Страница 40 из 86
- Кто же это?
- Это моя самая стар-рр-ринная клиентка Ольга Петровна Долго-Сабурова, ей теперь уже девяносто второй годок пошел, но она еще очень бодра-с, оч-чень! У них в роду все были долгожители. Графского происхождения потому что. Сестры ее младшие на военном кр-ррейсере уехали в 17-м из Петрограда, и поныне здравствуют, а в Риме пансионат держат. А она не поехала с ними, у нее фамильные ценности были где-то припрятаны. Вот эти самые. Ни в одном музее не сыщете! Знаете, чья это работа? Их крепостного ювелира Алексея Трофимова. Вот она на эти вещицы и живет все годы пролетарской власти. С перерывом, конечно, с тридцать седьмого по пятьдесят шестой. Тогда она была на казенном довольствии. А как выпустили, так раз в годок, примерно, стала она меня к себе приглашать, на Мещанку. И я ей эти безделушки оценивал. То есть, в те годы, может, и почаще, очень она после лагеря к нашему брату-мужику была горячая, ну да теперь уже лет десять как поостыла. Не так, чтобы совсем, но все-таки девяносто годов не шутка-с! Налей нам, р-рыбонька, еще по р-рюмашке.
- А кто продавал для нее эти вещицы? Вы?
- Нет, батюшка, увольте. Я - нет. Она сама пр-родавала, я ей только цену называл и имел свои комиссионные - три процента, как положено. Но только моя цена была ответственная, покупатель ей в эту цену верил, это она мне много раз говорила.
- А кто покупатель? Вы его знаете?
- Мар-рат Алексеевич! Тут у нас недопонимание. Я думал, что вы как раз и взяли этого покупателя и, может быть, даже мне покажете. Я уж сколько лет хочу посмотреть на человека, который, не торгуясь, берет по моей цене все эти вещицы. Графиня от меня его все в секрете держит. А теперь, выходит, вы сами его ищите.
- Ищем, - сознался Светлов. - Где она живет, ваша Долго-Сабурова?
- Н-да, накололи вы старичка, пр-рр-раво-слово. Графиня Ольга Петровна Долго-Сабурова последние девяносто лет за вычетом годов заключения живет в своем бывшем собственном доме на Первой Мещанской. По-новому, это Проспект Мира, 17. Квартиру ей, можно сказать, от всего трехэтажного дома оставили - только одну комнату на третьем этаже. Извольте коньячку?
- Не обижайтесь, Эммануил Исаакович. Мне ехать пора.
- К графине? Не смею задерживать. Рр-рыбонька, налей посошок Мар-рр-рату Алексеевичу…
Через двадцать минут Светлов был на Проспекте Мира, а еще через десять минут выяснилось, что жилица квартиры-комнаты N-17 графиня Ольга Петровна Долго-Сабурова скончалась неделю назад и квартиру теперь занимает жэковский слесарь-водопроводчик Раков.
Светлов ринулся в ЖЭК, в кабинет начальницы:
- Где вещи старухи Долго-Сабуровой? Кто ее хоронил? Где ваш слесарь-водопроводчик?
- Старуху хоронили мы сами, за счет ЖЭКа, - сказала дебелая начальница ЖЭКа. - Где-то у нее есть племянник, железнодорожник или бригадир поезда. Мы звонили ему, а он в рейсе. Пришлось самим отвезти ее на кладбище, на Востряковское, на жэковские деньги.
- А вещи где ее? Как комнату можно открыть? Где ваш слесарь?
- Да какие там были вещи?! Матрац обделанный и тряпье старое. Не знаю, может, Раков и выкинул уже все. Я его еле упросила эту комнату взять, временно. Они теперь иначе как за двухкомнатную и работать не хотят. Он вчерась вселялся…
Разыскав слесаря, Светлов и начальница вошли в комнату старухи Долго-Сабуровой. Комната была пуста, если не считать полдюжины бутылок водки, приготовленных к новоселью.
- А где ее мебель? Вещи?
- Мебель? - сказал слесарь Раков. - Рухлядь была, а не мебель! Седни утром я все на свалку снес - альбомы всякие, Библию, матрац, мочой вонючий. Все вчистую на свалку выгреб и окна пооткрывал, чтоб дух вынесло. Вона эта свалка, пошли покажу.
Когда Светлов, слесарь и начальница ЖЭКа подошли к жэковской свалке, они увидели пламя костра, в котором горели альбомы, Библия, тряпье, одежда и грязно-серый матрац старухи Долго-Сабуровой. Вокруг веселились ребятишки, тормошили этот матрац, чтобы он поскорей разгорелся. И тут на глазах у Светлова произошло нечто. Обшивка матраца лопнула и… и к ногам ребятишек покатились броши, кулоны, серьги, украшенные рубинами, хризолитом, бриллиантами. Украшений было немного - всего семь штук, - но за то какие это были изделия: ажурные, действительно музейные вещицы!
- Смотри! - и Светлов высыпал их мне на стол. - Ты видишь, какая невезуха! Всего неделю не дожила старуха-графинюшка, ети ее мать! Мы бы знали, кому она сбывала эти игрушки…
Я молча смотрел на него, потом сказал:
- Какого числа скончалась графиня, сэр?
- Двадцать восьмого мая. А что?
- А тебе не кажется это странным? Такая нелепая случайность: двадцать шестого погибает Сашка Шах, у которого были проданные старухой кому-то драгоценности. А через два дня ни с того, ни с сего умирает сама старуха, у которой остальная часть коллекции.
- Ну, когда-то она должна была умереть? - Светлов уже догадывался, куда я клоню, но сопротивлялся.
- Да, конечно, должна была, - говорю я, - но почему сразу после того, как с частью ее вещей погиб человек? И что это за племянник-железнодорожник, который не приехал на похороны тети? Это ты выяснил?
- Выяснил. Долго-Сабуров Герман Вениаминович. Работает бригадиром проводников на Курской железной дороге. Больше пока ничего не знаю.
- Уже немало.
Тут раздался телефонный звонок. Звонил Пшеничный.
- Игорь Есич, вы не могли бы подскочить на Курский, есть свидетель похищения Белкина.
Я бросаю на Светлова короткий взгляд. - Сейчас подскочим, - говорю я Пшеничному. - И у меня к тебе, Валентин, еще просьба. Запиши: Долго-Сабуров Герман Вениаминович, бригадир проводников Курской жэдэ. Наведи справки - каким рейсом ездит, график дежурств в этом месяце и вообще все, что можешь.
15 часов 00 минут
Курский вокзал не только самый модерновый в Москве. Он соперничает с Бухарестским за право считаться самым крупным вокзалом в Европе. Бесшумные эскалаторы, сверкающие указатели, бесконечные ряды камер хранения и самые длинные в мире очереди в билетные кассы. Сейчас, летом, вокзал гудит, как армия на походе - тысячи людей снуют по залам и эскалаторам, сидят и лежат на всех скамейках и креслах, на полу и в подземных переходах, и стометровая змеевидная очередь стоит к женскому туалету.