Страница 9 из 26
В соседней палатке есть телик, двд и, ясное дело, 220 В. В нашей – пишу при свече. Печка дровяная, типа буржуйки. Таких палаток здесь штук 30 в долине, а будет за сотню. Артиллерия, «разведосы» (разведчиков здесь не любят, рассказывают, как те грабят стаями и шарахаются ото всех по одиночке), сапёрки, управленцы, кухня.
Здесь странная природа. Я всегда думал, что юг – это другой мир. А тут… Если горы в тумане, то долина выглядит как южный Урал или Подмосковье. Пока не поймёшь, что дерево – бук, дуб, граб, груша, яблоня дикая. Пока не увидишь кусты с огромными цветами. Выводок маленьких блестящих мышей (полевок?). Большую ящерицу. Ярких-ярких лягушек.
Ещё я не думал, что ночью бывает так темно. И столько звёзд. Бедный, бедный ПЗВ!
Но армия. Выехали со Спутника. Через сто метров умерла одна из четырёх машин в колонне (ага, моя, один из шести моих «шишариков» – ШЕстьдесят Шестых ГАЗов). Починить не удалось – поехали без неё. Тут же сдохла ещё одна, но её починили. Ехать стрёмно: мой рядовой водила – первый раз за рулём, а до того водил трактор. Но доехали.
Андрей отправился за четвёртой машиной назад в полк… и через двести метров его машина встала. Починили. Уехал. Рядовые под руководством Кешисяна ставят палатку, я бездельничаю, потому что руководить не могу, а подчиняться не должен. Гонец «Тщ лейтенант, сказали, чтобы Вы подошли». – «Кто сказал?» – «Кешисян». – «Них себе! Пусть приходит сам». Приходит, гонит от машины всех рядовых. Начинается бычка с выяснением старшинства и боданием лбами. Потом бедолага ткнул меня кулаком в грудь и немедленно получил в рыло. Обменялись ударами, покатились. Прижал его голову к себе замком рук и стал давить основанием большого пальца на кадык. Через десять секунд Кеша захрипел: «Отпусти, поговорим». Ещё через три секунды слабо захлопал по плечу. У меня, дурака, щёлкнуло, и я отпустил. Опять пошла бычка, он сорвал с моего погона звезду, стал угрожать. «Кавказ не Россия, ты тут кто, а меня весь полк знает. Тебе пи. дец, а офицеры за тебя не впрягутся, я здесь нех. евое уважение имею. Один типа тебя уже ушёл, я ему помог». Тут вернулся комбат. Разошлись поровну, даже в его пользу: у него в остатке только рассечение на голове (приложил его о бампер), у меня потянут голеностоп, ссадина на виске и порван новый китель.
Кеша оказался прав: Андрей вмешиваться в конфликт не стал. Объяснил, что Кеша очень ценный сержант и отличный руководитель. Хорошо, говорит, что ты сам проблему решил, тут так принято. Забавно: в 48-й ортб старшие офицеры учили, что «чуть что – обращайся к нам, ссылайся на нас, один не выживешь. Не бойся стучать – чем больше солдат тебя считает пидорасом, тем более ты молодец. Бойся быть для них «своим парнем», тогда ты им не командир». А здесь, оказывается, каждый за себя.
Вечером Андрей и Аслан пили. Любопытно, что Андрей в культуре пития – ведомый у Аслана. Смотрит и делает, как Аслан. Потом подвалили ещё офицеры с 3-й миномётки, я свалил на верхнюю койку. Отзывались презрительно: вот, Кеша один за всех разъё. ывался, а _этот_ сидел и ничего не делал. Андрей защищал: он тут третий день. Дальше пошли темы за ответственность материальную и уголовную. Это было жутко. Сколько народу село, сколько влетело на деньги. Я так понял, по факту получения каким-то рядовым инвалидности попал взводник Андрея. Тот получил два года условно всего за 60 000.
«Утро вставало неброским». Гудящая от микросотрясов и темпалгина голова, помойка во рту после казённых «рационов питания для мелких команд» и больше полутора суток без воды – и ни капли воды в лагере. И в голове мелодия из рекламы Дирола-арбуз-или-дыня-только-коктейль. (Да-да, я теперь разбираюсь в телерекламе). Дохромал до деревни и влил в себя литр ледяной минералки «Бухардон».
Кстати, деревня. Кладбище рядом. Здесь это очень важное место. Такие памятники в России ставят бандитам и бизнесменам. Например, камень с цветной ростовой фотографией (наверно, полимер, но всё же). Или пирамида высотой в два метра из плоских камней. Здесь нет крестов и простеньких табличек. В этой, в общем-то, нищей местности.
Вечером приехал Денис с арбузом, а потом уехал Андрей. «И сперва дисциплина упала, а потом перестала совсем».
В палатке всё слышно, хотя и не всё видно. Кешисян всё обещал мне «устроить». Как и после драки, от этого становилось спокойнее: когда тебя пытаются бить, вопросов «бить или не бить» не возникает.
Утром Денис тоже уехал, и начался театр одного актера. Сперва случился развод, на котором рулить ротой пришлось мне. Поясняю: развод – это ритуал, который в целом един, но по факту в каждой части на каждый вариант условий проведения есть свои традиции, кто где стоит и кто что командует. Плохо, когда традиций не знаешь ты один. Шиканье и смех рядовых: «Тщ лейтенант, руку приставьте!»
Кстати. На Кавказе офицеры не ходят строевым шагом даже при выходе из строя. И не носят (а её и не выдают) парадку и повседневку, только полевую форму.
Цирк кончился. Дальше было ещё несколько смешных моментов, когда от меня хотели вещей, которых я не знал. БЧС, к примеру. БЧС – это боевой численный состав, с указанием, кто где. При этом вся рота в глухом неподчинении: Кешисяна боятся больше, чем меня. И ясно, что если отмудохать Кешисяна и Моисеева перед строем, то все подчинятся.
Но вот не факт, что деды не налезут на меня втроём. А с двоими-троими мне не справиться. Да и ответственность – свидетели же… Берёшь писаря за сонную артерию, ведёшь, сажаешь – начинает писать, но играет в то, что ничего не слышит и писать не умеет.
Приходит Кеша: «Тщ лейтенант, он устал, он ночь не спал. БЧС у нас всегда пишет офицер. Иди, Крот, ложись спать». И видно, как салагу рвёт на части: он и подчиняться боится, и неподчиняться боится. И бить надо Кешу… но турма боюс.
Спи. дили ремень. Пока я три минуты был в десяти метрах. Наверняка свои же. Хотя воруют все у всех. Палатки стоят борт к борту с расстоянием около метра. Когда полог поднят, видно, как в вещмешках в соседней палатке роются нехозяева. Забитый салага в рваной майке. «Положи вещи обратно. И из-под майки тоже». Кладёт. «Фамилия?» – «…» – «Фамилию, сука! Или я сейчас крикну в палатку, что поймал крысу. Тебя убьют». – «Гайзидинов». – «На мешке прочитал? Молодец, быстро соображаешь. Ну пошли в палатку тебя предъявлять». – «Аннушкин!!!» – «Хорошо. Если что-то пропадает – я знаю, кто виноват». Опрометью скрывается. Через минуту (!!!) другой салага к тому же мешку. Вытаскивают пайковые продукты. Строго заданные. Заданные кем? Дедами, ясное дело. Или офицерами. Бороться бессмысленно. Офицеры относятся с пониманием, главное, чтобы тащили не у них и желательно не у их роты. А «не их рота» – это уже лишнее. А кто-то у кого-то – совсем пофигу.
Наблюдал дедовские забавы. Не то чтобы одобрил, но в чём-то согласен. Деды гоняли «духов». За то, что духи гоняли «слонят». Отжимания под счёт (раз-два-раз-два-раз-полтора-раз-два с половиной-раз…). Приседания в тройках в обнимку. «Стульчик» – в положении сидящего на стуле, упершись спиной в столб, стоять дохрена времени. Все упражнения – до потери пульса. После потери пульса – локтем в фанеру, ладонью в лоб. На звуки ударов выходил из «офицерской»: «Отставить пи. дить личный состав». При мне не пи. дили. Моисей боялся, Кешисян (он «главнее» Моисея) пи. дил, но без перегибов.
«Похороны». Это когда после уборки территории деды нашли пачку из-под сигарет. Её погружают на натянутую плащ-палатку и торжественно несут в поле. Там вся рота копает полноформатную могилу. Ставят крест, возлагают цветы.
Забавный воспитательный инструмент. Кто не торжественно, плохо копает или забыл цветы – тем люлей.
Не приехал бы Андрей – была бы мне «тёмная». Кеша это довольно громко обещал. Андрей приехал. Всё резко стало по стойке «смирно». За потерю моего ремня дневальные и дежурные крепко попали. В общем, вся рота попала.
«А ты об этом не жалей, не жалей, что тебе отсрочка: на верёвочке твоей нет ни узелочка». Расправа мне будет рано или поздно, но эта игра вдруг стала мне интересна. Как победить эту толпу, подчинить её себе. Это реально. Как вызов: а ты, мол, попробуй не сбежать?