отвечал он. - Я тотчас узнал тебя. Ты такой же блаженный, как и я. И ума-то у тебя не боле моего, а то бы ты сюда не приехал. Я все твое сердце вижу. У тебя там чисто, чисто, одна голая правда; мы с тобой оба юродивые! А эти… - продолжал он, указывая на вооруженную толпу, - эти нам не родня! У!
- Вася, - сказал один из опричников, - не хочешь ли чего? Не надо ль тебе денег?
- Нет, нет, нет! - отвечал блаженный, - от тебя ничего не хочу! Вася ничего не возьмет от тебя, а подай Микитке чего он просит!
- Божий человек, - сказал Серебряный, - я спрашивал, где живет боярин Морозов?
- Дружина-то? Этот наш! Этот праведник! Только голова у него непоклонная! у, какая непоклонная! А скоро поклонится, скоро поклонится, да уж и не подымется!
- Где он живет? - повторил ласково Серебряный.
- Не скажу! - ответил блаженный, как будто рассердившись, - не скажу, пусть другие скажут. Не хочу посылать тебя на недоброе дело.
И он поспешно удалился, затянув опять свой прерванный псалом.
Не понимая его слов и не тратя времени на догадки, Серебряный снова обратился к опричникам.
- Что ж, - спросил он, - скажете ли вы наконец, как найти дом Морозова?
- Ступай все прямо, - отвечал грубо один из них. - Там, как поворотишь налево, там тебе и будет гнездо старого ворона.
По мере того как князь удалялся, опричники, усмиренные появлением юродивого, опять начинали буянить.
- Эй! - закричал один, - отдай Морозову поклон от нас да скажи, чтобы готовился скоро на виселицу; больно зажился!
- Да и на себя припаси веревку! - крикнул вдогонку другой.
Но князь не обратил внимания на их ругательства.
«Что хотел сказать мне блаженный? - думал он, потупя голову. - Зачем не указал он мне дом Морозова, да еще прибавил, что не хочет посылать меня на недоброе дело?»
Продолжая ехать далее, князь и Михеич встретили еще много опричников. Иные были уже пьяны, другие только шли в кабак. Все смотрели нагло и дерзко, а некоторые даже делали вслух такие грубые замечания насчет всадников, что легко было видеть, сколь они привыкли к безнаказанности.
Глава 5.
Встреча
Проезжая верхом по берегу Москвы-реки, можно было поверх частокола видеть весь сад Морозова.
Цветущие липы осеняли светлый пруд, доставлявший боярину в постные дни обильную пищу. Далее зеленели яблони, вишни и сливы. В некошеной траве пролегали узенькие дорожки. День был жаркий. Над алыми цветами пахучего шиповника кружились золотые жуки; в липах жужжали пчелы; в траве трещали кузнечики; из-за кустов красной смородины большие подсолнечники подымали широкие головы и, казалось, нежились на полуденном солнце.
Боярин Морозов уже с час как отдыхал в своей опочивальне. Елена с сенными девушками сидела под липами на дерновой скамье, у самого частокола. На ней был голубой аксамитный летник [43 ] с яхонтовыми пуговицами. Широкие кисейные рукава, собранные в мелкие складки, перехватывались повыше локтя алмазными запястьями, или зарукавниками. Такие же серьги висели по самые плечи; голову покрывал кокошник [44 ] с жемчужными наклонами, а сафьянные сапожки блестели золотою нашивкой.
Елена казалась весела. Она смеялась и шутила с девушками.
- Боярыня, - сказала одна из них, - примерь еще вот эти запястья, они повиднее.
- Будет с меня примерять, девушки, - отвечала ласково Елена, - вот уж битый час вы меня наряжаете да укручиваете, будет с меня!
- Вот еще только монисто надень! Как наденешь монисто, будешь, право слово, ни дать ни взять, святая икона в окладе!
- Полно, Пашенька, стыдно грех такой говорить!
- Ну, коли не хочешь наряжаться, боярыня, так не поиграть ли нам в горелки или в камешки? Не хочешь ли рыбку покормить или на качелях покачаться? Или уж не спеть ли тебе чего?
- Спой мне, Пашенька, спой мне ту песню, что ты намедни пела, как вы ягоды собирали!
- И, боярыня, лапушка ты моя, что ж в той песне веселого! То грустная песня, не праздничная.
- Нужды нет; мне хочется ее послушать, спой мне, Пашенька.
- Изволь, боярыня, коли твоя такая воля, спою; только ты после не пеняй на меня, если неравно тебе сгрустнется! Нуте ж, подруженьки, подтягивайте!
Девушки уселись в кружок, и Пашенька затянула жалобным голосом:
Пашенька посмотрела на боярыню. Две слезы катились из очей ее.
- Ах, я глупенькая! - сказала Пашенька, - чего я наделала. Вот на свою голову послушалась боярыни! Да и можно ли, боярыня, на такие песни набиваться!
- Охота ж тебе и знать их! - подхватила Дуняша, быстроглазая девушка с черными бровями. - Вот я так спою песню, не твоей чета, смотри, коли не развеселю боярыню!
И, вскочив на ноги, Дуняша уперла одну руку в бок, другую подняла кверху, перегнулась на сторону и, плавно подвигаясь, запела: