Страница 25 из 26
– Тогда покупай.
– Денег нет, товарищ полковник. (И это неправда, денег много, но 500 рублей тратить на шапку, которую мне ДОЛЖНЫ выдать, не буду). Четвёртый месяц за штатом.
– Почему?
– Дела-должность не принял.
– Почему?
– Так сначала месяц Турского, потом на каждую подпись, считай, две недели, потом расследование…
– А какое тебе дело до расследования? Это тебя касаться не должно, ты акты сдал – и готово.
– Так командир полка…
– Этим должен заниматься командир батальона… …Короче, поставил он задачу командиру третьего бата, который сейчас за командира полка, чтобы тот мои акты подписал. Ну, на эту задачу тот, разумеется, забил.
Приём дел и должности – это отдельная история. Как закончится – напишу.
Здесь утром: «Здравия желаем, товарищ полковник». При этом Гапонько – подполковник. Подполковников называют полковниками – и произнести проще, и им приятнее. Кроме того ритм:/–/-/-/-. Попробуйте туда вставить «под…»
Со старшими лейтенантами сложнее. Когда обращается солдат, получается что-то вроде «товарищ старшинан», а от подполковника уже называют «лейтенантами».
Саня дома бегает по интернету. Не он один. У него уже аська, опера… В ужасе думаю, что надо срочно цензурировать журнал. Пока журнал не найдёт. Сегодня вернулся из отпуска Челебий. Скажем так, я не рад.
Зашёл сегодня в местный военный магазин «Комбат». Типа нашего «Сплава». Сплав тут тоже есть, но никудышный. А здесь… такого изобилия видов форм и знаков отличия я ещё не видел. И по тканям, и по моделям, и по типам. Истёк слюнями. Хочу красиво выглядеть.
Дети за спиной в контру режутся. Кафкассс… «Вася, засядь в туалете по-братски, а?»
А скалодром так и не ищется.: (
11.11.2006. Постельный режим
Стоял ответственным. С четверга на пятницу. И всё было очень даже неплохо. Даже совсем неплохо. Да-ссс. Покачался, под штангой полежал, подтянулся, утомился. Чайку попил в канцелярии.
В 1:04, укладываясь спать, увидел отсвет на потолке. Значит, кто-то в расположении, в темноте, собирался курить. Пошёл в угол, где располагаются отдельные взводы. Да-ссс. А там просто-таки пипец. Восемь черпаков, переходящих в деды, занимаются распитием. Курят, выпивают и закусывают. Бутылку водки спрятали, но поздновато – успел заметить, куда. Забрал, вылил оставшиеся полбутылки в сортир. Сказал, что десять минут на то, чтобы лечь спать. Они, как обычно, ныть: мы тут нормально посидим, никто ничего не узнает, просто 20 лет, раз в жизни бывает. Я тоже, говорю, нормальный, и всё понимаю, поэтому десять минут на то, чтобы отбиться.
Подхожу в 1:28. Сидят. И опять бутылку под кровать прячут. Забираю. Они опять ныть: ну оставьте, ну мы допьём и ляжем, вы солдатскую лямку не тянули, поэтому не знаете, как нам надо иногда отдохнуть. Моисеенко подошёл к проблеме иначе: ты, лейтенант, нам тут отдыхать мешаешь, мы тут уже дембеля, а ты дух, что ты в армии вообще видел? На «Вы», говорю, Моисей. Не хочет. Ну ладно, вставай, говорю, пойдём в коридор. Без звёздочек разберёмся.
Бутылку выливаю в очко, бушлат и китель снимаю. Бойцы образуют круг. Те, кто пили. Остальные спят. Моисеенко: «Ну что, попрыгать хочешь? Давай попрыгаем». Надо сказать, Моисей меня на полголовы повыше, мышцы не прослеживаются. Местный. Был при Кеше палачом. Порядок не поддерживает, пользы не приносит. Только проё. ывается и лупит слонов за дело и без дела.
Запрыгали. Два пристрелочных удара удачных, дальше он вбегает в клинч, месимся, он меня сшибает с ног, возимся на полу. Дальше новая для меня фишка: он вскакивает и начинает меня лупить ногами в голову. А ещё при входе в расположение перекладина, две штанги и четыре проволочные растяжки очень мешают. Встаю, опять обмен ударами в ничью пользу. Опять в клинч, коленями по согнутому (а я в силу роста чаще оказываюсь ниже), валит, ногами в голову. Разводят. Казаков: «Ну что, хватит уже…» Не хватит. Продолжаем. Два удачных удара, слабых, на дистанции, опять клинч и всё по новой. Стягивает футболку на голову, быстро сбрасываю. Валит, лупит ногами, отбрыкиваюсь, лёжа на спине. Публика веселится. Они-то веселятся, а он реально не попадает. Встаю, клинч, валит, хватает табуретку (а табуретки тут металлические, тяжёлые), замахивается по широкой дуге. Кто-то сзади табуретку у него отнимает. Он и сам готов отдать, хотел бы кинуть или ударить – ударил бы, но знает, что за серьёзную травму мы его посадим. Хватает тумбочку, швыряет, отскакиваю, тумбочки здесь хреновые, – разлетается. Опять клинч, опять пятками по морде, и хорошо, что без обуви – он-то босой в трусах, я в берцах и брюках. Зубы крошатся, сознание почти не уходит, что приятно. Встаю. Клинч. Ногами по морде, с остервенением. Много проходит. Разводят. Финиш.
Ещё десять минут на адреналине хожу из стороны в сторону, переругиваюсь с бойцами. Они всё пристают: «А что вы скажете? А нам не попадёт?» Адреналин уходит, иду в туалет блевать. Не блюется. Слышу за спиной разговоры: «Да фигня, Моисей, два года дисбата – это ерунда… Да ничего не будет… А может, его добить и за забор?..» Шутят они так, простые ребята, сбежавшие в армию от тюрьмы. Выхожу из сортира и падаю на ящики с матбазой. Вернее, сначала сажусь, а потом уже заваливаюсь на бушлат. Начинается новый бой за сохранение сознания. После пяти или десяти минут борьбы сознание сдаётся и соглашается остаться. А бойцы ноют и ноют: «Ну а что вы скажете, кто вас побил? Нет, ну что вы скажете?» Отбрехиваюсь. Не сдам, не сдам. «Нет, ну что вы скажете?» Звоню Даниле: «Приходи в расположение, уведи меня отсюда. Сознание теряю». Лежу, дышу. Встать попробовал – не получается. Потом чувствую – пошло. Встал кое-как, и с надутыми щеками в сортир. Проблевался, стало полегче. Тут и Данила с Саней приходят в спортивных костюмах. «Что случилось?» – «За чаем пошёл, на местных нарвался». – «Где?» – «Около Томилы (магазин такой)». – «Сколько?» – «Трое, местные». Одеваюсь, иду домой, сам, без опоры даже. Вроде совсем нормально. По дороге объясняю, как дело было, убеждаю, что вмешиваться не надо, бой мой.
Укладываюсь дома. Две – анальгина. Чай. Время около трёх. Выключаюсь до утра, то есть часа на четыре. Просыпаюсь, смотрю на мобилу: 7:34. Живот болит. Голова цельнолитая.
Андрей умывается, на службу идти. Выхожу на кухню. Андрей выходит: всё нормально? Он спал, когда я пришёл накануне. Вообще-то, говорю, не очень. Приглядывается. Закуривает. Вообще-то он по утрам старается не курить.
«Что?» – «Да ничего. С рядовым дрался». – «Что?» – «На “ты” обращался». – «Наш?» – «Да». – «Моисей?» – «Да.
Не вмешивайся, это моя проблема. Я сам ему сказал, что разбираемся без звёздочек». – «П. зда ему». – «Не надо. Мой бой». – «…»
Ложусь. Заснуть не могу. Боль в животе не утихает. Каждые полчаса блюю. Если пил, то что пил, то выходит. Иначе – желчь густая, со сгустками крови. Последнее напрягает. К трем часам коллективно решаем везти меня в больницу на Васо. Васо приезжает. Блюю на дорожку. Едем в поликлинику. Там ощупывают живот, вроде, порядок. Везут на «скорой» в больницу. В больнице смотрят: «Военный? А что к нам припёрся? Не хочешь травму в часть привозить?» Не хочу, нам сейчас нельзя, у нас проверка. «Не будем мы его смотреть, везите его в военный госпиталь».
А в госпиталь-то нельзя. Травма пойдет в часть, по части пойдёт расследование, а там мутное дело, много плохого может всплыть. Но еду. Вообще, нехорошо. Блевать хочется неудержимо. Но удержимо. В госпитале сразу просят военник. Военника нет. «А что вы его к нам привезли?» – «Да вы только скажите, что делать, и я уеду». – «С какой части?» – «Только не надо в часть сообщать о травме». – «Почему ещё?» – «Понимаете, у нас проверка… Мы и так стараемся, как лучше, а травма – это ЧП, а ЧП – это проверка провалена». Плету, конечно, а что делать? Звонит дежурному по полку. Я объясняю, как дежурному проверить, есть ли Меллер А. А. в части. Объясняю, где есть список офицеров части. Уговорил не сообщать. Правда, при этом и делать они со мной ничего не собираются. Но согласились сделать рентген. Пощупали живот. Порядок. Написал отказ от госпитализации. Рентген показал, что ЧМТ нет, но сотряс хороший (интересно, как они это по рентгену определили).