Страница 61 из 61
Он был вам хорошим другом, всегда готовым взять на себя грязную работу. Я бы сказал, что мне жаль, что я избавился от него, но тогда я совру.
Только это был еще не конец. Когда она умерла, Армарк привязал ее к особняку, и вы могли держать ее тут. Двери парадного входа держали ее душу, чтобы она оставалась в ловушке. Я знаю, что это сделал он, и сделал ради вас, но почему? Вот мой вопрос. Почему вы убили свою дочь и не позволили ее душе двигаться дальше? Чего вы таким образом добивались?
- Если вы собираетесь меня убить, просто...
Я извлек из сапога клинок. Не Леди Телдру, не сейчас - просто стилет, очень неприятный на вид.
- Отвечайте на вопрос.
- Не люблю отвечать тем, кто мне угрожает.
- Что ж, это честно. Никаких угроз.
Я переложил стилет в левую руку, а правой отвесил ему крепкую пощечину. Голова его мотнулась туда-сюда, затем я вернул стилет в правую руку и повторил воздействие уже с левой. Он выпустил подлокотник и подался вперед, и тогда я врезал кулаком ему в живот. Он сполз на пол и скорчился, кашляя и задыхаясь.
Я же спокойно сидел, а минуту спустя проговорил:
- Вот. Видите? Никаких угроз. Хотите, чтобы я снова вам не угрожал?
Еще пара минут, и он, похоже, достаточно пришел в себя для членораздельных речей. Я встал и помог ему снова устроиться в кресле; он сперва дернулся, потом обмяк на сидении.
- Я слушаю, - сказал я.
- Чего вы хотите?
- Почему вы убили свою дочь?
Он вздернул голову и взглянул на меня.
- Я трудился над этим всю свою жизнь...
- Под "этим" вы подразумеваете...
- Создание межмировой платформы. Обитаемого места, где можно передвигаться по коридорам и ходить в другие миры как в соседние комнаты.
- Что ж, в таком случае вы сумели сотворить место, где заходят в комнаты, а оказываются совершенно непонятно где.
Атрант покачал головой.
- Это уже пустяки, рутинное дело. Просто вопрос правильного расположения зеркал. Главное - принцип, и он работает. Именно так можно попасть в Чертоги Правосудия и в замок в Хаустауне. Платформа работает.
- Хорошо, я вам верю. Она работает. И?
- Всю свою жизнь. Более трех с половиной тысяч лет посвятил я этому.
Это в сто раз больше, чем вы живете на свете.
Я не стал ни поправлять его подсчеты, ни подмечать, что теперь-то понятно, почему зеркала у него неправильно расположены. Просто сказал:
- Что ж, пусть так. Но это не объясняет...
- Три. Тысячи. Пятьсот. Лет. И после всего этого - она, моя собственная дочь, получит всю славу.
- Но ведь она решила задачу, не так ли?
- Нет! Ее решил я! Это я организовал, чтобы она родилась в Чертогах! Это была моя идея! Я устроил, чтобы она получила силу, способность ходить между мирами, неся с собой реальность, словно кусок нити, привязать в одном месте и перенести в другое. Дом Валлисты учредил премию. Премию за величайшую разработку, за сооружение того, что никто более не способен был построить. И за все время существования Дома эта премия...
- А вы сжульничали, чтобы ее получить?
Он фыркнул как щенок.
- Это не жульничество. Я выстроил вещи такими, какими им надлежало быть.
- Отлично. Вы получили эту грамоту в золотой рамочке, - кивнул я, уверен, будь я атирой, я бы вас понял, а будь я валлистой, даже позавидовал бы. Но я всего лишь простой скромный выходец с Востока, поэтому спрошу: ну и что?
- Ну и что? Ну и что? Вы что, меня не слышали?
- Я вас отлично слышал. Вас озарило идеей выковать из собственной дочери инструмент, и у вас получилось, и вас теперь волнует только то, чье имя впишут в исторические хроники. Я вас отлично слышал, просто не поверил. Что же это за никчемный набор кожи и костей, который беспокоится об этом больше, чем о собственной дочери? Я уж молчу о вашей жене: ей ведь тоже пришлось умереть ради светлой идеи. В силу причин, которые вас совершенно не касаются, я могу видеться со своим сыном лишь раз в месяц.
Иногда - раз в неделю, если мне улыбается судьба. И это лучшие дни в моей жизни. Да, я готов принять, что для кого-то, возможно, семья - не главное.
Пусть. Но вы убили собственную дочь, а теперь пытаетесь стереть саму память о том, что она... знаете, вы, наверное, самый отвратительное и никчемное драгаэрянское отродье, какое я когда-либо видел, а ведь я убил немало таких гадов, и все они этого заслуживали. Право, я впечатлен.
С тем же успехом я мог бы и не расходовать дыхания, потому что все, что он на это ответил, было:
- Нет смысла пытаться заставить вас понять.
- Вы правы, - согласился я, - никакого смысла.
- И что вы собираетесь делать теперь?
- Вернусь домой, найду место, где дают приют выходцам с Востока, и буду несколько часов кряду принимать ванну, смывая вашу мерзость со своей души.
На это он достойного ответа подобрать не сумел и просто изобразил отвращение.
- Но ведь и это еще не все. Вы запечатали особняк. Никто не может ни войти, ни выйти. Вы держите всех своих слуг в прошлом, где им не с кем говорить, оставив лишь троих, да еще вашу ручную танцовщицу, которая для вас слишком хороша. И вы запечатали двери, чтобы они не смогли уйти. Вот только я вошел, и вы никогда не сможете узнать, что случилось.
- Тетия...
- С ней все будет в порядке, - пообещал я. - А вот на ваш счет я не уверен.
- Делайте что пожелаете, - отозвался он. - Особняк стоит и будет стоять. Я добился того, чего никто прежде не мог.
- Да, - согласился я, - этого вы добились. Именно поэтому я сейчас стою тут и размышляю, убить вас или не стоит того.
ЭПИЛОГ
Читатель, я убил его. Знаю, я сказал, что мог бы оставить его в живых
- но вот именно что "мог бы". Тогда я еще не решил. За меня все решило его угрюмое торжество.
Он выглядел более оскорбленным, нежели испуганным. Наверное, даже хотел сказать что-то еще, но я уже воткнул кинжал в его левый глаз и повернул, и издаваемые им звуки значили не больше, чем полученная обманом премия. Он перестал дергаться, и я оставил его гнить и разлагаться в его же покоях. Конечно, его могут и убрать куда-нибудь, если сочтут нужным. Но насколько знаю я, Атрант так и остался сидеть в том кресле, с моим кинжалом в глазнице и осуждающе поджатыми губами.
Что до Особняка-на-обрыве - что ж, он по-прежнему стоит там, нависая над океаном. А там, в прошлом, слуги по-прежнему готовят еду и, сами не зная, что делают, доставляют ее в будущее, а потом очищают подносы. В пустом кабинете чародея копится пыль, а и без того скисшее вино становится еще хуже. На сцене, что находится на втором этаже, но простирается до третьего, по-прежнему танцует иссола - а текла, бывший иссола, смотрит, как она прогибается, прыгает и с каждым движением позволяет собственному телу предаваться дальнейшему саморазрушению, во имя искусства, во имя любви. Стоит ли оно того - решать не мне и не вам.
Я шагал по коридору к выходу. Мне, конечно, еще предстояло разобраться со всей той чушью, которую вывалила на меня Вирра. Но - нет, забудьте. Не сейчас. Сейчас время выживать, потому что как только я покину особняк, то вернусь в мир, где меня пытаются убить, и пока именно об этом и стоит беспокоиться в первую очередь. Если Могучая Десница Предназначения имеет на меня какие-то планы, она может либо размазать по земле всех, кто угрожает моей жизни, или сжаться в кулак и задушить себя же. А идеально и то, и другое.
Двери открылись передо мной, и я начал свой долгий путь обратно в Адриланку, а безжалостный океан гремел у меня в ушах.
(с) Kail Itorr, перевод, 2017