Страница 6 из 20
Так проходили годы, сбывалось предсказание.
Юрику предстояло идти в первый класс, но, собирая положенные справки в поликлинике, Таисия с ужасом узнала, что её семилетний сын—алкоголик!
–Таисия Романовна, как же так?—беседовала с нею участковый педиатр.—Неужели вы ничего не замечали?
Тайка смотрела на пожилую врачиху и потела от стыда. Дети-алкоголики рождались, как правило, от матерей-алкоголичек. Но ведь Тайка не пила! Если, конечно, не считать тех соберушек в столовой, когда они с девчатами выпивали по две-три рюмочки. Единственный раз она напилась, когда квартиру ей дали. Но ведь сколько времени прошло! Да и когда она рожала, никто ничего ей такого не говорил. Откуда же?
Уже потом, когда она, понурившись, шла с Юриком домой, всплыли в памяти картины: вот она приходит с работы, а муж и сын спят, да как крепко. Вот в выходной она стирает, а мужу наказала последить за ребенком, а когда пришла, увидела, что Юрик крепко спит. Вот мальчик просыпается и сразу начинает капризничать, извивается у неё в руках. Входит недовольный Славка, бурчит, что мамаша, то есть она, не может унять сына, берет того на руки и уносит к себе, а черед несколько минут Юрик довольный и активный носится по квартире, швыряет направо, налево игрушки, подпрыгивает в такт музыке из радиоприемника.
Это что же выходит, Славка поил ребенка вином, чтобы тот не мешал ему, не досаждал криками? Ребенок спит в пьяном угаре, а отец развлекается без помех со своими дружками? А проснется сынок, ему опять дадут глотнуть отравы, он опять в отключке…Теперь понятно, откуда такая неуравновешенность в характере мальчика, когда в течение нескольких минут он переходил от спокойного состояния к ярости, от ярости к плачу, от плача к ступору. Вот откуда ежедневные капризы по утрам. Да у него просто было похмелье!
Она уходила на работу, а Кукин давал очередную дозу мальчику и мог весь день не беспокоиться. Точно, так и было! Ах, ты ж сволочь! Ты ж уголовная рожа! Убить тебя мало!
Таисия уже не шла, а летела на всех парусах к дому, таща за руку задыхающегося от быстрой ходьбы Юрика. Дома её встретила привычная картина: незнакомый волосатый бугай сидит за столом и грязными пальцами вытаскивает из трехлитровой банки маринованные помидоры, Кукин в обоссанных штанах и с расстегнутой ширинкой раскорячился на постели, закинув одну руку под голову, а во второй держа зажженную папиросу. Еще одно подобие человека скрючилось под столом, всхлипывая и подвывая во сне.
Не помня себя, Таисия схватила топор и пошла прямиком на бугая, который только-только успел засунуть в рот большой красный помидор. Разглядев перед собой разъяренную женщину с топором, бугай ринулся к двери, но на полпути запутался в половике и так треснулся об косяк, что весь дом заходил ходуном. Зажатый в зубах помидор лопнул и брызнул на стену. По-видимому, здоровяк решил, что женщина достала его топором по голове, а жидкость на стене—его кровь. Красные брызги помидорного сока так испугали пьяного, что тот схватился за затылок, дико закричал и вывалился в тамбур, а оттуда на улицу, где еще раз грохнулся, споткнувшись о соседский велосипед.
Женщина не стала догонять бугая, а перевела взгляд под стол. Но удивительное дело! Только минуту назад там храпело человекоподобное существо, а сейчас, кроме окурков, плевком и давленной картошки, там ничего и никого не было. Тайка изумленно осмотрела комнату: никого постороннего. Тем лучше, решила она, и тяжело двинулась в сторону спящего мужа.
–Мамка!!!—закричал Юрик, повиснув на руке, которая сжимала топор.—Мамка!!!
Таисия повернула голову и как кутенка стряхнула мальчика. Всего несколько секунд потребовалось на это, но именно они спасли жизнь Кукину, который от крика очнулся, моментально оценил обстановку и ужом скользнул с постели. Женщина занесла топор над головой и изо всех сил опустила на то место, где мгновение назад покоилась голова ненавистного мужа. Топор спружинил, резко отдал назад и так треснул Таисию по губам, что она вмиг потеряла сознание и кулем свалилась на пол.
Испуганный Славка вжался в промежуток между сервантом и тумбочкой, на которой стоял старенький «Рекорд» и замер там, прикрыв на всякий случай голову руками. В наступившей тишине слышались лишь всхлипы плачущего Юрика. Через минуту из-под кровати выполз мужичонка, глянул на распластанную тут же Таисию, чье лицо заливала кровь, на смертельно испуганного собутыльника Славку и, не вставая в полный рост, гусиным шагом двинулся к двери. На пороге он еще раз обернулся, задохнулся от ужасного зрелища и выкатился вон, предоставляя жильцам квартиры самим расхлебывать заваренную кашу.
Только на следующий день Таисия пришла в себя в больничной палате и узнала, что её мужа арестовали по подозрению в попытке убийства. Говорить она не могла из-за того, что лицо было забинтовано. Дежурившая возле неё медсестра сообщила, что ударом топора у Тайки рассечена верхняя губа, выбиты передние зубы, раскроена десна.
Но на третий день Таисия попросила у медсестры лист бумаги и ручку и написала, как на самом деле все произошло. Тем самым снимались все обвинения против Славки. Пришедшая проведать дочь Татьяна Васильевна обвинила её в глупости:
–Прикрываешь его? За все, что он сотворил, ты еще его жалеешь? От тюрьмы спасаешь?—злые слезы катились по лицу пожилой женщины.—А ему там самое место! Неужто не нажилась в этом аду? Хоть бы ребенка пожалела!
Таисия вспомнила про Юрку. Жалеть раньше надо было, пока сын в алкоголика не превратился. Что теперь с ним будет? В нормальную школу его не возьмут, потому что по развитию он отстает от сверстников, а в интернат отдать при живой матери…
А вышедший из-под стражи Славка на радостях упился до зеленых чертей и пошел выяснять отношения с родней жены. Что там произошло на самом деле, никто не узнал, но приехавшая по вызову соседей, которые услышали дикие крики из дома Пановых, милиция обнаружила Славку с ружьем в руках. Он пальнул в потолок, по окну, по серым мундирам, потом стал орудовать ружьем, как дубинкой, круша мебель и зеркала. Остановил его зубодробительный удар одного из милиционеров.
Кукина забрали, а вскоре суд приговорил его к восьми годам лишения свободы. На суде Славка заливался слезами, клялся, что «больше так не будет», бил себя в грудь и умолял родителей жены простить его. Таисия сидела в зале и платком прикрывала пока еще забинтованную челюсть. Она не верила своему счастью! Кукин исчезнет из её жизни, не будет больше пьянок, блевотины, вонючих дружков, не будет драк, угроз, издевательств. Будет тишина и покой, и никаких мужиков рядом. Спасибо, нажилась на всю жизнь.
Даже выбитые зубы не казались ей большой трагедией. Про себя она шутила, что меньше есть будет, а значит, еще похудеет. Хотя худеть Таисии было уже некуда. Семь лет замужества хорошенько порастрясли её килограммы, и теперь она ничем не отличалась, например, от той же Ольги Каблуковой, в которой и было-то килограммов семьдесят, не больше.
ххх
Юрика пришлось отправить в специальную школу-интернат, которая находилась в шестидесяти километрах от дома. Каждый выходной Таисия, набив сумку вкусненьким, пускалась в неблизкое путешествие, чтобы повидаться с сыном. Юрик встречал мать радостно, ловко обшаривал сумку и запихивал в рот шоколадные конфеты, яблоки, сладкие творожные сырки. Он рассказывал ей о тех, с кем дружит, о добрых и злых воспитателях и учителях, просил привезти то игрушечный пистолет, то перочинный ножик.
Юрик все больше походил на отца. Старший воспитатель постоянно жаловался Таисии на поведение сына, просил «воздействовать». Она беспомощно разводила руками, старалась поменьше говорить, потому что стеснялась огромной дыры в верхней челюсти.
Губа у неё давно уже поджила, а заметный шрам, идущий наискосок от правого уголка рта к левой ноздре, нисколько не уродовал симпатичное лицо Таисии. Но стоило ей заговорить, как люди отводили взгляд, неприятно пораженные отсутствием четырех передних зубов.