Страница 35 из 86
- Пустите! Я убью его! Пустите!
Я в обхват держал его за плечи, а Лина, плача, целовала, успокаивала:
- Сашенька, все! Все! Не надо!
Голая, мокрая от слез, она прижималась к нему, невольно натыкаясь на мои сцепленные в замок руки, и я локтями чувствовал ее грудь, живот, плечи.
Глава 6. Опасное решение
В ту ночь квартира Изи Котовского превратилась в настоящий полевой лазарет. Йодом, зеленкой, свинцовыми примочками и пластырями я смазывал и залеплял порезы, синяки, ссадины и ушибы у Сашки и Лины, а Изя, убитый потерей лобового стекла в его "Жигуленке", ходил по квартире с мокрым полотенцем на голове и причитал, как еврей на похоронах:
- Где я возьму такое стекло? Ой, где же я возьму такое стекло?! - потом он горестно цокал языком и начинал сначала: - Где же я возьму такое стекло? Стекол к "Жигулям" нет нигде! Лучше бы ты проколол четыре колеса! Лучше бы ты сломал три бампера! Хотя нет, бамперов тоже нет нигде! Ну, не знаю - лучше бы ты мне все фары разбил! Ой, где я возьму такое стекло?
- Изя! Это же не я разбил! В нас стреляли, понимаешь! В меня стреляли! Еще пару сантиметров левей - и он бы меня убил! Ты понимаешь? А ты - стекло, стекло! Будет тебе это стекло!
Я поклялся ему, что не уеду из Баку, пока не вставлю это проклятое стекло, что мы завтра же поедем к директору автостанции, в Министерство автотранспорта, в отдел пропаганды и агитации ЦК Азербайджана, но достанем это стекло - подумаешь!
- Я не знаю, - горестно раскачивался Изя. - Я ничего не знаю. Я знаю, что завтра мне нужно ехать по районам снимать передовых хлопкоробов, а мне не на чем ехать! И таких стекол нет в республике уже восемь месяцев! Гуревич - директор АЗТАГа! - разбил себе стекло и что? Его машина стоит на станции шестой месяц! Оруджев - ректор университета! - попал в аварию, его вылечили, уже зажил перелом ноги, и всю машину отремонтировали и покрасили, а ездить не может - нет стекла! Нету! Ни в Москве, нигде! Ой, что я буду делать? Что я буду делать?!
Тут Сашка Шах не выдержал, пошел на кухню и вернулся с такой резиновой штукой - не знаю, как она называется - которой продуваются засорившиеся водопроводные раковины и унитазы.
- Изя, - сказал Сашка. - Сходите к соседям, попросите еще одну такую штуку на пять минут.
- Зачем?! - изумился Изя.
- Ну, я прошу вас. На пять минут. Мне очень нужно.
Изя пожал плечами, пошел м соседям и через пару минут вернулся с еще такой же резиновой штукой. Сашка взял их обе и вышел из квартиры.
- Ты куда? - изумился я.
- Я сейчас. Посмотрите за Линой…
Лина, укрытая пледом, спала, свернувшись калачиком, в спальне Изи, на его кровати. Чтобы успокоить ее от пережитого и заставить уснуть, пришлось уговорить ее выпить грамм 150 коньяку. Теперь во сне она вздрагивала, что-то шептала распухшими губами, волосы прилипли к потному лбу.
Сашка действительно вернулся через пару минут. В руках, на двух этих резиновых тарелках, как на присосках, он нес лобовое жигулевское стекло.
- Что это?! - обалдел Изя.
- Это стекло для вашей машины, - сказал Сашка, поставил стекло на пол и осторожно поддел край присоски лезвием ножа. После этого резиновая тарелка легко отлипла от стекла, и Сашка подал ее Изе. - Отдайте соседям, пожалуйста.
Изя с ужасом смотрел то на меня, то на Сашку.
- Ты вытащил стекло из чужой машины?!!
- Не на вашей улице. Там, за углом, - сказал Сашка. - Что вы переживаете? Никто не видел. И машина не бакинская, а из Кюрдамира. Эти спекулянты даже стекло искать не будут, а купят себе новую машину.
- Боже мой! - снова стал раскачиваться Изя. - Боже мой! Если меня завтра арестуют…
- За что? - спросил Сашка Шах.
- За то, что я украл стекло!
- А разве это вы украли? - удивленно сказал Сашка.
- Потрясающе! - раскачивался Изя. - Потрясающе!..
- Слушайте, Изя. Это стекло на черном рынке стоит двести рублей. Я их никогда не тибрил, ну, то есть, не воровал, потому что это бизнес ребят из Черного города. Поэтому, если у вас спросят на автостанции, где вы взяли стекло, скажите, что случайно купили в Черном городе. И все, и перестаньте переживать, давайте лучше чай пить. Отнесите соседям эту присоску.
И когда Изя вышел, Сашка сказал:
- Мне нужно с вами поговорить. Но при Изе нельзя. Может, мы пойдем погуляем?
- Пошли. Но нужно позвонить твоей матери, чтобы не волновалась, что ты дома не ночуешь.
- Обойдется, - жестко отмахнулся Сашка.
Минут через десять, на ночной бакинской набережной я понял, откуда эта жесткость в его голосе. Тихо журчали полуопавшие фонтаны Приморского бульвара, молча и бесшумно лежало за гранитной набережной Каспийское море, пополам разделенное сияющей лунной дорожкой, пряно пахли олеандры, и аллеи Приморского парка были усыпаны спелыми ягодами черного и зеленого тутовника. Изредка на скамейках под обезглавленными фонарными столбами угадывались в черноте ночи базальтово-застывшие фигуры влюбленных парочек. Мы шли с Сашкой из аллеи в аллею, он рассказывал:
- Я решил уехать из Баку. Совсем. Я люблю Лину, и она - меня. Мы хотим жить вместе. Всегда. Я сказал матери, что хочу уехать с Линой в Вильнюс. Я не могу здесь остаться. Если я останусь, я завтра опять колоться начну, воровать в трамваях. Ведь тут это на каждом углу! Я знаю всех, все знают меня, и мне от них не уйти. Или я пришью Мосола, или он - меня. Вчера утром я сказал это матери. Что я должен уехать с Линой - насовсем. Я хочу снять в Вильнюсе комнату или квартиру, мы поженимся, я пойду на какую-нибудь работу и кончу вечернюю школу. А там - или институт, или армия - будет видно. Короче, я попросил у матери деньги, хотя бы в долг, две тыщи. Чтобы поехать в Вильнюс, найти квартиру, ну - чтобы начать там жить. Так вы бы видели, что началось! Как она ее обзывала! И "прибалтийская шлюха", и "распутная девка", и "проститутка" - ужас! Что она не для того меня кормила семнадцать лет, чтобы отдавать какой-то шлюхе! Что лучше бы я остался в тюрьме! Что она сама на меня в милицию донесет, чтоб меня опять посадили - только не отдаст этой "развратной девке". И все из-за чего? Из-за двух тысяч!
- Подожди! Я не думаю, что это из-за денег. Просто вам по 17 лет, еще рано жениться…