Камская обитель

Она надолго замолчала и всё хмурила лицо, словно гримаса могла помочь оживить ей память. Андрей поднялся, чтобы заняться повседневными делами. Во-первых, пора затопить печь, приготовить еду для себя и собак. Да и прибраться не мешает. Последние дни ему было не до того.

– Куда вы? – вскинулась женщина.

– Пора хозяйством заняться, – ответил Андрей. – Да и гостью надо покормить.

– Но вы не рассказали мне, как вы меня нашли, – напомнила она.

–Так будет еще время. Вы отдыхайте, сил набирайтесь.

– Нет-нет, – не отпускала его больная, – пока не расскажете, я вас никуда не отпущу. Может, я сумею что-нибудь вспомнить важное.

– Хорошо, – вернулся на прежнее место Андрей. – Только вы лягте и глаза закройте, а то снова голова закружится.

Женщина без слов исполнила приказание.

Глава шестая

В тот день Андрей поспешил вслед за Зулой, заражаясь её беспокойством. В голове мелькали мысли о несчастье с Шахом, о хищнике, пробравшемся в дом, о раненом животном, ищущем помощи у человека. Но как он удивился, когда в темных сенях обнаружил женщину, мечущуюся в горячечном бреду. В первый миг он растерялся, не мог сообразить, что нужно делать. Потом скинул рюкзак, стащил с себя верхнюю одежду и поднял с пола женщину. Втащив её внутрь дома, уложил на скамью, идущую вдоль задней стены, начал раздевать. Дойдя до шикарного нижнего белья, кинулся к сундуку, где хранилась его одежда, нашел тельняшку. Переодевание заняло несколько минут. Уже укладывая нежданную гостью на постель, Андрей обнаружил слипшиеся от крови волосы на затылке. Пришлось греть воду, чтобы смыть кровавую корку, под которой обнаружилась рана. Обработав рану спиртом, Жилин вытащил специальную хирургическую иглу с прикрепленной ниткой. Ему однажды пришлось зашивать подобной иглой рваную рану на лапе Шаха. Шить тонкую кожу на голове было не в пример легче. Понадобилось три шва, чтобы стянуть края раны, после чего Жилин перевязал голову женщины по всем правилам, изученным им в Афганистане.

Уложив женщину на постель и хорошенько укрыв, Андрей в первую очередь занялся лекарствами. На несколько дней он превратился в медбрата: строго по часам делал уколы, тщательно обрабатывал рану на голове, обтирал тело водой с уксусом, когда температура поднималась к сорока градусам, на свой страх и риск сделал больной успокаивающий укол, после которого та перестала дико вскрикивать и пытаться сорвать с головы повязку.

– Не знаю, – виновато посмотрел на гостью Андрей, – правильно ли я сделал, что не позвал врача. Только кто же попрется в такую даль? Сюда нет подъездной дороги, и вряд ли врач согласился бы пробыть здесь несколько суток…

– Вы все правильно сделали, – успокоила его женщина. – Я не умерла, чувствую себя сносно, вот только с головой непорядок. Но ведь это пройдет, верно?

– Конечно.

Мужчина поднялся.

– Отдыхайте, а я делом займусь,– сказал он. – Вам надо сил набираться, хорошо кушать. Да и подтопить нужно. Отдыхайте, – дотронулся он до руки больной.

Чуть слышно скрипнули половицы под ногами хозяина, потом открылась и снова закрылась дверь, откуда потянуло сквозняком. Не открывая глаз, женщина слушала как Андрей, говорил с собаками, которые в ответ радостно скулили, щелкали челюстями. Через минуту застучал топор по дереву, потом послышался звук наливаемой в ведро воды.

Дверь снова открылась, и в проеме показался хозяин с огромной охапкой сухих дров в одной руке и эмалированным ведром в другой. Стараясь сильно не шуметь, Андрей свалил дрова у печки, стоящей посередине избы, потом налил воды в большой чайник и поставил на плиту, вделанную в печь. Встав на колено перед печью, Андрей запихал внутрь дрова, с краю пристроил щепочки для растопки и чиркнул спичкой. Маленькое пламя вмиг охватило сначала щепочки, потом дрова и весело загудело в трубе. Лесник поднялся, прошел в дальний угол, где у него располагалась маленькая кухонька, обустроенная крепким, покрытым клеенкой столом с двумя табуретами, холодильником «Минск», навесными полками для посуды и шкафом, в верхнюю часть которого Андрей налил воды из ведра. В нижней части шкафа вместо ожидаемого ведра, куда бы стекала вода, стоял обычный сифон, трубка которого была вставлена в чугунный раструб, уходящий под пол.

Жилин тщательно вымыл руки, вытер полотенцем и только после этого снял с полки кастрюлю, налил воды и поставил на плиту рядом с чайником. Из холодильника он достал разрубленную тушку птицы, придирчиво осмотрел, нет ли чего на желтой кожице, и опустил в кастрюлю. Прикинув, сколько времени будет вариться мясо, Андрей снова вышел на крыльцо, где в ящике у него хранилась морковь и картошка.

Пока хозяин готовил обед, его гостья осматривалась. Со своего места она могла разглядеть практически все помещение, кроме той части, которая пряталась за печью, сложенной из красного кирпича, не штукатуренной и не беленной. Большая комната имела три окна спереди, одно боковое окно выходило на крыльцо и еще одно на противоположной стороне как раз в том месте, где располагалась кухня. Кроме лежака с периной, на которой сейчас отдыхала гостья, в комнате был стол, четыре нехлипких стула с высокими спинками, в проемах между окнами были набиты самодельные, но тщательно ошкуренные книжные полочки. Как ни пыталась женщина разглядеть названия книг, ей это не удалось. Перпендикулярно к противоположной стене стоял трехстворчатый одежный шкаф, у которого, правда уцелела только одна из створок. Поэтому женщине была видна развешанная на плечиках одежда: куртки, короткий шубняк, теплый костюм из маскировочного материала, пара пиджаков. На отдельной вешалке две пары брюк, а сверху две или три светлых рубашки.

Внизу шкафа, под одеждой стояли туфли, ботинки и шикарные кроссовки, но, судя по их почти неизношенному виду, можно было предположить, что хозяин предпочитает более практичную и более приспособленную к лесу обувь.

Оставалось разузнать, что скрывалось в той части шкафа, которая была прикрыта створкой.

Шкаф служил перегородкой и отделял кухню от остального пространства комнаты.

Вдоль задней стены, где находилась дверь, была прибита широкая скамья, на которой сейчас лежала свернутая в рулон постель хозяина. Самого Андрея не было видно – его скрывала печь. Но женщина слышала характерные для кухни звуки: стук ножа по доске, хруст картошки, скрежет моркови по терке. До неё дошел запах мяса, и она почувствовала, насколько голодна. Желудок моментально отреагировал на аппетитный запах жестоким спазмом и громким урчанием. Женщина сглотнула горькую слюну и с надеждой воззрилась в тот угол, где кашеварил Андрей. А тот, словно почувствовав её состояние, выглянул, заговорщески подмигнул.

– Немного терпения и будем обедать.

Женщина в ответ улыбнулась и, чтобы скрыть голодный блеск в глазах, повернулась к стене, разделенной пополам шкафом. На толстых гвоздях, набитых на бревна, висело два ружья, ножи в чехлах и патронташ. В центре этой немудреной композиции находилась довольно крупная фотография, на которой женщина разглядела группу вооруженных людей, то ли солдат, то ли охотников.

– Это мы с ребятами в Афгане, – пояснил показавшийся из-за печки Андрей, вытирающий на ходу руки. – Восемьдесят третий год. Из тех, кто тогда фотографировался, половины нет. Одни погибли еще там, другие здесь…Вернее, умерли потом кто от ран, кто от пьянства. Вот этот в середине, с гитарой, мой дружок Серега Ичигов. Живет сейчас в Нижнекамске, мы с ним хоть редко, но встречаемся.

Андрей глянул на будильник, приткнувшийся на книжной полочке, потом, словно не поверил часам, поглядел в окно.

– Пока суп на плите доходит, я пойду баньку затоплю. Сегодня суббота, – смущенно проговорил Жилин. – А вы пока вот это выпейте,—он поставил на стол кружку с темно-красным отваром. – Там внизу ягоды, так вы их съешьте, чтобы желудок заработал, настроился на пищу.

В ответ женщина лишь грустно улыбнулась: муки голода становились все сильнее, а обед откладывался на неопределенное время.