Тонкая грань

– Наступила чтобы на грабли ты, не хотела я. Не повторила участь предшественницы своей и не погубила себя, — произнесла та. — Жизнь твоя — всё для меня. Чтобы уберечь тебя от ошибок досадных, что к смерти твоей глупой привести могут, буду делать все возможное я. Истина, что открылась в Ручье реацу тебе, уроком должна стать была. Что с Куро случилось из-за привязанности её к Кодзухиро, своими глазами видела ты. К Соскэ если привяжешься ты, по стопам ее пойдешь. Этого боюсь я больше всего. Чувств к нему или отцу его никогда иметь не должна ты. Память свою, тебя к нему в постель приведшую, держать под контролем должна ты. Всегда это помни. Не могу решать за тебя я ничего. И уберечь не смогу тоже, коли осторожна ты не будешь. Не простит сила тебя в случае твоей ошибки, как и Куро тогда. Тебя терять, как её, не хочу я.

– Значит, ты настраивала меня против него, чтобы я к нему не привязалась, — кивнула Йоко. Хоть что-то прояснилось. — Но ты зря волновалась. Я не собиралась и не собираюсь к нему привязываться. А тот случай… Я не знаю, как так вышло. Но это точно больше не повторится, можешь мне верить.

Камиюмэ в ответ только слабо улыбнулась и покачала головой. Йоко… Такая вера звучала в ее словах, но, похоже, она не понимала до конца, насколько уже попала под влияние Айзена. Списывая все на волю Хоугиоку, она отправилась за ним в Уэко Мундо. Одно это уже было поводом для беспокойства. А теперь еще это…

Но говорить это вслух занпакто не стала. Все, что было нужно, уже прозвучало, а к чему переливать из пустого в порожнее…

Несмотря на довольно-таки положительный итог разговора с Камиюмэ, на душе у Йоко настойчиво скребли кошки. Возможно, от ощущения того, что занпакто что-то недоговорила, а, возможно, от опасения, что, как бы это безумно ни звучало, Камиюмэ могла оказаться права. Отношения с Айзеном были для нее больной темой, но, несмотря на это, она почти всегда чувствовала между ними нечто вроде невидимой связи.

Но, в любом случае, наглядный пример последствий совсем недавно был у нее перед глазами, и она совсем не горела желанием повторять участь Куро. Главная проблема заключалась в том, что Соскэ может легко наплевать на все ее внутренние ограничения и неудержимой силой вломиться в ее жизнь, творя что вздумается. И она не сможет его остановить, в этом можно было не сомневаться.

Настроение окончательно испортилось, и Накамура, извинившись перед Тией за то, что отказывается принять ее приглашение на посиделки, а заодно позорно сбежав от удивительно приставучей Лилинет, которая скучала без дела, слоняясь по территории Лас Ночес, двинулась туда, где, как ей казалось, её точно оставят в покое. Нет, правда, она еще никогда не видела, чтобы хоть кому-то из арранкаров приходила в голову идея залезть на купол замка.

Путь ее лежал мимо полигона, который под чутким надзором Заэля оккупировали Нэлиэль и Тесла. Ученому потребовалась куча времени и сил, чтобы починить блокираторы реацу, испорченные во время боя — о да, боя! — Улькиорры и Ннойторы, и сейчас он предпочитал присутствовать и контролировать их работу, когда на полигоне сражался кто-то уровня Эспады. Йоко оставалось только хмыкнуть. Похоже, Тесла воспринял её слова более чем серьезно, потому что с того момента тренировался как одержимый. Тия ей как-то по секрету сказала, что причиной, по которой он решил стать фракционном Нэл, послужило то, что именно она стала той роковой женщиной, которая в результате привела Ннойтору к гибели, пусть не своими руками, но все же… А, следовательно, косвенно, но она тоже виновата. Логика, как показалось Йоко, хромала на обе ноги, но Нэлиэль не стала с ним спорить. Более того, она явно тоже чувствовала нечто подобное. Нэл всегда старалась усмирить буйный нрав Ннойторы и теперь, когда его не стало, по мере сил заботилась о Тесле, единственном напоминании о том, кого навсегда потеряла.

Купол Лас Ночес встретил Накамуру тишиной и прохладой. Здесь царила вечная ночь, и Йоко с наслаждением вдохнула кристально чистый воздух. Идеальное место, если хочется побыть в одиночестве и подумать. Впрочем, сейчас Йоко совершенно не хотелось думать о чем бы то ни было, скорей уж наоборот хотелось как можно дальше отрешиться от своих мыслей. Настроение и так хуже некуда, а если еще и думать обо всем, что сказала Камиюмэ, недолго и свихнуться.

Усевшись по-турецки на самой верхушке купола, она устремила взгляд в бесконечную даль серой пустыни Уэко Мундо. И хотя в первые дни, что Йоко жила здесь, этот пейзаж не навевал ничего, кроме тоски, со временем все изменилось. Панорама мира Пустых успокаивала и умиротворяла, позволяла чувствовать себя свободной.

Настроение стало понемногу выправляться, и Йоко сама не заметила, как начала мурлыкать себе под нос какой-то мотивчик, на поверку оказавшийся колыбельной. В любой другой момент она бы удивилась, откуда знает подобные песни, ведь ей самой никто никогда их не пел, но сейчас ей было не до того.

Спи спокойно, детка, на еловой ветке!

Ветер задувает — колыбель качает.

Обломилась ветка, полетела детка

На сырую землю вместе с колыбелью.

Засыпает детка в колыбели ветхой

В сумраке ночном у мамы под бочком.

Колыбель качается, детка улыбается.

Сны все не приходят, мама песнь заводит.

От родного дома до чужих морей

Не найти мне детки краше и милей!

Все твои тревоги остались позади.

Спи, моя малютка, до утренней зари.*

Только допев, Йоко, к своему удивлению, поняла, что находится на крыше уже не одна, а по правую руку от нее в нескольких метрах замер Улькиорра. Уйдя в пение с головой, она даже не заметила его прихода. Впору было рассердиться на себя за то, что потеряла бдительность, но сейчас настроение Йоко никак не располагала к сердитости. Плюс к этому, Шиффер был не такой уж плохой компанией. По крайней мере, он мог просто сидеть молча.

– Что случилось, Улькиорра? — все же поинтересовалась она.

В конце концов, не так же просто он пришел сюда — уж точно не потому, что ему стало одиноко и срочно потребовалась компания. В этом отношении Улькиорра был более чем самодостаточен, чтобы ни в ком не нуждаться.

– У меня сообщение от Айзена-сама, — как всегда безэмоционально произнес он. — Он хочет, чтобы Вы пришли к нему как можно скорее.

Только-только выправившееся настроение от этой новости снова упало на несколько пунктов, но не испортилось капитально. В глубине души Йоко всегда знала, что счастье не бывает вечным.

– Я зайду, но чуть позже, — мягко улыбнулась она. — Сейчас я просто хочу посидеть здесь и, может быть, попеть.

– А зачем Вы поете? — Накамура чуть было изумленно не вскинула бровь. На её памяти Улькиорра никогда ничем не интересовался. — Это же просто слова. Зачем произносить слова, если их никто не слушает?

– Почему никто? — возразила Йоко. — Их слушаю я. Можно сказать, это поет моя душа, успокаивая моё же сердце.

– Вы все часто говорите о душе, — заметил Шиффер. — Но что такое душа? И как она может петь? Ведь слова произносите Вы.

«Как же с тобой сложно иногда…»

– У меня нет ответа на твой вопрос, — виновато развела руками она. — Это каждый решает для себя сам. Придет время, и ты сам найдешь ответ. Хочешь, я спою ещё что-нибудь, а ты послушаешь? Вдруг это поможет?

По лицу Улькиорры нельзя было сказать, что он хоть на миг заинтересован в каком-то там пении, однако, несмотря на это, он лишь пожал плечами, подошел чуть ближе к Йоко и тоже сел, правда, не по-турецки, а на колени, как это принято в Японии. Накамура сама не знала, что сподвигло ее предложить ему что-то подобное, но, как бы то ни было, против не была. Песня тоже подобралась сама по себе, и вновь девушка понятия не имела, где она могла ее выучить.

Ветер похож на ту душу, что ввысь

Сквозь облака быстро летит.

Слышу слова, в них звучит тот призыв,

Что дни грядущие настиг.

Сердце мое лунный свет вновь потряс,

Напомнил он свет дальних звезд,