Камская обитель

Зула обеспокоено взвизгнула и помотала головой, Шах вскочил, бросил взгляд на оконце, за которым металась в горячке женщина и, сделав вокруг себя три круга, снова улегся на широкие доски крыльца, обреченно закрыв свои умные глаза.

Как ни странно, Андрей понял, чем взволнованы собаки. Он потрепал по загривку Шаха, провел ладонью меж ушами Зулы.

– Зря волнуетесь, – сказал он тихо, – такого, как с Региной, не будет. Слово даю.

Собаки никак не отреагировали на его слова, и Андрей, постояв в задумчивости еще минуту, открыл дверь в темные сени. Через несколько секунд в доме загорелся свет настольной лампы у постели больной. Смотреть, как плавно входит блестящая игла в тело женщины, собаки не стали. Они дружно поднялись и бесплотными тенями растворились в темноте. Им следовало позаботиться о свежем мясе для себя и хозяина. Кроме того, ночная охота захватывает, реализует древний охотничий инстинкт прародителей собак. Такая охота будоражит кровь, обостряет чувства, закаливает тело. А жирная тушка пестрого петуха будет лучшей наградой за труды.

Скользнувшие между деревьями тени приостановились на мгновение, отметив, как замер вдруг лес, уловив присутствие серых охотников, а затем исчезли, не потревожив лапой ни тонкой веточки, ни засохшего листика.

Всю ночь Андрей не отходил от больной. Он не был медиком, но за десять лет рядом с Жанной кое-чему научился и знал, что существуют кризисы в болезни, после который или человек идет на поправку, или ему становится совсем худо, вплоть до летального исхода. Именно такой кризис и наблюдал он этой ночью.

Еще два дня назад Андрей догадался, что горячка его гостьи вызвана не столько простудой, сколько нервным потрясением. Он мог предположить, что женщина переохладилась, тем более в такой не по сезону легкой одежде. Ну, скажите на милость, как не замерзнуть, когда подошвы модных сапожек чуть толще бумажного листа? А белье и вся прочая одежда, которая вполне годится для теплого помещения, а никак не для предзимнего леса! Вот уж истинно: форс морозу не боится! А ему теперь мучайся, вытаскивай её из горячечного бреда, прислушивайся к длинным тирадам. Вон опять заговорила.

– Кира…нельзя так…я ничего не успеваю…где моя ручка? Бориса нет дома…ну сколько тебе говорить…мне пора…

Женщина продолжала жить той жизнью, из которой её вырвали, но она еще не знала об этом. Она не догадывалась, что стала дальше от Москвы, чем была до того момента, как решилась сократить пусть до железнодорожной станции, пройдя через глухой угол. Не догадывалась, что её разыскивает не только милиция, но и друзья, знакомые, родные. Кому придет в голову искать её за тридевять земель, в чаще леса, в доме лесника? Еще один без вести пропавший человек, прозвучало в милицейской сводке, а родным и близким оставалось надеяться лишь на чудо.

Под утро жар заметно спал, женщина покрылась сильной испариной, бред прекратился, и Андрей, успокоенный тем, что кризис миновал, а больная стала ровно дышать, решил поспать хоть часик. Но когда он проснулся и испуганно подскочил с лавки, где спал на старом байковой одеяле, в окна уже вовсю били лучи солнца.

Жилин на цыпочках подошел к постели. Ресницы больной чуть трепетали, подергивались губы, словно хотели улыбнуться или сказать что-то веселое, пальцы теребили край одеяла.

– Как вы себя чувствуете? – чуть слышно спросил Андрей, чтобы не испугать женщину.

Ресницы дернулись сильнее и медленно разошлись, открывая светло-серые глаза. Первое, что они увидели, было заросшее бородой лицо, густые широкие брови, три глубокие бороздки на широком лбу и седой ежик на голове. Сосредоточившись на лице, женщина отметила длинный шрам, идущий от внутреннего уголка левого глаза через переносицу, а дальше через правую щеку до самого уха. Шрам был старый, заживший и заметить его можно было, лишь внимательно приглядевшись, да на близком расстоянии. Под густыми бровями обнаружились темно-карие глаза, вокруг мелкие морщинки, а среди густой поросли бороды крепко сжатый рот с чуть оттопыренной верхней губой.

– Как вы себя чувствуете? – снова повторил бородач.

– Нормально, – разлепила губы женщина и улыбнулась. – Здравствуйте.

– Здравствуйте.

Глаза женщины забегали по потолку, по стенам, по залитым солнечным светом окнам.

– А где это я?

– У меня, – ответил бородач.

– А вы кто?

– Я лесник, Жилин Андрей Степанович.

Женщина опять улыбнулась.

– Здравствуйте, Андрей Степанович…

– Зовите меня просто Андрей.

– Неудобно, – смутилась женщина, – вы все-таки…пожилой человек…

– Мне всего-то сорок, – ответил бородач и погладил себя по лицу. – А бороду я к зиме отращиваю, чтобы теплее было.

– Как мило!

– А как вас зовут? – спросил Андрей.

Женщина открыла улыбающийся рот, готовясь произнести свое имя, но замерла.

– Меня зовут…ой…ха-ха-ха! Я что-то растерялась, просто голова кругом! – засмеялась женщина, но видно было, что ей не смешно. – Черт возьми! Я что свое имя позабыла?

Андрей внимательно поглядел на гостью. Она нахмурила лоб, как человек, пытающийся припомнить нечто важное, закусила в досаде губу и даже стукнула кулачком по постели.

– Помогите мне, – попросила она и протянула Андрею руку. – Я хочу подняться!

Мужчина взял маленькую ручку в свою огромную ладонь и тихонько потянул к себе. Женщина поднялась, но тут же со стоном закрыла глаза.

– Ой, – пискнула она и крепко сжала пальцы Андрея.—Голова кружится.

Жилин осторожно уложил женщину снова на подушку, сунул руку в глубокую миску с водой, достал оттуда тряпку, отжал её и положил на лоб больной.

– У вас, наверное, сотрясение, – предположил он, глядя в побледневшее женское лицо. – И не мудрено: на затылке кожа рассечена. А такое возможно от удара чем-то тяжелым и довольно острым. Например, молотком.

– Меня ударили молотком? – простонала женщина, не открывая глаз.

– Не знаю, но удар был сильным, и рана довольно глубокая.

Женщина потянулась рукой к голове, но Андрей перехватил её, с силой уложил назад.

– Не трогайте, – предупредил он. – Рану я промыл, наложил три шва и перевязал. Сегодня сделаем перевязку.

Больная решилась открыть глаза. Было видно, что ей нехорошо, наверное, голова кружится или тошнит.

– Попейте, – предложил Андрей. Он приподнял её немного и поднес к губам кружку с травяным отваром. Та сделала несколько глотков и жалобно посмотрела на него.

– Голова кружится, и в ушах звон. И комната качается…Мне пло-о-о-охо!

– Сейчас, сейчас, – опустил Андрей женщину на подушку. – Полежите спокойно, не разговаривайте и не открывайте глаз.

Он зашарил по столу, нашел ампулу с нашатырем, отломил кончик и смочил ватку. Сначала женщина не среагировала на резкий запах, но потом сморщилась и отвела лицо в сторону.

– Вот и хорошо, – заговорил Жилин. – Вам сейчас надо отдохнуть, а я пока сделаю вам укол.

– Укол?

– У вас все эти дни была высокая температура, и я вам колол антибиотики, – отчитывался Андрей. – Сегодня пятый день пошел…

– Пятый?

– Да, пять дней назад вас нашли в лесу мои собаки.

– В лесу? А…

– Не открывайте глаза! – предупредил Андрей. – И не говорите ничего. Я вам сам все расскажу.

Но прежде чем начать говорить, Жилин зарядил очередную порцию антибиотика и вколол женщине в мягкое место. Она никак не отозвалась на это, хотя тонкие пальцы так крепко сжали край одеяла, что костяшки побелели.

– Ну, вот и хорошо, – похвалил то ли себя, то ли больную Андрей. – Сейчас измерим температуру, попьем целебного чайку, и вы будете отдыхать.

– Вы обещали рассказать…

– Да, конечно, но это терпит.

Жилин встал со своего места, прошел к стоящей посередине печке-голландке, где на чугунной плите грелись эмалированный чайник и маленькая кастрюлька с отваром. Он налил в кружку отвара из кастрюльки, добавил кипятку и вернулся к столу. Из пол-литровой банки на столе Андрей добавил в кружку столовую ложку меда, тщательно размешал питье и наклонился над больной.