Страница 20 из 56
- Бывают больные, всё равно, что мёртвые, а бывают мёртвые, всё равно, что больные, - произнёс Креп глубокомысленно, - похоже, что что-то держит его среди нас, не знаю, и раньше, когда хозяин колдовал с соняшной и разрыв травой по голядским поверьям, такого человека иногда удавалось спасти.
- Да, природа смерти для нас загадочна, - сказал книжник, - ясно только то, что есть вид смерти, отпускающий человека, и боги, оберегающие его, могут решить, дать смерти сделать своё дело до конца, или остановить и повернуть обратно. Если он к ночи не поднимется, то всё, можно готовить костёр.
- А от чего зависит решение богов? - спросил благоговейно Ладри.
- Не знаю, - печально ответил Рагдай, - всякий раз, как вливаешь в рот мертвеца живительное зелье, думается, что ты ослаб умом, раз хочешь одолеть неодолимое, а больной мертвее мёртвых, и ни дыхания, ни сердца нет.
- Я слышал, как ты говорил, что в Константинополе есть один учёный еврей, знающий способ оживлять мёртвых с помощью заклинаний, но это очень дорого стоит, и только князьям по карману, - сказал Эйнар.
- Ничего я такого не рассказывал, ты путаешь, - ответил книжник, - вон, спросите у христианина, как при помощи молитвы можно мёртвых оживлять, у них так боги любят делать с собой.
- Вразуми, Господи, заблудшие души грешников! - услышав, что его упомянули в разговоре, вскричал Пётр по-норманнски, - позволь силой молитвы попрать смерть героя! Словно воскрешение принявшего муки человеческие на себя, Господа, искренняя животворящая молитва способна перевернуть мир мрака на светлую сторону жизни!
- Чего он там лопочет? - спросил Эйнар оборачиваясь, - он хочет оживить конунга молитвой как своего бога? - викинг махнул Петру рукой, - эй, иди сюда, не трону тебя!
Смело, как ему казалось, грек Пётр, захваченный воинами князя Стовова при разграблении Новогорода-на-Волхове вместе с княжнами, и чувствующим в себе мученичество в окружении язычников, подошёл к телу конунга.
- Бог Один не обидится из-за этого на Вишену, и на нас всех за то, что тут будут Христос упоминаться? - спросил у Эйнара с сомнением Бирг, прекращая играть, - всё ли правильно мы делаем?
- Во первых, Иисус Христос сам по себе сильный бог, раз в него вся Византия верит, франки, итальянцы, часть германцев и часть ирландских кельтов, - ответил Эйнар, - а потом, чем больше богов заступятся за Вишену, тем лучше. Смерти-то всё равно, в какого бога верит человек.
- Да?
Монах опустился на колени и стал читать по-гречески молитвы о символе веры, о Богородице и разные псалмы. Несмотря на то, что большинство присутствующих понимали греческий язык, служивший главным языком общения торговцев и византийских наёмников, смысл произносимых с жаром Петром слов стал быстро от них ускользать. Однако неподдельная страсть слов и уверенности, и доброта в глазах монаха, наполненных слезами, внушили викингам некоторое уважение к происходящему. Им начало казаться, что не может такой учёный человек, пишущий историю целой страны - Гардарики, быть пустословом и призывать в помощь не существующего ничтожного божка, если он так расчувствовался и говорит о нём как о реально живом.
- И кровь твоя, Боже, святая, живительная сила, что проливается благословенным дождём на всё сущее, защищает и напитывает, окормляет вместе с благодатью душевной, как овца ягнят своих и мать дитя своё! - с этими словами, с совершенно отрешённым лицом, Пётр выхватил из-за пояса Ладри кинжал, сбросил с него ножны.
- Э-э! - только и воскликнули все, бросившись к руке с кинжалом над телом конунга, - э-э!
В этот же миг Пётр сдвинул со своей левой руки рукав рясы вместе с рукавом рубахи, скуфья упала с его длинных волос, и он молниеносно провёл лезвием по руке между локтём и запястьем. Если бы кинжал имел хорошую заточку, Пётр прорезал бы себе мясо до кости, но и того разреза, что он себе нанёс, хватило, чтобы кровь хлынула струёй на лицо, шею и грудь конунга.
- Возьми всю мою кровь, кровь верующего христианина, сильную верой в Иисуса Христа, и вернись к нам, вернись к любящему тебя сердцу Ясельды! - воскликнул он страшно побледнев в одно мгновение, - воскресни через меня!
Кинжал выпал из его рук и монах без чувств повалился на бездыханное, залитое кровью тело конунга. Викинги все повскакивали со своих мест с нечленораздельными криками. Лошади от неожиданности попятились. Встревожился весь лагерь. Ацур с Эйнаром схватили монаха за одежду и оттащили от конунга. Рагдай склонился над Петром и несколько раз ударил его по лицу, чтобы привести в чувство, но этого не случилось. Заметив, что под рукавом кровь продолжает хлестать из раны, он согнул ему руку в локте, однако кровь не унималась.
- Он сейчас истечёт кровью, учитель! - воскликнул Креп, не зная, за что хвататься, - что делать?
- Похоже ничего не получиться, - закусив губу ответил книжник, - он так себя порезал, что кровь не останавливается!
- Что у вас такое? - спросил подошедший на крики Семик, - кто его так?
- Он сам себя, - ответил Эйнар, - молился за воскрешение конунга, а потом разрезал себе жилы на руке!
Монах приоткрыл глаза, Ладри встал рядом с ним на колени и приподнял его голову. Креп подал Рагдаю свой пояс, и тот попытался им стянуть руку выше локтя. Кровь пошла как будто тише, но Рагдай понимал, что просто её остаётся всё меньше в теле греке, от того и идёт она медленнее.
- Пётр! - вдруг раздался пронзительный женский крик, и среди лошадей окружавших стоянку варягов показалось взволнованное лицо Ясельды, - Пётр!
- Эй, Резеняк, не пускайте её сюда! - крикнул в ту сторону Семик, - не хватало ещё только, чтобы она устроила крик, а князь в сердцах её прикончил или изувечил, - добавил он уже себе под нос, - что мы потом Водополку на обратном пути скажем?
- Я вижу свет! - прошептал вдруг по-славянски Пётр, - мне тепло, словно летняя река приняла меня в свои вечерние воды, я вижу Богородицу, она идёт по воде аки по суху и белые горлицы летят над нею с золотыми ветвями благодати... - он умолк на мгновение и продолжил, слабее, - я всех вас прощаю, Стовова, Рагдая, Водополка, язычников всех, и всё зло и грехи беру на себя, мир вам...
- Пустите меня к нему! - с отчаянным криком княжна увернулась от кривичей и в развевающихся одеждах подбежала к умирающему греку, - за что вы его убили? Он вам ничего плохого не сделал!
- Пойдём, княжна - с этими словами Ацуру удалось схватить её за руку и потащить в сторону.
Ясельда попыталачь разжать его пальцы и даже укусить, но викинг опустил её руку к земле. Ясельда, сгибаясь из-за этого, вдруг упала и заскользила по земле, стеная и хватаясь за траву. Когда на помощь Ацуру пришли ещё двое викингов, княжну быстро оттащили за лошадей. Тем временем Рагдай перестал скручивать ремнём руку Петра, распрямился и плюнул в сторону от огорчения. Креп прижался ухом к груди грека, некоторое время вслушивался напряжённо, а потом тоже поднялся на ноги со словами:
- Сердце больше не бьётся, он умер!
Словно вторя смятению чувств многих людей на поляне, вокруг закружили птицы и налетел ветер. Он, конечно, возникал на горячих из-за солнца, склонах гор и холмов, но его появление именно в это мгновение было похоже на вмешательство свыше. Птицы тоже поднялись в небо из-за того, что их потревожили люди, но их мерное движение навевало вечные страхи перед неизвестностью, имеющую всегда мистическую окраску. Рыдания молодой княжны Ясельды и гневные крики её отважной сестры Орисы дополняли тревожную картину отчаянной природной скорби.
- Он умер, всё, расходитесь, - сказал Эйнар, маша руками, как крыльями, на своих товарищей, - готовьтесь двигаться дальше, посмотрите на свою обувь, а грека оставьте нам.
- Что там у вас? - раздался над головой Эйнара голос Стовова Богрянородца, подьехвашего в общем шуме так тихо, что это казалось невозможным, - стребляне наткнулись на следы аваров, обнаруживших наше войско, и нам нужно их поскорее догнать и всех истребить!