Страница 73 из 84
— Охота на змей?
— Мы охотимся на змей, чтобы прокормиться. Мы ловим больше, чем можем съесть. Дважды в год на Епифанию и в праздник апостола Андрея, покровителя нашего монастыря, патриарх Александрии присылает нам зерно — по мешку на брата. Слишком много для людей, сделавших пост содержанием своей жизни. Пойдем, я покажу!
Он подтолкнул Омара к проходу на другом конце комнаты, от которого несколько ступенек вели вверх, в комнату, освещавшуюся через отверстие в своде. Судя по очагу в центре и сложенным из камня хранилищам, это была кухня. В одном углу были натянуты полотна со странными гирляндами. Рассмотрев их поближе, Омар понял, что это сушатся змеи. Гораздо больше его удивило следующее зрелище. Монах подошел к каменному корыту, поднял деревянную крышку и предложил гостю взглянуть. Омар отпрянул. В корыте ползали змеи, многие толщиной в руку, занимавшиеся, видимо, в основном тем, что глотали друг друга.
Когда они вернулись в коридор с клетками, монах повел Омара по лестнице к противоположным воротам и затем на следующий этаж, где находилось помещение, похожее на церковь. В нем были витые колонны и отсек для хора, очевидно, на восточной стороне. Стулья для молитвы из нетесаного дерева были аккуратно расставлены, их количество свидетельствовало о том, что в монастыре жило намного больше людей, чем Омар видел до сих пор, либо что их было больше в прежние времена.
Справа от входа в деревянных ящиках были аккуратно уложены головы мертвецов, у каждой на лбу — Андреевский крест и дата смерти, ниже — кости. Слева — полки с древними книгами, изготовленные из того же темного дерева. Некоторые тома были раскрыты и лежали на подставках для чтения. Многие были отделаны дорогими материалами. Страницы большинства никогда не озарял солнечный свет.
— Вот, — показал черный монах, и его хмурое лицо, казалось, посветлело, — здесь вся мудрость Запада и Востока сохранена в буквах и цифрах на веки вечные.
Увлеченный словами верующего человека, Омар сделал шаг к полке, чтобы пролистать один из томов, но тот преградил ему путь:
— Подожди, чужеземец. Поостерегись дотрагиваться до одной из рукописей. Это опасно!
— Опасно? Что ты имеешь в виду?
Тогда монах осенил себя крестным знамением и отвел Омара в сторону. Теперь он говорил почти шепотом:
— Наверняка ты удивился поведению моих собратьев. Все они мудрее меня, но все поражены странной болезнью. Ее называют болезнью мумий, а также коптской болезнью. Болезнью мумий, потому что ею часто заражаются исследователи, изучающие мумии при непосредственном контакте с объектом, а коптской болезнью — потому что также часто она поражает монахов, которые изучают коптские манускрипты и книги. Каждый из моих собратьев прочел сотни этих книг, в каждом сосредоточена мудрость наших предков. Но кажется, будто Господь Бог сотворил защиту против всеведения, поражая каждого, кто приблизится к полноте овладения знанием, болезнью.
— А ты, — взволнованно спросил Омар, — кто ты и что ты сделал, чтобы противостоять коптской болезни?
— Я Менас, самый младший из братьев, обладаю ничтожным знанием, даваемым школами и университетами.
— И ты не читал ни одной из книг?
Менас покачал головой:
— Никогда. Я слышал кое о чем, но что такое рассказ по сравнению с истинным знанием! Столетиями, с тех пор как существует зараза, принят обычай, что на одного из братьев, наделенного самым малым даром познания, накладывается запрет прикасаться к книгам. Ему надлежит заботиться об остальных, когда на них нападают приступы слабости рассудка.
— Их состояние меняется?
— Постоянно. Ты видел их в состоянии экстаза, в эти моменты они похожи на детей. Они ведут себя как дети и нуждаются в строгом обращении, чтобы не навредили друг другу. Затем последует фаза просветления, когда они обратятся к изучению книг и достигнут апогея познания.
— И как часто происходят перемены?
— Иногда раз в день, обычно же раз в три дня. Однажды фаза длилась две недели. Мы никогда не знаем, что нас ждет, и, вероятно, так даже лучше. Если бы коптская болезнь приходила по часам, каждый мог бы достичь совершенного знания. Теперь же каждый живет с сознанием того, что через минуту может потерять разум.
С этими словами монах оперся ногой о молитвенную скамеечку, и из-под черной рясы показалась черная сандалия с Андреевским крестом в круге. Это напомнило Омару об истинной цели его посещения монастыря, и он задумался, не спросить ли ему просто о профессоре Хартфилде. Но Менас может ответить, что никогда не слышал этого имени и никогда не видел в монастыре чужаков. Что тогда останется делать Омару? Так что он решил потянуть время, чтобы решить, как использовать сложившуюся ситуацию. Рашид находился в одном дне езды от монастыря, и казалось вполне возможным, что профессор когда-либо встречался с монахами. Но с какой целью, Омар не мог себе представить.
— И вы никогда не покидаете стен монастыря? — спросил Омар.
— Ну что ты, мы не оторваны от жизни. Путь к познанию проходит в этом мире, он лишь далек от суеты. Суета — враг метафизики. Для нас важны иные вещи, нежели для большинства людей. Людьми правит не их голова, но их желудок. Сытые люди дружелюбны. Сытые не совершают революций, сытые не думают, сытые дают жить — если ты понимаешь, о чем я говорю.
Омар кивнул, хотя и не понимал, что монах хотел сказать своими словами, и вежливо спросил, позволят ли ему провести ночь в монастыре, ведь хамсин наверняка стихнет за ночь.
Если Омар удовлетворится тем, что здесь есть, он может остаться, ответил Менас и повел Омара обратно в коридор с клетками, затем на лестницу и на расположенный глубже этаж с отдельными клетками, стоявшими пустыми и производившими впечатление, что они готовы принять нежданного гостя. В отличие от тех, в которых жили монахи, эти были обставлены деревянной мебелью: кровать, стол, стул и ящик с кувшином воды составляли их убранство. Омар жадно пил, Менас же зажег масляную лампу и пожелал ему спокойной ночи во имя Господа.
Омар промыл водой рану, затем лег на жесткую постель и задумался. Он не знал, что и думать о Менасе и его умалишенных братьях и в состоянии ли они держать здесь против его воли человека вроде Хартфилда. Некоторое время он продремал, затем поднялся, взял лампу и пустился в путь по монастырю, влекомый неясным предчувствием.
Было тихо, песен больше слышно не было, лишь из осветительных шахт доносились таинственные звуки. Чтобы не заблудиться, Омар взял с собой тростник с кровати, которым отмечал путь. Большинство виденных им комнат были пусты. Их каменный пол был чисто прибран, будто в ожидании постояльца. В одной из незапертых камер было сложено оружие: ружья, револьверы и пистолеты, а также два ящика взрывчатого вещества.
Больше всего Омара интересовала церковь монастыря с запретной библиотекой. Он никогда не слышал о коптской болезни. Быть может, монах хотел лишь напугать его, не дать прочесть книги. Как грешник, который, согрешив однажды, стремится повторить свой грех, он изучал полку за полкой, не трогая при этом книг.
В какой-то момент Омар заметил, что книги расставлены не по алфавиту, как это принято в библиотеках, а по дате появления книги, слева направо, сверху вниз, вопреки правилам арабского письма. Большинство названий Омар прочесть не мог, потому что книги были составлены на сахидском, ахмимском, башмурском и других коптских языках.
Постепенно он дошел до достаточно новых книг, написанных в основном на арабском и английском языках и поэтому вызвавших его особый интерес. В конце бесконечных рядов книг, то есть с точки зрения временного отсчета — в настоящем, он обнаружил целую секцию книг, посвященных одной теме: Имхотеп. Ya salaam. Фолианты, пергамента и карты с надписью «Имхотеп» были сложены в стопки, в самом низу — папки с именем Эдварда Хартфилда.
Теперь можно было не сомневаться, что между монахами Сиди Салима и профессором из Бэйсвотера существовала какая-то связь, и Омар совсем было уже собрался достать папки с именем профессора, но, вспомнив предостережение Менаса и вид монахов, остановился.